«Анастасий Дмитриевич! Я приехал в Трилесы и остановился в вашей квартире. Приезжайте и скажите Соловьеву, Щепиле и Сухинову, чтобы они тоже как можно скорее ехали в Трилесы.
Ваш
— Миша, пошли эту записку с кем-либо из здешних рядовых, — обратился он к Бестужеву-Рюмину.
Тот поднялся с лавки и стал застегивать шинель.
— Куда ты? — удивился Сергей.
— Записку твою отошлю, а сам поскачу в Радомысль к Повало-Швейковскому, а от него — по другим полкам.
— Останься до утра…
— Куда же, глядя на ночь, скакать, — пожал плечами Матвей. — Удивительная у вас стремительность в поступках.
Бестужев только укоризненно посмотрел на братьев.
Прислонившись затылком к стене, Сергей закрыл глаза.
Матвей хмуро следил за поспешными движениями Бестужева.
— Я скоро вернусь, — сказал тот, выходя.
— Пойди, Сережа, приляг, — ласково прикоснулся к плечу брата Матвей.
Сергей медленно поднял веки.
— Да, хорошо бы уснуть.
Он встал и потянулся. Потом прошел за перегородку. Рассмотрел в полумраке узкую кровать, прикрытую ковриком. От прикосновения к полотну наволочки мгновенный холодок пробежал по телу. Это было последнее ощущение яви. Затем пришел глубокий сон.
Полковник Гебель с жандармским офицером Лангом, войдя через час в эту избу, после того как вся она по их распоряжению была окружена квартировавшей в Трилесах ротой, несколько мгновений растерянно оглядывался.
— Ужели успели уйти? — сипло спросил Ланг. — Однако же шинели и фуражки здесь…
Гебель поднес палец к губам. В наступившей тишине слышалось ровное, глубокое дыхание спящих людей.
Гебель и Ланг шагнули на цыпочках за перегородку. Оба Муравьевы крепко спали; Сергей — вытянувшись на постели, Матвей — сидя у брата в ногах, с опущенной на спинку кровати головой. На табурете у изголовья тускло поблескивали дула пистолетов.
Гебель глазами указал на них Лангу. Тот бесшумно схватил их и рассовал по карманам.
Гебель громко кашлянул.
Матвей открыл глаза и сразу вскочил на ноги. От его резкого движения проснулся и Сергей.
— По высочайшему повелению вы арестованы, господа офицеры, — объявил Гебель.
Сергей закинул руки за голову и протяжно зевнул.
— Ну, и что же дальше, господин полковник? — спокойно спросил он.
— Утром вы вместе с братом будете отправлены при фельдъегере в Санкт-Петербург.
— Так до утра можно еще изрядно поспать, — улыбнулся Сергей, — с вашего разрешения, господин полковник? — Он повернулся лицом к стене и затих.
Гебель снова переглянулся с Лангом, и оба как-то неопределенно хмыкнули.
— Вам больше ничего не остается делать, как приказать подать чаю, — посоветовал Матвей
Всю ночь он не сомкнул глаз. Сергей же, спал или, делая вид, что спит, лежал в той же неподвижной позе, отвернувшись лицом к стене. Матвей подходил к столу, пил чай и беспрестанно набивал трубку крепким табаком.
Жандарм сначала следил за каждым его движением. Потом веки у него набрякли и перестали подниматься.
Гебель пробовал завязать разговор и с Лангом и с Матвеем, но Ланг отвечал все более и более невпопад, а Матвей сказал лишь одну фразу:
— Брат очень устал. Не будем мешать, ему спать.
И больше не проронил ни слова.
Гебель сердито прихлебывал чай, потом так же сердито тыкал вилкой в плохо зажаренную курицу. А часа через два сердито храпел, уронив седую голову на вытянутые по столу руки. Закинув голову к стене, храпел и Ланг.
Серо-голубой туманный свет пополз от окна и отогнал темноту в углы избы. Прокричал петух, ему ответил другой. По обледенелому срубу колодца звякнули ведра.
Матвей хотел подойти к Сергею, но в эту минуту явственно услышал скрип примерзших к снегу ворот, лошадиный топот и громкие голоса. Он приник к окну.
Два верховых офицера о чем-то говорили с караульными, оживленно жестикулируя.
Сгрудившиеся было солдаты расступились, и офицеры взбежали по шатким ступеням крыльца.
Через минуту в избе зазвучали взволнованные и гневные фразы:
— Сергей Иваныч где?
— Я сию минуту, — раздался голос из-за перегородки.
А вслед за ним начальнический окрик Гебеля:
— Поручик Кузьмин, объявляю вам строгий выговор за самовольную отлучку из роты. Поручик Сухинов, объявляю строгий выговор за неявку к новому вашему назначению.
— Ладно, ладно, — сквозь стиснутые зубы бросил Кузьмин. — После поговорим.
Дверь снова распахнулась.
— Здесь, голубчики, — быстро входя, заговорил Щепила. — Я тебе говорил, — обернулся он к следовавшему за ним Соловьеву.
— Убрать их следует немедля…
— Что это значит, господа офицеры? — задрожал от злости и страха Гебель.
Ланг тоже испуганно мигал глазами.
— Я требую повиновения. Немедленно отправляйтесь каждый по своим местам, — приказал Гебель.
— Помолчите, полковник, — холодно проговорил Сергей Муравьев.
И поманил к себе офицеров.
Несколько минут они шепотом о чем-то совещались. Затем Щепила и Соловьев выбежали к солдатам. Сергей, прильнув к стеклу, видел, как оживились и заулыбались лица солдат в ответ на слова офицеров.
— Ланг, распорядитесь, чтобы закладывали лошадей, — приказал Гебель.
Ланг вышел и столкнулся в сенях с Щепилой.
— А, подлая тварь! Подслушиваешь нашу беседу с людьми…
Щепила схватил солдатское ружье, стоящее в углу сеней.
— Не жаль тебе пули на эдакую дрянь, — отвел его руку подошедший Соловьев.
Ланг бросился бежать. На шум выскочил из избы Сухинов.
— Беги за ним! — велел Щепила. — Иначе он известит дивизионного командира о начале возмущения и тем пресечет наш успех.
Стреляя вверх, Сухинов бросился за жандармом.
— Что за шум? — раздался с порога обозленный окрик Гебеля. — Долго ли будут продолжаться подобные безобразия?!
В упор глядя исподлобья на Гебеля, Щепила пошел на него.
— Нет, господин полковник, — отчеканил он, — это не безобразие, а революция… — И, сжав приклад ружья, ткнул Гебеля штыком.
Тот завопил неожиданно визгливым голосом и схватился за штык. За окнами послышался шум, крики. Зазвенели разбитые стекла. Соловьев ринулся в избу. Она была пуста. Сквозь выломанное окно он увидел обоих Муравьевых-Апостолов без шапок и шинелей. Братья о чем-то возбужденно разговаривали с солдатами. Потом метнулась окровавленная фигура Гебеля, за ним ринулись Щепила, Кузьмин и Сергей Муравьев, Сергей первый догнал Гебеля и стал бить его прикладом.
— Сережа! Сережа! — оттягивал брата подбежавший Матвей.
