Маша слабо улыбнулась:
— Я одно могу тебе сказать, мам. Меня обвинять не в чем. Я просто свидетель. А по телефону давать показания как-то нелепо.
— Отдохнула! Вот тебе и отгул! — Мать завела глаза к потолку и вдруг нахмурилась. В углу, у окна, она заметила паутинку. Это был непорядок — муж давно приучил ее следить за мелочами, вроде этой. Иначе — серьезный разговор о том, какая она плохая хозяйка, жена и мать. Серьезный настолько, что иногда кончалось парой синяков на запястье — это когда у супруга были особенно веские обвинения. «Зато он по бабам не бегает и ни капли в рот не берет, — говорила женщина подругам. — А это… Чепуха. Он просто любит порядок, а рука у него тяжелая. С ним спокойно!» И ей многие завидовали.
Она вооружилась метелкой и тщательно сняла паутину. Маша воспользовалась паузой и спряталась в ванной.
* * *
Девушка впервые сталкивалась с «законом и порядком», если не считать того «закона и порядка», который установил в доме ее отец. Она ожидала чего-то худшего и потому была приятно удивлена. Голубкин вовсе не выглядел агрессивным и жестоким. Это был широколицый блондин лет сорока с небольшим, одетый не в форму, а в клетчатую фланелевую рубаху и джинсы… Чуть полноват, черты непримечательные, голос спокойный.
Когда Маша увидела его, то сразу перестала бояться.
Кабинет, куда она вошла, ей тоже понравился. Ламинированная мебель, компьютер, на окнах — жалюзи, в углу — столик с кофеваркой и чашками. Была даже микроволновая печь. Обстановка казенная и вместе с тем вполне уютная. Когда девушка вошла, следователь говорил по телефону, и, увидев Машу, приветливо замахал ей рукой, указав на стул. Она присела и с любопытством огляделась. Прислушалась к разговору, но решила, что он не имеет к ней никакого отношения — речь шла о каком-то мобильном телефоне и бутылке коньяка. Мобильный телефон у нее был, но вот уже почти две недели был отключен за неуплату. А вкуса коньяка она даже не знала.
Поговорив и сказав напоследок: «Молодцы!», Голубкин положил трубку и повернулся к посетительнице:
— Вот это я понимаю — сознательность! Сами захотели прийти!
— А мне бояться нечего! — смело ответила Маша, сжимая дешевую сумочку, которую баюкала на коленях. — Что случилось?
— А вы как думаете?
Вопрос ей не понравился. Получалось, следователь полагал, будто она что-то знает?
— Ничего я не думаю, — с тем же, слегка наигранным апломбом парировала Маша. — Вы спросили про Диму. Дело касается его?
— В какой-то мере, — Голубкин посерьезнел и грузно уселся в свое кресло. — Хотите курить?
Он придвинул ей пепельницу. Маша достала сигареты. Теперь ей было очень не по себе. Дима… Что с ним?
А этот тянет время… Она закурила, но тут же раздавила сигарету в пепельнице.
— Скажите сразу — что с ним?
— Ничего! — порадовал ее следователь. — Жив и здоров.
— Тогда вообще, в чем дело?
— Вы знакомы с Татьяной Кривенко?
Маша помолодела:
— С ней что-нибудь… Случилось?
— Да и она в полном порядке. Я спрашиваю — вы с ней знакомы?
— Господи… — еле слышно пробормотала Маша. — А я думала… Нет, я ее впервые видела.
И про себя добавила: «Надеюсь больше не увидеть!»
— А как же вы оказались у нее в квартире?
— Она пожаловалась, да? — У Маши очень заметно задрожали руки, и она еще крепче вцепилась в сумочку, так что лакированная поддельная кожа резко заскрипела. — Но только на меня жаловаться нечего.
— Она на вас и не жаловалась.
— Тогда что, что?! — У нее сорвался голос, и Голубкин, внимательно посмотрев на девушку, встал из-за стола и принес ей стакан воды. Вода была теплой, из чайника, и Маша выпила ее с отвращением. У нее слегка кружилась голова. «Переоценила свои силы! Пришла такая смелая, а после двух вопросов скисла…»
— Вы не волнуйтесь, — мягко сказал Голубкин. — Никто на вас не жаловался. У вас были ключи от квартиры Татьяны Кривенко?
Маша молча кивнула и вытерла рукой мокрые губы.
— Кто вам их дал?
— Он…
— Красильников? Дмитрий Александрович?
— Да… — Она наконец отдышалась. — Только я не знала, что эта квартира… Словом… Он говорил, что снял квартиру, чтобы видеться со мной. А что она принадлежит его…
Девушка судорожно сглотнула и все-таки выдавила:
— Любовнице…
— Да вы не волнуйтесь, — искренне утешал ее следователь и даже слегка потрепал по плечу. — Значит, он говорил, что снял квартиру, чтобы видеться с вами, и дал ключи?
— Верно, — она изо всех сил старалась справиться с истерикой и кусала губы так, что съела всю помаду. Тот вечер виделся ей так явно, будто она снова оказалась там… Тогда… Эта полутемная комната, негромкая музыка, букет роз на столе, вино, даже не распечатанное… И те двое в постели, их лица, разом повернувшиеся к ней… «Что-то я тогда сказала.;; Глупость какую-то..'. Было такое ощущение, будто нарвалась на колючую проволоку. А потом она заговорила и все мне выложила. А он все молчал, И отвернулся к стене».
— Как давно он дал вам ключи?
— Полгода назад.
— Расскажите, пожалуйста, как вы встречались. — И, встретив ее гневный взгляд, Голубкин сразу поправился:
— Я не имею в виду интимных подробностей!
Боже упаси — они мне не нужны. Меня интересует вот что: кто назначал встречу, кто приходил первым, как вы пользовались ключами?
— Ключами? — растерялась девушка.
— Ну да. Вы сами отпирали тамбурную дверь? Или сперва звонили, а потом уже Красильников выходил и открывал? Вы помните это?
— Что случилось? — Ей удалось взять себя в руки, и теперь она ясно осознавала — случилось что-то настолько нехорошее, что ей пока даже говорить об этом не хотят. «Заманивает, крутит вокруг да около! Хочет, чтобы я наболтала! А если я Диме поврежу?» Маша подумала так и удивилась — это вышло как будто по привычке, будто и не было того мерзкого вечера, метели, которая обжигала ее заплаканное лицо, когда она бежала к метро, спасаясь… От чего? От своей наивности, наверное. Ну как она могла не заметить, что в квартире живут, причем живет женщина? И что пыль-то была не всегда, а кто прибирался? Ведь не Дима! И вообще — ничего. Для нее тогда существовал только он. 'Да, правильно мама говорит? «Кого Бог захочет на казать — ума лишает!»
— Сперва ответьте на мои вопросы, — Голубкин внезапно заговорил серьезно и жестко. — И будьте уверены — вам ничего не грозит.
— Я сперва хочу знать…
— Ответьте — и узнаете. Кстати, Красильников вам не звонил?
Та мотнула головой. Это была еще одна больная точка. Она-то ждала… Всю ночь с четверга на пятницу, и весь вчерашний день, и половину этой ночи, пока не доплакалась до такого изнеможения, что не могла открыть глаз. И только тогда уснула. «Не звонит — значит, остался с ней, а я ему не нужна!»
