– Женька, тебе ж «Героя» присвоили! А ты дрыхнешь тут, как сурок, – снова заголосил Волков. Орал он так, как будто «Героя» присвоили не мне, а ему.
– Брешешь… – прошептал я.
Только пару дней назад перед строем зачитывали Указ Призидиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза летчикам 22-й гвардейской дивизии. Этим указом звание Героя было присвоено Архипенко, Лусто, Глотову, Карлову, Никифорову, Бекашонку. Моей фамилии в приказе не было, хотя представление на звание на меня послали раньше всех. Еще на Сандомирском плацдарме.
Правда, тогда, после построения, видя мое уныние, ко мне подошли Горегляд и Фигичев.
– Не вешай носа, Мариинский! Указ еще будет! – успокоил Горегляд.
А Фигичев добавил:
– Тебе же не впервой! Помнишь, когда перелетели на 1-й Украинский. Ты тоже думал, что пропали твои ордена. А потом сразу получил Красного Знамени и Отечественной войны первой степени…
Да, так было. Но на этот раз… Посылали-то уже с этого фронта…
– Кой черт, брешешь?! – возмутился Николай. – На, смотри, в тот же день Указ подписан, что и всем. Только Указ другой. – Он включил лампу, и комнату залил яркий свет, от которого я зажмурился. – Вот газета, читай! С полчаса назад привезли.
Я взял у Николая газету, раскрытую на второй полосе.
– Вот здесь смотри, – Волков ткнул пальцем в середину Указа, занимавшего больше половины страницы.
– Ну, где там? – Лусто притянул газету к себе. – Ага, вот. Мариинскому Евгению Пахомовичу, – раздельно прочитал он. – Ну, поздравляю, Женя, – он обнял меня. – Такое дело и отметить бы не мешало! Да чем?..
– А мы принесли! Вот, у адъютанта реквизировали, пока он спит, – Волков протянул две бутылки коньяка, переданные ему из задних рядов. На столе разложили какую-то немудреную снедь, расставили консервные банки, используемые вместо кружек и стаканов, – жили еще по-фронтовому.
– Давай, Женя, выпьем за твою Звезду, – поднял кружку Михаил, – чтобы она никогда не тускнела, чтобы ты всегда оставался самим собой! Поднимем бокалы!
Иллюстраций
