— Нет, — неожиданно сказал Джал. — Пусть он идет. — Что?!
Джал прикоснулся к плечу Алазариана.
— Ты уверен?
Алазариан был отнюдь не уверен, но все же кивнул: — Да.
— Тогда мы все объясним Пракстин-Тару. Иди с Богом, сын мой.
— Джал! — возмутился Ричиус. — Что тут, к дьяволу, происходит?
Джал повернулся в сторону балкона и крикнул Лету:
— Хорошо, ублюдок! Он придет с тобой поговорить. Но если у него хоть один волос с головы упадет, я с тебя живьем шкуру сдеру!
Элрад Лет расхохотался.
— Какая богобоязненная мысль, поп! — Он махнул рукой, приглашая Алазариана. — Иди, мальчик. Никто ничего плохого тебе не сделает. Даю слово.
Слово Лета ничего не значило, но Алазариан все равно направился к замку, отделившись от своих спутников. Его конек рысью въехал на двор. У себя за спиной он слышал протесты Пракстин-Тара.
Алазариан сам не знал, понимает ли он, что делает, однако им двигала потребность в последний раз встать лицом к лицу со своим так называемым отцом. При приближении к замку все воспоминания детства нахлынули на него: нежный голос матери, резкие, оскорбительные слова Лета, темнота чулана, безжалостные удары ремня... Воспоминания внезапно стали непреодолимыми — и они гнали его вперед. Всадники во дворе расступились, пропуская его к замку. Впереди открылись двери, и оттуда выглянул кто-то из слуг.
— Слезайте с коня, юный господин Алазариан, — велел чей-то голос. Алазариан узнал Барта, делопроизводителя Лета. — Правитель хочет, чтобы все было мирно.
Алазариан спрыгнул с Летуна. Оставив конька во дворе, он направился к дверям. Барт поспешно увел его в замок.
— Ваш отец ждет вас наверху, — сообщил он, снова закрывая двери. — Пожалуйста, не делайте ничего, что разгневало бы его.
Алазариан прошел через прихожую к парадной лестнице. Барт следовал за ним по пятам, что-то нервно приговаривая. Однако у лестницы делопроизводитель замолчал. На верхней площадке стоял Элрад Лет, с кривой улыбкой смотревший вниз.
— Здравствуй, Алазариан.
Алазариан неприязненно посмотрел наверх.
— Здравствуй, правитель.
— Как это? Ты больше не желаешь называть меня отцом? Или Праведники Меча так успешно настроили тебя против меня?
— Им не нужно было ни в чем меня переубеждать, — насмешливо бросил Алазариан. — Я сам знаю, кто ты.
Он посмотрел по сторонам. Похоже, было, что вся прислуга замка наблюдает за ним, прислушиваясь к его словам.
— Ты хотел поговорить об условиях сдачи? — спросил он. — Так давай говорить.
— Надо же. Ну, как ты изменился! — засмеялся Лет. — Какой ты стал решительный! Почти мужчина. Ну, так поднимайся наверх, мужчинка. Мы поговорим у меня в комнатах.
Оттуда я смогу наблюдать за тем сбродом, что собрался у стен.
Лет повернулся и исчез в глубине коридора. Алазариан поднялся к нему наверх, оставив позади Барта и других слуг. В конце лестницы стоял солдат, готовый провести его в главную спальню. В коридоре у окна с разбитым стеклом дежурил лучник. Алазариан выглянул и увидел Ричиуса, Джала и остальных. Все они смотрели на замок. У Пракстин-Тара был разъяренный вид. При виде своего защитника Алазариан на секунду успокоился, но его уверенность разрушил скрипучий голос Лета.
— Алазариан! Иди сюда, немедленно!
Лет находился в главной спальне замка. Когда туда вошел Алазариан, правитель смотрел через балконную дверь. С ним находились три солдата, которые тут же принялись пристально наблюдать за Алазарианом. Лет резко указал на стул.
— Сядь там, подальше от балкона.
Алазариан послушался, неотрывно наблюдая за Летом. Хотя Лет старался держаться спокойно, было видно, что вид трийцев его тревожит. Он нервно вздохнул, а потом направился к кровати и сел на ее край.
— Ну? — резко спросил Лет. — Ты можешь объяснить, какого черта ты оказался с этими предателями?
— Я пришел сюда, чтобы уговорить тебя сдаться, — соврал Алазариан. — Я не собираюсь ничего тебе объяснять.
— Вижу, что Джал Роб со своими мятежниками научили тебя хамить старшим. Ничего себе святоша!
— Он — хороший человек. Он вдвое мужественнее тебя... отец.
Такое оскорбление вывело Лета из равновесия. Он приподнялся, было, но потом сдержался. Алазариан видел, что правителю страшно: настолько страшно, что он даже не решается его ударить.
— Они собираются тебя убить, знаешь ли, — проговорил Алазариан. — Ты и до вечера не доживешь.
— Да неужели? Алазариан кивнул.
— Вот почему я здесь. Я хотел сам тебе об этом сказать.
Их взгляды встретились. В глубине души Алазариана зародился страх. Он почувствовал, как решимость оставляет его. Однако он пришел с определенной целью и не намерен был поддаваться страху. Это спасет множество жизней, напомнил он себе. И Лет этого заслуживает.
— Ты мне не сын, — заявил Лет. — Я всегда это знал. И ты никогда не был мне нужен.
— Знаю.
Лет улыбнулся.
— Ты только посмотри на себя! Такой храбрец! Думаешь, что если заполучил армию, так стал сильным? Но ты — ничтожество, Алазариан. Ты всего лишь жалкий, слабый полукровка.
— Ты ошибаешься, — возразил Алазариан. — У меня есть сила.
— Они в это верят? Эти трийские дикари внизу — они считают тебя каким-то особенным?
— А я и есть особенный. — Алазариан вытянул вперед руки. — Почему бы тебе не проверить это самому?
Лет перестал улыбаться.
— Что это значит?
— Я владею трийской магией. Я могу прочесть твои мысли, и я могу исцелять людей. Хочешь, покажу?
— Не может быть! — Лет отшатнулся. — Ты — не чародей!
— А вот тут ты ошибся, — заявил Алазариан. — Вот поэтому-то трийцы и следуют за мной: потому что я владею магией. Я могу тебе это доказать. Просто дай мне руки.
Лет посмотрел на потрясенных солдат, потом — снова на Алазариана. Алазариан почувствовал, что почти убедил его.
— Ты боишься! — поддразнил он правителя. — Ха! Так кто из нас теперь трус?
— Я тебя не боюсь! — презрительно отозвался Лет. — Я вообще ничего не боюсь.
— Тогда докажи это. Возьми меня за руки. И я скажу, о чем ты думаешь.
— Ладно, — рявкнул Лет, хлопая ладонями по рукам Алазариана. — Давай. Говори мне, о чем я думаю.
Волна отвращения ударила Алазариана, словно кулак. Он закрыл глаза и встряхнул головой, пытаясь справиться с шоком, вызванным этим прикосновением. Сжимая руки Лета, он ощущал поток отвратительной энергии. Чувство было тошнотворным. В мозгу Алазариана мелькали картины и горькие чувства — мощная волна, наполненная сожалениями.
— Ну? — вопросил Лет. — О чем я думаю? — Я... Ты...
