Это слово разрушило все мои надежды, и мне не для чего было более оставаться в доме миледи. Я схватил поскорее шляпу, сошел с лестницы и бежал опрометью, забыв даже послать кого-нибудь на помощь к миледи К счастью, проходя мимо сада, я увидел девиц Ферфакс и, раскланявшись с ними, сказал, что с теткою их сделалось дурно. Сам же сел на первого извозчика и отправился домой.
Тимофей был уже давно дома. Я рассказал ему случившееся
— После этого вам нельзя более ходить к ней, и будьте уверены, что она останется всегдашним вашим врагом. Лучше бы вы сделали, если бы ничего не говорили.
— Что сделано, то уже не может быть поправлено; но она, пожалуй, подумает, что я стану рассказывать. Впрочем, постараюсь помириться с нею.
Я сел за стол и написал миледи письмо следующего содержания:
«Леди Мельстром!
Я так озадачен и испуган тем состоянием, в которое вы были приведены моей неучтивостью, что не нахожу слов для извинения. Дело в том, что, пересматривая отцовские письма, я нашел между ними многие и от Варендера, в которых он говорит о связи его с молодой девушкой хорошей фамилии, о сыне, которого он от нее имеет, и о средствах, какими он мог бы отыскать его. Рассмотрев еще раз подпись, я нашел, что фамилия обольщенной им девушки очень похожа на вашу, и ее можно было принять за вашу, написанную с ошибками. Но теперь я разуверился в этом, узнав от вас лично обстоятельства прежней вашей жизни. Итак, неосторожный поступок мой непростителен. Но что могу я вам сказать после этого? Упасть к вашим ногам и просить снисхождения за мое безрассудство есть единственное средство. Завтра утром я оставляю Лондон и не осмелюсь явиться обратно до тех пор, пока вы, утушив ваш справедливый гнев, не напишите мне несколько слов великодушного прощения, которым облегчите совесть вашего покорнейшего слуги
Тимофей ушел и вскоре возвратился с ответом.
«Поступок ваш совершенно безрассуден, и мне бы должно было не пускать вас более в дом Вы почти убили меня, и я через вас принуждена теперь лежать в постели. В другой раз рассматривайте получше то, в чем хотите уверять кого-нибудь. Об извинении я подумаю, и когда вы возвратитесь в Лондон, то можете придти ко мне и узнать ваш приговор. Сецилия не знала, что делать, увидев меня в таком положении. Бедная девушка! Она так любит меня; с ней я, кажется, никогда не в состоянии расстаться… Впрочем, она вам кланяется.
— Эйвинг сказал мне, что он только что получил письмо от вашего корреспондента, который желает знать, о здоровье девочки. Я ему сказал, что она совершенно здорова. Эйвинг оставил письмо на столе, и я прочитал на штемпеле: «Дублин».
— Дублин! — повторил я. — Хотел бы я знать, кто этот Мельхиор. Постараюсь поскорее получить от него письмо.
— Да ведь, сударь, я еще не закончил. Эйвинг сказал, что корреспондент желает знать, позаботились ли вы о воспитании девочки. «Да, — ответил я, — ее воспитывают, как нельзя лучше».
«В пансионе ли она? » — спросил меня Эйвинг.
«Она там все время, пока мы живем в Лондоне».
«А в каком месте этот пансион?»
Не будучи уверен, надобно ли ему на это отвечать, я сказал, что не знаю.
«Но ты не знаешь, в Лондоне ли она, или нет?» — продолжал он.
— «Почем мне знать; я к нему поступил, когда она была уже отдана в пансион.
«Но разве он никогда к ней не ездит?»
«Кажется», — ответил я.
«Значит, ты ничего не знаешь или не хочешь сказать Но брал ли он тебя с собою?»
«Нет».
«Послушай, любезный, мне надо знать, в каком она пансионе, и если ты мне скажешь, то я заплачу тебе за это».
«А сколько вы мне дадите?»
«Более, нежели ты думаешь — десять фунтов».
«Это совсем другое дело. Мне кажется теперь, что я видел адрес письма, которое мой барин писал».
«А, а! — ответил Эйвинг. — Странно, как деньги возбуждают память. Впрочем, я сдержу свое слово, скажи мне адрес, и вот тебе десять фунтов».
«Но я боюсь, чтобы мой барин не сердился за это», — ответил я, как будто не желая ему сказать
«Как узнать ему? Притом, тебе надобно служить очень долго, чтобы получить десять фунтов сверх жалованья.
«Это правда, — ответил я, — но дайте деньги, а я вам напишу адрес».
Он дал мне обещанный банковский билет, а я написал ему адрес: «Мисс Джонсон у мистрисс Липскомб, содержательницы пансиона в Кенсингтоне». Кажется, это пансион тот, возле которого мы проходили, идя к Аубрей-Вейт. Да, я не забыл этого имени, потому что читал его двадцать раз. Вот и банковский билет, который я выручил законным образом.
— Ты говоришь, законно, Тимофей?
— Да, очень законно, потому что обманывать тех, которые сами хотели обмануть, весьма похвально.
— Я не согласен с тобою, Тимофей, хотя Эйвинг и справедливо потерял деньги, которые назначил для обмана. Хотел бы знать, почему Мельхиор хочет узнать ее адрес, не спрашивая меня? Верно, он подозревает меня в каких-нибудь дурных замыслах…
— Об том и я уже думал, возвращаясь домой, и мне кажется, ему хочется опять взять ее к себе.
— Я тоже полагаю… и очень рад, что ты не сказал Эйвингу адрес. Теперь, зная это, я буду стараться, чтобы не открыли, где моя Флита.
— Я хочу, сударь, извлечь из всех этих обстоятельств то заключение, что если бы вам служил простой лакей, то, верно бы, он променял ваши выгоды на десять фунтов, да не только в одном этом случае, но и во многих других. Я же поступил очень благоразумно, взяв на себя обязанности слуги.
— Я это совершенно чувствую, дорогой мой Тимофей, — ответил я, пожимая ему руку, — будь уверен, что если мне повезет, то я по-братски с тобою поделюсь, ты меня знаешь.
— Да, я вас знаю и уверен в этом, и охотнее стану служить вам, нежели первой знатной особе в государстве. Я на эти десять фунтов куплю часы, которые будут мне напоминать, как выгодно молчать в некоторые минуты.
Глава XXXVI
Я доказал законность завещания майора, что стоило мне немалых хлопот.
Дом майора был хорошо отделан снаружи и меблирован внутри. Живя с ним вместе, я занимал нижний этаж, а он — верхний. Общая комната у нас была одна столовая, в которой, впрочем, мы очень редко вместе обедали. В подвале дома находились лавки, которые были отдаваемы внаем за сто фунтов в год. Не имея нужды жить пышно и занимать оба этажа, я отдал второй за шестьдесят фунтов.
Продав все ненужное из имения Карбонеля и заплатив тысячу фунтов лорду Виндермиру, я остался обладателем трех тысяч фунтов наличными деньгами, с которыми я не знал на что решиться, представляя себе бездну восторженных планов. Я попросил в этом совета у Мастертона и рассказал ему, что у нас случилось с госпожой Мельстром. Это его очень рассмешило.
— Ну, мистер Ньюланд, у вас странный род помешательства. Одержимый желанием отыскать отца, вы
