— Что это значит? Что за сцена? — спросила она. — Что вы, мадмуазель де Шатонеф, получили какие- нибудь неприятные новости?
— Да, — отвечала я, — такие неприятные, что я должна оставить вас немедленно.
— В самом деле? А позвольте узнать, что такое случилось?
— Я не в силах отвечать вам на это. Повторяю только, что я должна оставить ваш дом не дальше как завтра поутру.
— Я не хочу проникать в ваши тайны, — возразила она, — но не могу не заметить, что где есть тайна, там верно есть что-нибудь дурное. Впрочем, я недавно узнала такие вещи, что тайна меня не удивляет, так же, как и желание ваше оставить мой дом.
— Леди М**, — отвечала я ей гордо, — в продолжение всего времени, что я жила у вас в доме, я не сделала ничего такого, за что можно было бы покраснеть или что требовало бы скрытности. Теперь же я молчу, щадя других и вас. Не заставляйте меня говорить в присутствии вашей дочери. Скажу вам только, что я знаю, зачем вы пригласили меня к себе в дом и
— Так вы умеете еще и у дверей подслушивать? — воскликнула леди М**, покрасневши до ушей.
— Я не подслушивала, вот все, что я вам скажу. Довольно того, что слова ваши мне известны, и я не завидую вам в настоящую минуту. Повторяю вам, что завтра поутру я должна оставить ваш дом; я не намерена больше беспокоить вас моим присутствием.
Я встала и вышла. Проходя мимо леди М**, я заметила на лице ее страшное смущение и поняла, что унижение, которое она готовила мне, досталось на ее долю. Я ушла к себе в комнату и начала приготовляться к отъезду. Через час вошла ко мне Эми.
— Как все это грустно, Валерия! — сказала она. — Благодарю вас, что вы меня не выдали. Матушка была страшно разгневана, когда вы ушли; сказала, что горничные, должно быть, подслушивали ее разговор, и погрозила наказать их примерно; но я знаю, что она этого не сделает. Она говорила о свидании вашем с каким-то молодым человеком и о поцелуе; да вы уж объяснили мне все это.
— Эми, — отвечала я, — когда уеду, скажите леди М**, при первом удобном случае, что вы говорили об этом мне, и что я отвечала, что если бы леди М** знала, кто этот молодой человек и какое он получит на днях наследство, то она была бы очень рада, если бы он поцеловал руку ее дочери с иным чувством, нежели мою.
— Я скажу ей это, будьте уверены, — отвечала Эми. — Маменька подумает, что упустила хорошего для меня жениха.
— Она его еще встретит, — сказала я. — И, что еще более, он защитит меня от подобных обвинений.
— Скажу ей и это, — продолжала Эми. Служанка постучала в двери и сказала, что леди
М** желает видеть Эми.
— Простимся, — сказала я, — вам не позволят уже со мною повидаться.
Эми прижала меня к своему сердцу, пролила несколько слез и вышла. Кончивши сборы, я села. Вслед затем вошла горничная и вручила мне от леди пакет, заключавший в себе мое жалованье.
В этот вечер я не видала ни леди М**, ни ее дочери. Легши спать, я начала рассуждать, что мне теперь делать. Что касается до обхождения со мною людей, то я до известной степени уже обтерпелась и была уже не так чувствительна, как в первый раз, когда горький урок показал мне, чего должна я ожидать от людского эгоизма. Одно обстоятельство ставило меня, однако же, теперь в затруднительнейшее положение: я не знала, куда мне переехать. Я решилась обратиться к мадам Жиронак с просьбою, не может ли она принять меня к себе, пока я не найду себе места.
Мысли мои обратились потом к другим предметам. Я вспомнила, что завтра назначила свидание мистеру Сельвину и Лионелю в Бэкер-Стрите, и положила отправиться туда рано поутру с вещами и поручить их кухарке, смотревшей за домом. Потом я сосчитала свои Деньги. Когда я приехала в Англию с леди Батерст, У меня был такой полный гардероб, что за эти два года я не имела надобности издерживать много на платья; я истратила на наряды не больше двадцати фунтов. Леди М**, леди Батерст и леди Р** делали мне много подарков. У меня оказалось около двухсот шестидесяти фунтов наличных денег: леди Р** дала мне сто фунтов только за часть года. К ним должно было прибавить завещанные мне ею пятьсот фунтов и гардероб значительной ценности. Для женщины в моем положении это было богатство, и я хотела посоветоваться с мистером Сельвином, как всего лучше распорядиться мне моими деньгами. Наутро я проснулась с свежими силами.
Горничная леди М**, любившая меня за то, что я часто делала ей подарки, вышла ко мне рано поутру и заявила свое сожаление о моем отъезде. Я отвечала, что спешу уехать, и попросила завтракать. Она принесла завтрак ко мне в комнату.
Через несколько минут явилась и Эми.
— Мне позволили прийти с вами проститься, — сказала она. — Я сказала маменьке, что говорили вы мне об этом молодом человеке. Она сознается, что он поцеловал только вашу руку; она знает, что вы не любите сочинять историй, и как бы вы думали? — поручила мне узнать, как зовут этого богатого наследника. Я обещала ей постараться узнать его имя и потому спрашиваю вас об этом просто и прямо. Я вовсе не желаю знать его имени, — продолжала она, рассмеявшись, — но маменька, я уверена, уже прочит его мне в женихи, и Бог знает чего не дала бы, чтобы вы остались у нас и дали ей повод с ним познакомиться.
— Я не могу сказать вам его имени, — отвечала я. — Теперь я не имею еще на это права. Очень рада, что матушка ваша сознается в истине насчет поцелуя; после этого она едва ли захочет чернить меня, как собиралась.
— Разумеется. Богатый молодой человек изменил это намерение. Он вас защитит; прощайте.
— Прощайте, я еду. Да благословит вас Бог, Эми. Мне жаль с вами расстаться. Будьте счастливы, но примите от меня дружеский и искренний совет, состоящий в том, милая Эми, что никогда не должно худо, не только говорить, но даже и думать о своих родителях. Это большой грех перед Богом, и люди вас за это осудят так же, как я, ваш друг, теперь вас осуждаю. ..
Я велела привести наемную карету и уехала в Бэкер-Стрит. Кухарка в квартире леди Р** сказала, что ожидала моего приезда, потому что мистер Сельвин, приходивший известить ее о смерти леди Р**, объявил ей, что она будет получать свое жалованье от меня, которой покойница поручила все свои дела. Она показала мне письмо от Марты, горничной леди Р**, из которого я увидела, что она приедет с вещами леди, вероятно, сегодня же.
— Вы, конечно, ночуете здесь? — спросила меня кухарка. — Я приготовила вам комнату.
Я отвечала, что думаю остаться тут дня на два, по делам, но что спрошу еще совета у мистера Сельвина, который приедет сюда в час.
Лионеля я просила приехать в двенадцать, чтобы иметь время сообщить ему содержание письма, оставленного мне покойницей. Он явился в назначенный час; я пожала ему руку и сказала:
— Поздравляю вас, Лионель; вы можете доказать, что вы племянник леди Р**. Она оставила вам богатое наследство, а меня назначила своей душеприказчицей.
— Это меня нисколько не удивляет, — отвечал Лионель. — Хоть под конец образумилась и сделала умное дело.
— Благодарю вас за комплимент, но нам некогда терять времени. Мистер Сельвин придет в час, а до тех пор прочтите эту исповедь леди Р**. Вы найдете в ней изложение причин, побудивших ее скрывать ваше происхождение. Они не извинят ее, может быть, в ваших глазах, но вспомните, что она исправила дело, сколько от нее зависело, и что мы должны прощать другим, если сами желаем иметь право на прощение. Садитесь и читайте; я между тем пойду в мою комнату развязать ящики.
— В последний раз, когда мы с вами здесь виделись, я их завязывал, мисс Валерия; надеюсь, вы и теперь позволите мне помочь вам?
— Благодарю вас; но в таком случае вы не успеете прочесть письма леди Р**. Мы с кухаркой управимся и без вас.
Я ушла в свою комнату. Я еще хлопотала за вещами, когда стук в наружные двери известил меня о приезде мистера Сельвина. Я вышла к нему в гостиную. Лионель ходил взад и вперед по комнате и на вопрос мой, прочел ли он бумагу, кивнул мне головой. Мне было его жаль, но в присутствии Сельвина я не хотела надоедать ему вопросами.
