Женщина, которая во время ночных дежурств называла себя Галиной, брела по заснеженному скверу, краем глаза следя за овчаркой, которая с восторгом проваливалась в сугробы вдоль решетки. За решеткой лился поток машин, время от времени образовывая пробки.
Иногда овчарка становилась передними лапами на верх решетки и с любопытством разглядывала людей, сидевших в машинах. Те ей улыбались — собака была еще молода и очень забавна. Ее наивные и любопытные глаза редко кого оставляли равнодушными..
Обычно женщина отзывала Дерри, но сегодня ей было не до нее. Эта безумная ночь, которая оставила такой тяжелый осадок… И 'то утреннее возвращение домой, недовольный голос мужа, который спрашивал, отчего ему не выстирали рыжую майку, сколько можно просить? Галина, вопреки всем усвоенным методикам, которые учили жен ладить с мужьями, чуть не рявкнула:
«Тебе надо — ты и стирай!» Но каким-то чудом сдержалась. А дочь? Ольга проплелась мимо нее в халате, едва обратив внимание на мать, буркнула что-то и заперлась в ванной комнате. Оттуда послышался шум воды — она принимала душ.
'А я и рук вымыть не успела. И что делать? Оба по-своему правы. Мужчина имеет право на чистое белье.
Девочка — на материнское внимание. Но ведь и я тоже имею право на что-то? В конце концов, на их любовь! И с собакой все отказались погулять. А время-то было!
Нет, опять пошла я'.
— Дерри! — крикнула она, заметив, что овчарка уж очень активно общается с какой-то крохотной шавкой, подскочившей неведомо откуда. Игры у нее были грубые, солдафонские: хрясь лапой, цоп зубами — вот весело-то! Бедная собачка жалась к земле и уже не знала, как выпутаться из постигшей ее беды.
— Дерри, фу!
Собака неохотно подошла к Юлии — таково было настоящее имя «Галины» и была взята на поводок. После этого настроение у нее резко упало и она начала рваться во все стороны, чуть не вывихивая хозяйке руки. Домой та вернулась вымотанная и мрачная. Муж уже уехал на работу, хотя, по ее расчетам, ему было некуда торопиться. Он приезжал в свой офис к двенадцати. А теперь — половина десятого!
Дочь была дома. Она сидела на кухне, смотрела телевизор, какое-то бодрое утреннее шоу, и пила кофе.
Юлия протерла собаку полотенцем, отцепила поводок и наконец-то умылась. Когда она вернулась в кухню, дочь сидела в той же расслабленной позе. Мать расположилась рядом с ней на кухонном диванчике и вытянула уставшие ноги. Дочь упорно смотрела на экран, где, в сущности, ничего интересного не происходило.
— Ты не опоздаешь в школу? — спросила Юлия, раздумывая: закурить не закурить? Курила она редко, в основном в минуты сильной усталости. А это была как раз такая минута. Но… Какой пример для дочери?
— Нет, — отрезала та.
— Тебе нужно было выйти полчаса назад.
— Я сама знаю, когда надо выйти.
— Боже мой, — Юлия растерла внезапно занывший висок и все-таки достала из кармана халата пачку сигарет. Открыв ее, она обнаружила, что сигарет значительно поубавилось со вчерашнего вечера. — Ты курила?
— Почему сразу я! — яростно ответила Оля, и мать с ужасом увидела в ее глазах неприкрытую ненависть. — Сразу я, все я, всегда я!
— Успокойся!
— Успокаивай своих ночных психов, а меня оставь в покое!
— Немедленно прекрати! — рявкнула на нее мать.
Наступила тишина. Крики пока еще действовали. Но чем чаще они звучали в доме, тем меньше в нем оставалось тепла и взаимопонимания. Разве стала бы она, разве посмела бы кричать на клиента, который звонит ей среди ночи? А на дочь — можно. Она никому не пожалуется.
— Прости, — немедленно извинилась Юлия, беря дочь за тонкое запястье и ласково пожимая его. — Я страшно устала. Понимаешь? А насчет сигарет… Ты не воспринимай, как нотацию, но я вот, например, очень жалею, что когда-то начала курить. Начать было легко, а бросить оказалось трудно. Сейчас я выкуриваю одну-две в день. Раньше уходила пачка. И все равно бросить не смогла.
— Зачем ты мне это говоришь? — наконец взглянула на нее дочь. Однако голос звучал уже мягче и руки она не отнимала.
— Я люблю тебя, — сказала Юлия. — Я хочу, чтобы ты была счастлива и не тратила свою жизнь на то, чтобы избавиться от привычек, которые тебе мешают.
Я не буду тебя пытать — куришь не куришь. В конце концов, ты почти взрослая. Сделай выбор сама.
— Я не курила, — вдруг ответила дочь. — Это отец.
— А почему… Мои? — Юлия сразу поверила и удивилась. Муж предпочитал более крепкий сорт, а ментола вообще не выносил. Чтобы он притронулся к ее заветной пачке!
— Ему кто-то звонил среди ночи, часа в три-четыре. Я не помню точно, потому что была сонная. — Девочка все больше волновалась, и теперь мать ясно видела — ту что-то мучает. — А потом сидел на кухне и курил-курил… Всю квартиру прокурил, и так — до рассвета. Наверное, и твои взял. Не знаю. Я не брала!
— Да, милая, да, — Юлия растерянно поглаживала ее руку. — Я тебе верю. Не прикасайся к этой дряни.
— Мама…
Слово было произнесено так серьезно и с такой недетской интонацией, что женщина оторопела. В этот миг она, как никогда раньше, жалела о своих ночных дежурствах, из-за которых почти не видела семью. «А вдруг что-то случилось, о чем я не знаю! Разве я по ночам не слышу по сто раз одно и то же — девочку посадили на наркотики, муж уходит на сторону, а детей избивает, а то еще и хуже… Как она это сказала!»
— У него есть женщина, — с тем же серьезным, доверительным выражением произнесла Оля.
— Что ты говоришь? — Мать в испуге выпустила хрупкую, полудетскую руку. — У отца?!
'А ведь я знала, чувствовала! Все-таки была права! Он совершенно перестал обращать на меня внимание! И еще хуже — стал сторониться, как будто я прокаженная! Может, я и сама виновата — не могу сказать, что до сих пор его люблю, как прежде, но…
Ведь есть Оля!'
— Послушай, — она с трудом подбирала слова под тяжелым, пристальным взглядом четырнадцатилетней дочери. — Тебе не должно быть до этого дела.
— В самом деле? — В голосе подростка мгновенно прозвучала издевательская нотка. — Почему же?
— Иногда, — еще с большим усилием выговорила Юлия, в этот миг ощущая себя уже и «Галиной», — иногда мужчинам это нужно.
Наступила мертвая тишина, потому что Оля резко выключила телевизор. Она поднялась из-за стола и смотрела на мать таким взглядом, что та всерьез перепугалась.
— Нужно? — повторила девочка. — И ты это так спокойно говоришь?
— Это правда. Это жизнь, Оля. Пусть у тебя будет иначе, а вот у меня — так. Но отец — это отец.
— Хватит пустых слов! — крикнула девочка и вдруг скинула на пол все, что было на столе: сухарницу с печеньем, две чашки из-под кофе, сахарницу, пепельницу…
Юлия вскочила:
— Прекрати истерику! И собирайся в школу!
— Не пойду туда!
— Пойдешь!
— Никогда больше, — зарыдала девочка, боком повалившись на диванчик и зажимая лицо ладонями. Юлия стояла над нею в полной растерянности. «Галина» нашлась бы. Она бы знала, что сказать. Но что сказать собственному ребенку, который так явно мучается, страдает, зовет на помощь, а.., взаимопонимания так и нет.
— Никогда больше в школу я не пойду! — глухо твердила дочь.
