поместья, и теперь она всецело находится в зависимости от вас и от того, сколько вы пожелаете дать ей для ее существования. Но когда вы думаете вернуться в Лондон, сэр?
— Право, не могу вам сказать этого с точностью, во всяком случае как только можно будет.
— Прекрасно, мои личные дела задержат меня в Лондоне еще на месяц. А за это время, хотя я и желал бы отправиться с вами в Фаристон-Холл и сразу ввести вас во владение всем вашим наследием, в крайнем случае, все может пока оставаться в том же положении, как сейчас: там все решительно опечатано, дом замер, а леди Месгрев была вынуждена выехать тотчас же после похорон. Поэтому можно будет отложить ввод во владение до того времени, когда вы сами того пожелаете, и когда это будет вам удобно. На всякий случай, я напишу туда, что вы разысканы и вскоре прибудете туда, чтобы вступить во владение титулом и поместьями вашего отца.
Затем мистер Кампбелль задал мне еще несколько вопросов, на которые я ему отвечал вполне удовлетворительно; тогда он впервые обратился ко мне, именуя меня полным моим титулом, сказав:
— Сэр Александр, позвольте мне теперь откланяться!
На следующий день поутру я выехал из Лондона и мчался с такой быстротой, с какой нас только могли нести наши кони. На пятый день мы уже прибыли в поместье мистера Треванниона, приблизительно в девяти милях расстояния от Ливерпуля. Въезжая в густолиственную каштановую аллею, ведущую к дому, я увидел в окне верхнего этажа женскую фигуру, которая вскоре скрылась. У крыльца я соскочил с коня и очутился в объятиях вышедшего ко мне навстречу мистера Треванниона, который приветствовал меня, как родного сына, со слезами на глазах, затем повел меня в комнату, где меня ожидала моя ненаглядная Эми. Она кинулась в мои объятия и залилась слезами. Но это были слезы радости, и когда она подняла голову и взглянула на меня, то глаза ее светились радостью, а губы улыбались очаровательной улыбкой. Я прижал ее к своей груди и почувствовал, что я с лихвою вознагражден за все, что перенес и выстрадал за все эти годы.
Мы не сразу были в состоянии вступить в разговор; все мы были слишком потрясены и взволнованы; наконец, Эми спросила, что приключилось со мной после отъезда из Рио, что могло так долго задержать меня? Тогда мы все трое уселись на софу, Эми по одну сторону, ее отец по другую, а я между ними; и я стал им рассказывать все по порядку.
— Итак, вы женились после того, как мы с вами расстались? — улыбаясь сказала Эми, когда я кончил свою исповедь.
— Да, — отозвался я, — я был женат и был весьма дурным мужем для своей жены, но надеюсь, что по отношению к своей второй жене буду лучшим!
— Надеюсь! — подхватила Эми. — Только сильно опасаюсь, чтобы ваша «госпожа» с виргинских поселений не явилась сюда вслед за вами и не потребовала вас, как свою собственность!
— Едва ли, — возразил я, — из того, что индейцы выследили меня и нагнали на самом берегу моря, я прихожу к заключению, что они выследили и ее еще раньше меня, и она умерла, геройски обороняясь от них своим топором до последнего своего издыхания. Это всего более вероятно по отношению к этой женщине!
Вечером я долго беседовал с мистером Треваннионом. Он сообщил, как распорядился присланными мною из Рио деньгами, которые он считал принадлежащими мне; а я вручил ему на хранение всю сумму, вырученную мною от продажи моего алмаза, после чего заговорил с ним о нашем браке с Эми и просил его не откладывать свадьбы.
Решено было, что венчание состоится ровно через неделю, в самом тесном семейном кругу, без всякого торжества и церемоний. В назначенный день состоялся брачный обряд в той самой гостиной, где я так часто беседовал с Эми, когда не смел еще даже и мечтать о браке с ней, в присутствии одного только старика Хемпфрея и еще двух старых доверенных слуг дома в качестве свидетелей.
Когда обряд был окончен, священник попросил меня пройти с ним в смежную комнату, где он должен был изготовить и вручить мне брачное свидетельство, которое должно быть занесено в церковные книги местного прихода. Он отозвал меня сюда, в эту комнату, для того, чтобы я назвал ему мое полное настоящее имя.
— Мое имя — Александр Месгрев, как вам это известно, и как вам это сказал мой тесть.
— Да, да, я знаю!.. Но мне необходимо узнать еще некоторые подробности. Разве у вас нет другого имени? Под этим ли именем вы будете и впредь известны знакомым вам и знающим вас людям?
— Не совсем! — сказал я. — До сих пор это было мое полное имя, но в самом непродолжительном времени меня будут звать сэр Александр Месгрев, баронет Фаристон-Холла из Кумберланда!
— Благодарю, — сказал священник, — вот это именно то, что мне нужно было знать; а миледи, ваша супруга, имеет какое-либо другое имя, кроме Эми?
— Нет, не думаю!
После этого священник принялся составлять наше брачное свидетельство, подписал его, скрепил церковной печатью и занес в церковную книгу; затем мы с ним вернулись в гостиную.
— Вот брачное свидетельство, — проговорил священник, подходя к Эми, — оно должно храниться у супруги, а потому, миледи, вручаю его вам!
— Миледи вам очень признательна за вашу любезность, — сказала улыбаясь Эми, полагая, вероятно, что сельский священник титулует ее из любезности.
Некоторое время она держала в руке свидетельство сложенное, в том виде, как оно ей было вручено, затем из любезности или просто от нечего делать развернула его и стала читать.
Я в это время разговаривал со священником, которому вручил приличную моему званию благодарность за его беспокойство, но заметив, что Эми стала читать брачное свидетельство, стал издали наблюдать за ней. Она, видимо, радостно удивилась и направилась с раскрытой бумагой в руке к отцу, предложив ему прочесть.
Старик вооружился очками, и забавно было видеть, какими глазами он посмотрел на свою дочь, как только кончил чтение документа. Затем он подошел ко мне и указывая на текст брачного свидетельства сказал:
— Скажите, пожалуйста, как должен я впредь называть мою дочь?
— Эми, я думаю, как и до сих пор, кроме разве только тех случаев, когда вы будете иметь основание бранить ее; тогда вы должны будете обращаться к ней, как к леди Месгрев: я, как вы видите из этого документа, являюсь в настоящее время сэром Александром Месгревом, баронетом Фаристон-Холла и владельцем довольно крупного состояния, унаследованного мной от отца. До моего возвращения в Англию мне ничего не было известно об этом, и если я умолчал об этом до настоящего момента, то только для того, чтобы моя дорогая Эми имела удовлетворение доказать, что она вышла за меня под влиянии вполне бескорыстной любви ко мне, а не из желания получить титул и высокое положение в обществе.
— Это было чрезвычайно мило с твоей стороны, Александр, — сказала она, — и я искренне благодарна тебе.
— Теперь, моя милая Эми, ты понимаешь, почему я звал тебя с собой в Кумберланд. Я хотел, чтобы ты сразу вступила во владение своим будущим поместьем и резиденцией и заняла подобающее тебе положение в обществе. Надеюсь, сэр, — обратился я к ее отцу, — что вы не захотите расстаться с нами, и мы всегда будем жить под одним кровом, пока Бог продлит нам жизнь!
— Да благословит вас Бог обоих, — проговорил мистер Треваннион, — я, действительно, не могу расстаться с вами и должен последовать за моими детьми.
Полчаса спустя мы опять уже сидели втроем на софе, и я снова рассказывал моей жене и ее отцу о себе: я должен был объяснить им, каким образом очутился в том положении, в котором они меня видели раньше, и причины, побудившие меня, а затем и моего брата Филиппа, покинуть родительский дом и решиться самим пробивать себе дорогу в жизни. Случилось это так:
«Сэр Ричард Месгрев, мой отец, женат был на девушке из высшего круга, с большими связями, мисс Арабелле Джонстон, и жил с нею, как я имею основание полагать, счастливо почти двадцать пять лет, когда Богу было угодно отозвать ее к себе. Я прекрасно помню свою мать, — продолжал я. — Хотя я с братом жил у воспитателя в шести милях от родового поместья, но мы постоянно бывали дома, и она скончалась, когда мне было уже шестнадцать лет. Могу только сказать, что более элегантной, изящной и добродетельной женщины, вероятно, никогда не существовало. От этого брака у отца было четыре сына и две дочери; старший сын — Ричард, второй — Чарльз, третий — я и четвертый — мой брат Филипп; сестры, Жанет и
