— Скажи мне правду, — попросил он, — пока я не выставил себя круглым дураком. Я ведь не вижу в твоих глазах ненависти, правда?
— Да, — подтвердила королева.
— Тогда это симпатия? Нечто, с чего можно начать?
Оказалось, что на этот вопрос ей ответить труднее: она отстранилась, отвернулась и обхватила себя руками за плечи. На Каралоне не было ни ветерка, чтобы охладить ее кожу, но капитану показалось, что она дрожит.
— Когда я увидела с берега пролива «Владыку ужаса», то решила, что ты погиб. Я бросилась вниз по склону: мне отчаянно нужно было тебя найти. Я боялась за тебя сильнее, чем за себя или кого-нибудь из моих людей.
Касрин снова подошел ближе и остановился у нее за спиной.
— Когда ты вытащила меня на берег, и я заглянул в твое лицо...
— Да? — спросила она.
— Спасибо тебе за всю твою помощь, — сказал он. — Без тебя ничего не получилось бы, я это понимаю.
Она обернулась и посмотрела на него.
— Сегодня ты отдыхаешь. Завтра мы работаем. — Она с трудом улыбнулась. — В конце концов, надо соблюдать сроки.
— Но я не хочу уезжать! — признался он. — Только не сейчас. Только не после этого.
Джелена прижала палец к его губам.
— Мы дали Бьяджио слово.
— Мы? — переспросил Касрин. — Это мое слово, Джелена. Ты свою часть выполнила.
Но Джелена ничего не ответила. Она молча взяла его за руку и повела к зданиям. Они пошли не в казарму, где жил Касрин со своей командой, а в личные покои королевы Лисса.
33
Барнабин прожил в Замке Сохатого всего два дня, а потом оставил Бьяджио в доме принца Редберна одного.
Барнабин оказался хорошим и преданным слугой — именно таким, как обещал Малтрак, и Бьяджио был благодарен ему за службу. Перед отъездом Барнабина император вручил ему немалую сумму денег и поблагодарил за помощь, велев связаться с Малтраком, если ему еще что-то понадобится.
— Для тебя в Черном Городе всегда найдется работа, — пообещал Бьяджио.
Принц Редберн запретил Барнабину оставаться в Высокогорье, сочтя его шпионом и потому на своих землях лицом не желательным. Такой суровости Бьяджио от молодого правителя не ожидал, но она его не поразила. Проявление мелочности и близорукости, только и всего. Однако Бьяджио промолчал, попрощался с человеком, который помог ему попасть в такую даль, а потом постарался привыкнуть к жизни среди горцев. В течение двух дней, последовавших за отъездом Барнабина, император спорил с Редберном, умоляя его о помощи. И еще два дня, несмотря на все обещания и угрозы, Редберн отказывал своему императору. Сегодня, на пятый день своего пребывания в замке, Бьяджио начал отчаиваться.
Наступило утро, и, как это было каждый день, оно встретило Бьяджио радостными детскими криками. Он встал рано, позавтракал хлебом с вареньем, поставленными у дверей спальни, а потом сразу же оделся. Поскольку он прибыл в замок налегке, люди Редберна нашли для него одежду: в основном неудобные наряды из толстой шерсти, которые к тому же были ему совершенно не к лицу. Еще он получил пару новых сапог из воловьей кожи, ужасно жестких и начищенных до зеркального блеска. Как император, он получал сколько угодно горячей воды, так что часто принимал ванны. Брина даже дала ему ароматических солей для ванны. Это оказались не те дорогостоящие масла, к которым он привык, но и они были в такой глуши приятной роскошью, так что Бьяджио принял их с благодарностью. Пока что именно Брина стала гидом Бьяджио и его посредницей. Именно она отводила его к Редберну, потому что ее брата всегда приходилось уговаривать встретиться с Бьяджио. Он утверждал, что Бьяджио не говорит ему ничего нового.
Увы, это было правдой.
Однако сегодня Бьяджио был не в настроении спорить. Ему хотелось одиночества. Кроме того, он догадывался, что Редберну тоже надо побыть одному и обдумать все, что было сказано. Бьяджио прекрасно умел читать чувства окружающих, и он внимательно изучил все выражения лица и позы принца. Редберн начинал уступать. Он жаждал мира, но в глубине души понимал, что приближается война. Пока он думал только о том, как ее избежать, но уже начал отчаиваться. Вскоре он придет к заключению, что битва с Талистаном неизбежна.
В окно Бьяджио врывался солнечный свет, обещая погожий день. Жизнь в Замке Сохатого разительно отличалась от роскошного уклада Черного Дворца. Дома, в Наре, у него под ногами не путались громко вопящие дети. Не было там и шумных компаний, хохочущих за пивом. В столице воздух был приправлен дымом и кислотными испарениями военных лабораторий, а здесь, в Высокогорье, никто даже не знал об этих ядах. Воздух здесь был идеально чист и сладок, как дыхание Бога. И здесь было прохладно — совсем не так, как на Кроуте. Все здесь было невозможно другим, и Бьяджио с трудом привыкал к этой новизне.
— Сегодня никаких детей, — пробормотал он, проверяя в зеркале свой вид. — Никакого шума, никаких любопытных взглядов и, что самое лучшее, никакого Редберна.
Приятно будет не встречаться с принцем. Бьяджио одернул рубашку, попытавшись расправить колкую ткань, раздражавшую тело, а потом пригладил волосы. Благодаря нескольким ваннам и солям Брины к ним вернулся их природный блеск. «Я по-прежнему монарх, — решительно сказал он себе. — Я — император».
Через несколько минут Бьяджио вышел из своей спальни и бесшумно зашагал по коридорам, надеясь остаться незамеченным. Он быстро добрался до главного зала дворца — несколько неопрятного помещения с высоким куполообразным потолком и гобеленами на стенах. Не глядя на них, он направился прямо к главным воротам. Оказавшись за стенами замка, он убедился, что день сегодня именно такой прекрасный, каким казался из окна. Солнце было ярким и теплым, и Бьяджио подставил ему лицо, наслаждаясь прикосновением лучей. Хотя он больше не принимал снадобья, превращавшего кровь в ледяную воду, его действие еще не полностью прошло, и он по-прежнему питал отвращение к холоду. Как всегда, на дворе замка оказались собаки и вездесущие дети, которые тут же принялись указывать на него пальцами. Бьяджио быстро обвел двор взглядом, убедился, что Редберна здесь нет, и направился к конюшням. Он надеялся взять лошадь и немного проехаться: тело его одеревенело от долгого сидения в помещении, и ему очень хотелось оказаться на открытом воздухе, среди зеленых холмов. Как он уже знал, конюшни располагались у западной стены замка. От основного здания их отделяла лужайка и короткая стена из каменной кладки. Все это выглядело очень пасторально, прекрасно сочетаясь с обликом самого замка. Направляясь к конюшне,
Бьяджио порадовался, что надел сапоги: накануне ночью прошел дождь, и служившая пастбищем лужайка превратилась в грязь. За его приближением наблюдала троица конюхов. У одного в руках была торба с овсом, которую он как раз собирался надеть лошади на морду. Двое остальных чистили лосей. Рогатые животные возвышались над ними. Бьяджио замедлил шаги: присутствие этих зверей его смутило. Судя по тому, что ему говорила Брина, коней и лосей обычно держали отдельно друг от друга. Он не ожидал встретить здесь сохатых.
— Доброе утро! — окликнул его молодой человек, кормивший коня. — Чем я могу быть вам полезен, сударь? Бьяджио указал на лошадь.
— Я ищу верховую лошадь, чтобы покататься. Разумеется,
— Э-э... а у вас есть разрешение взять коня, сударь?
— Разрешение? Мне не нужно никаких разрешений, молодой человек. Я — лорд Кориджио, гость принца Редберна.
— Да, сударь, я знаю, — ответил конюх. — Просто дело в том, что... ну... принц велел нам никого не отпускать без сопровождения. Из-за этих неприятностей с Талистаном, понимаете? Если бы вы минутку подождали, я бы пошел и спросил у принца. Я уверен...
— Наш гость не останется без сопровождения, — раздался новый голос. — Я поеду с ним.
Повернувшись, Бьяджио увидел, как слева к ним приближается леди Брина, выйдя откуда-то из рядов
