Я чувствовал такой прилив счастья, что, кажется, решился бы снова рискнуть попасться в челюсти акулы, только бы иметь право надеяться снова вернуться на родину, в Ньюкестл, и увидаться с моей бедной матушкой».
— Кажется, ваше чудесное избавление от смерти принесло вам мало пользы, Риди, — заметила миссис Сигрев, — вы слишком скоро забыли о смертельной опасности.
— Нет, право, нет, миссис Сигрев, — ответил старик. — Только первый взгляд на суда, шедшие к Англии, вызвал во мне такое впечатление. Скажу по совести, что я стал лучше, серьезнее, чем был. Я и теперь достаточно дурной и грешный человек, но с той минуты немного исправился.
«На палубе был отличный старик, второй помощник капитана, шотландец; он много и серьезно говорил мне о моем удивительном избавлении от смерти и первый стал читать со мной Библию, давая хорошие объяснения. И я полюбил эту святую книгу.
Во время нашего плавания я хорошо исполнял свои обязанности, и капитан был мной доволен. Второму помощнику я рассказал всю историю моей жизни, и он доказал мне, как безумно я поступил, бежав от моей матери и не пожелав воспользоваться поддержкой м-ра Мастермэна. Я чувствовал его правоту, и мне еще больше прежнего хотелось кинуться матушке на шею и попросить у нее прощения.
Наша шкуна шла в Гласго; мы расстались с остальной флотилией судов и счастливо пришли в порт.
Капитан отвел меня к владельцам шкуны, и те заплатили мне пятнадцать гиней за мою работу во время обратного рейса судна. Получив деньги, я тотчас же отправился в Ньюкестл, взяв наружное место в дилижансе. По дороге я разговорился с господином, сидевшим рядом со мною. Он скоро сказал, что постоянно живет в Ньюкестле, и я прежде всего спросил его, жив ли еще кораблестроитель Мастермэн. Ответ был, что он умер за три месяца перед тем.
— Кому же он оставил свои деньги? — спросил я. — Ведь он был очень богатый и несемейный человек.
— У него не было родных, — ответил мой сосед, — и он завещал все свое состояние на постройку больницы и приютов для бедных. В последнее время он вел дело в компании с одним лицом, и это лицо получило от него корабельную мастерскую и все запасы материала, так как он не знал, кому оставить их. Я знаю наверное, что он хотел усыновить одного мальчика, по фамилии Риди, но этот мальчишка бежал, поступил на судно, и с тех пор никто никогда о нем не слышал. Полагаем, что он погиб. Глупый малый! Он мог бы сделаться богачом.
— Очень глупый, — согласился я.
— Да, но он повредил не одному себе; его бедная мать обожала его; и узнав, что он пропал, стала таять и…
— Неужели она умерла? — вскрикнул я, схватив его за руку.
— Да, — ответил он, с изумлением глядя на меня, — она умерла в прошлом году от разрыва сердца.
«Я откинулся на вещи, лежащие позади нас, и, конечно, свалился бы на землю, если бы мой сосед не поддержал меня. Он крикнул кучеру, чтобы тот остановил лошадей; меня отнесли в карету; к счастью, внутри дилижанса не было никого. И когда экипаж снова покатился, я заплакал так, точно мое сердце разрывалось».
Риди до того взволновался, что Сигрев предложил ему на время прервать рассказ.
— Благодарю вас, сэр, — ответил старик. — Да, так будет лучше, потому что даже теперь мои старые глаза тускнеют от слез. Ужасно думать о том, что своими глупыми поступками я ускорил смерть моей дорогой матери; но так случилось; мастер Уильям, и я говорю вам все, чтобы мои слова послужили вам на пользу. Но пора спать. Да благословит вас всех Господь. Покойной ночи.
ГЛАВА XL
Прошло несколько дней. Раз утром, до чая, Юнона принесла в переднике шесть яиц, которые она нашла в птичнике.
— Посмотрите, мисси Сигрев, — сказала негритянка, — куры несутся; скоро будет много яиц. Мастер Уильям поздоровеет; потом будут цыплята.
— А ты не вынула всех яиц из гнезд, Юнона?
— Нет, мисси; в каждом оставила по одному, чтобы куры видели.
— Хорошо, мы спрячем яйца для Уильяма, и, надеюсь, это вернет ему силы.
— Я и так сильно окреп, мама, — сказал Уильям, — мне кажется, лучше оставить яйца, чтобы наседки вывели из них цыплят.
— Томми очень любит яйца, — сказал Томми.
— Да, но Томми не получит яиц; Томми не болен.
— У Томми животик болит, — возразил маленький мальчик.
— А мне кажется, что Томми выдумывает, — сказал Сигрев.
— У Томми голова болит, — продолжал шалун.
— Нельзя есть яйца во время головной боли, — ответил ему отец.
— Томми весь болен, — опять повторил Томми.
— Ну, значит, его нужно положить в постельку и дать ему касторового масла, — сказал Сигрев.
— Томми не хочет касторки, — сказал Томми, — ему нужно яиц.
— Томми яиц не получит, — отозвался Сигрев, — а потому ему незачем сказки сочинять. Когда яиц будет много, для Томми сварят яичко, только, конечно, если он будет хорошо себя вести.
— Я обещала Каролине позволить ей смотреть за цыплятами, — заметила миссис Сигрев, — и думаю, ей также нужно поручить и яйца; она принесет пользу.
Несколько дней Сигрев и Риди пололи посевы, выдергивая сорные травы, которые появились на поле, Между тем Уильям быстро поправлялся. Дня два Юнона аккуратно приносила ему по три, по четыре яйца, но на третий день не нашла ни одного; на четвертый тоже, и м-р Сигрев стал удивляться, почему куры перестали нестись; обыкновенно, раз они начинают класть яйца, это продолжается несколько времени.
На пятый день все сидели за утренним столом; не появился только Томми, и миссис Сигрев спросила, где он.
— Думаю, — со смехом ответил Риди, — что мастер Томми не пожелает прийти ни завтракать, ни обедать.
— Что вы хотите сказать, Риди? — спросила миссис Сигрев.
— Я объясню, — ответил старик. — Меня очень удивило, что в курятнике больше яиц не бывает, и мне представилось, что куры несутся где-то в другом месте. Поэтому вчера вечером я пошел на поиски. Яиц я, правда, не нашел, зато натолкнулся на яичную скорлупу, спрятанную под кокосовыми листьями. Я и сказал себе, что если бы даже на острове имелись зверьки, поедающие яйца, они, конечно, не стали бы так аккуратно запрятывать яичную скорлупу. Поэтому сегодня утром я запер главную дверь курятника и оставил не замкнутой только боковую задвижную дверцу, через которую входят птицы, чтобы усесться на насест. Потом, когда все вы встали, я спрятался за деревья и стал сторожить; вскоре показался мастер Томми; он шел к курятнику. Томми потрогал дверь; она была заперта; тогда Томми вполз через задвижную калитку; как только он попал в птичник, я опустил задвижную калитку и заколотил ее гвоздями, так он и попался в ловушку.
— Там маленький лакомка просидит целый день, — заметил Сигрев, которого насмешило приключение Томми.
— Да, так ему и надо, — заметила Селина. — Пусть это послужит ему уроком. Пусть он кричит хоть целый час, мы не будем обращать внимания на его зов.
— О, я рада. Масса Томми попался; теперь не будет пить яиц, — сказала Юнона.
Сигрев, Уильям и Риди, по обыкновению, принялись за работу; миссис Сигрев, Юнона и маленькая Каролина были заняты в доме. Около часа Томми сидел совершенно тихо, потом начал плакать. Никто не обратил на это внимания. Когда пришло обеденное время, мальчик снова принялся кричать и опять без успеха. Только вечером дверь птичника отворилась, и мастер Томми вышел на свободу. Он вернулся печальный, и, ничего не говоря, уселся в уголке.
— Сколько яиц выпил сегодня, мастер Томми? — спросил Риди.
