что такой сильный Прорыв закончится так легко и просто. Нет, последнего своего Реставратора жаннавары без отчаянной борьбы не отдадут.
– У кого есть предложения по локализации Чернова? – Взгляд умных круглых глаз обежал сидевших за столом. – Ну, что притихли?
– Контроль за эфиром и телефонными переговорами ведется круглосуточно. Местные органы власти объявили Чернова вне закона, – доложил Руслан. Он говорил это не столько для Золотого, тот и так все знал, сколько для прибывших, многие из которых были не в курсе всех событий. – Взяты под контроль все гостиницы, общежития и ночлежки. Также находятся под круглосуточным наблюдением телефоны его друзей и знакомых.
– А сами знакомые контролируются? Почему бы их не привезти на… эту вашу «шаталовку» и не обработать там? Тогда бы они вам все рассказали. Да еще и добровольными помощниками стали бы.
– Бин, всего двое суток, как стало известно о Прорыве.
– Да-да, все так, времени у вас было мало… Но все равно не нужно упускать и эту возможность. – Золотой помолчал, пристально вглядываясь в лица своих подчиненных, более того, своих рабов, ведь они были полностью в его власти, и только от него, Бина зависело, кому жить, а кому нет, кому стать Чистильщиком, а кому до конца оставаться Глиняным. – Ну так будут предложения, как нам найти Реставратора, или я их от вас так и не услышу?
В зале наступила гробовая тишина. Каждый мечтал отличиться, но печальный опыт неудачной экспедиции Чистильщиков обескураживал, и никому не хотелось проявлять инициативу. Уж лучше быть простым исполнителем, тогда в случае чего спросу меньше. Не он же предложил плохой план. А то, что все может завершиться новым поражением, было вполне вероятно – оторванная голова стояла у всех перед глазами.
– А может, все не так страшно? – запальчиво проговорил Мартын. – Может, просто так обстоятельства сложились, что наши погибли, а на самом деле Прорыв пустяковый? Ведь мы уже почти закончили работу, скоро нам никакие жаннавары не помешают!
– Ерунду говоришь, – резко бросил Бин, глядя на Ставропольского. – Кольцо еще не готово, энергии и на один залп не наберется… Нет, нам воевать еще рано. Да и не с кем. Если бы поблизости появился флот противника, нас бы предупредили. А отдельные корабли… Нет, это совсем не то, чему сейчас нужно уделять внимание Давайте по теме. У кого есть что сказать?
– Если позволишь, я попробую. – Руслан, и как Чистильщик, и как руководитель принимающей стороны, решил принять ответственность на себя. – Есть у меня одна идея, не знаю, как она тебе покажется…
– Ну, давай-давай, излагай, – ободряющим тоном сказал Золотой. – Хоть у одного из вас смелости хватило мозгами пошевелить.
Олег, закончив свой рассказ, ожидал, что сейчас начнутся подковырки и ехидные замечания, но, к его удивлению, все молчали, и никто не спешил выразить свое мнение об услышанном. Чтобы его высказывать, нужно его по крайней мере иметь. А то, о чем рассказал Реставратор, было настолько ошеломительно, что ни Соколов, ни Баграмов, и уж тем более спутники Чернова просто еще не успели осмыслить. Чужие цивилизации, битва за господство во всей Вселенной, кытмиряне, жаннавары, киборги, големы, Глиняные, Бронзовые, Властелин, Бумажные, Костяные… Знакомые слова вдруг стали незнакомыми. С детства привычные определения неожиданно наполнились чужим, враждебным содержанием.
В души землян медленно вползал страх – нет, не тот страх, который человек испытывает при встрече со злой собакой или перед необычайно ответственным экзаменом. Это было сравнимо с тем суеверным ужасом, с которым пещерный человек прислушивался к раскатам грома, гулу землетрясения или реву вышедшего на охоту тираннозавра.
Молчание нарушила Илса:
– Олег, скажи, ты все это придумал? Скажи, ты над нами решил… пошутить? Правда? Ну, скажи, я права? Ведь этого… не может быть! Это же невозможно!
Чернов вздрогнул, поднял голову. И увидел глаза… Разные. Испуганные серо-голубые глаза Илсы, зеленые тревожно-внимательные ее мамы, Аллы Рихардовны, полные решимости, но с затаенной надеждой, что все не так плохо, как кажется, карие глаза Смоленского и Соколова, грустные черные Баграмова… А вот Светлана Семеновна глаза опустила, видимо, не хотела выдавать своих чувств. Как супруг решит, так и будет – говорила ее поза. Что ж, возможно, так ей легче…
– Олег, ну что ты молчишь? – Илса продолжала добиваться ответа, но голос ее звучал все более растерянно. – Скажи хотя бы что-нибудь!
– Не нужно было мне втягивать вас во все это, – сказал Олег, рассматривая свою ладонь, словно бог знает что на ней увидел. – Я, наверное, должен уехать. Рядом со мной вам слишком опасно.
– Если все обстоит так, как ты рассказал, то ты сейчас говоришь глупость, – произнесла Алла Рихардовна. – Не верить тебе оснований нет, сама была свидетелем таких вещей, что… Так что сомневаться в твоей правдивости значило бы сомневаться в самой себе. А раз информация верна, то независимо от того, рядом с нами ты или нет…
– Я бы даже сказал, что как раз рядом с тобой-то и безопаснее, – заметил Баграмов. – Так мы хоть как- то можем влиять на ситуацию, а без тебя, одни… Сидеть и ждать, что за тебя кто-то будет решать твою судьбу? Ну уж нет, лучше я повоюю!
Соколов не произнес ни слова, но то, как он слушал своего друга, ясно показывало, что он думает так же и выбирает для себя роль активного борца. Что касается Игоря, то он, пока говорил Баграмов, кивал головой в знак согласия и решил этим и ограничить свое участие в обсуждении Кто он такой, чтобы высказывать свое мнение в присутствии таких людей, как Соколов и Баграмов, о которых Алла Рихардовна уже успела ему рассказать? Тем более что собственного мнения у Игоря пока и не имелось.
– Скажи, Олег, – заговорил наконец Соколов, – этот Властелин… Зачем он тебе все это рассказал? Глава… жан… если позволишь, я предпочту твое определение «рейнджеры»… Так вот, этот глава рейнджеров просто сообщил тебе об опасности или что-то предложил? Совместные действия какие-то… или союз… или еще какую-то форму сотрудничества? Ведь не для того же он с тобой встречался, чтобы только напугать?
Реставратор посмотрел на Соколова и вновь сосредоточился на своей ладони. В комнате повисла напряженная тишина. Все неподвижно замерли, глядя на него, втайне надеясь, что, может быть, он скажет что-то утешительное.
