– Послушай, – сказал он. – Твои дела с Голливудом касаются только тебя. Но в кино ты новичок, и для них ты – кот в мешке. Ты вступился за правое дело, и это хорошо. Но если ты хлопнешь дверью, ни мне, ни Городской лиге от этого не будет ни холодно, ни жарко. Оставайся в деле и сделай себе имя, а потом воспользуйся им. А если тебя так уж заедает совесть, утешай себя мыслью, что в случае чего Лиге твои десять штук в неделю всегда пригодятся.
В общем, я согласился. Мой агент состряпал соглашение со студией, по которому любые изменения в сценарии должны были производиться только с моего ведома. Мне удалось добиться, чтобы ФБР из сценария выкинули и персонаж Холмса не имел никакого касательства к правительству, а роль Сэндерсона я попытался сделать чуть более интересной.
Я отсмотрел первые снятые эпизоды, и они оказались неплохими. Собственная игра мне понравилась – во всяком случае, я выглядел естественно, даже в том кадре, где я преграждал дорогу несущемуся на огромной скорости «мерседесу» и тот отскакивал от моей груди. В этой сцене пришлось применить комбинированную съемку.
Фильм в конце концов сняли, а я принялся кочевать с одной вечеринки в честь окончания съемок на другую, не успевая даже просохнуть. Три дня спустя я очнулся в Тихуане с раскалывающейся от боли головой и подозрением, что я только что совершил какую-то глупость. Хорошенькая блондиночка, которую я обнаружил в своей постели, пояснила мне, какую именно. Оказывается, мы с ней поженились. Когда она отправилась в ванную, я заглянул в свидетельство о браке и выяснил, что ее зовут Ким Вольф. Она была какой-то никому не известной актрисулькой из Джорджии, вот уже шесть лет обивавшей пороги в Голливуде.
После таблетки аспирина и нескольких глотков текилы брак показался мне не такой уж безумной идеей. Возможно, теперь, когда моя карьера пошла в гору, мне настало наконец время остепениться.
Я купил старый дом Рональда Колмана[36] в псевдоанглийском загородном стиле – на Саммит-драйв, в Беверли-Хиллз, и въехал в него вместе с Ким, обоими нашими секретарями, парикмахером Ким, двумя шоферами, двумя горничными... Внезапно все эти люди оказались у меня на содержании, а я и сам толком не понимал, откуда они вдруг взялись.
Следующим был фильм 'История Рикенбакера[37]'. Снимать его должен был Виктор Флеминг[38], Фредерику Марчу предстояло играть Першинга[39], а Джун Эллисон – медсестру, в которую я по сценарию должен был влюбиться. Не кто иной, как Дьюи Мартин должен был сыграть Рихтгофена[40], чью тевтонскую грудь мне предстояло нашпиговать американским свинцом – плевать, что настоящего Рихтгофена на самом деле подбил кто-то другой. Снимать собирались в Ирландии – с астрономическим бюджетом и полчищами статистов. Я твердо решил научиться управлять самолетом, чтобы самостоятельно исполнять часть трюков. Ради этого я даже разорился на международный звонок Эрлу.
– Привет, – сказал я. – Я наконец-то научился летать.
– Некоторые деревенские, – сказал он, – вечно тормозят.
– Виктор Флеминг хочет сделать из меня настоящего туза.
– Джек, – в его голосе прозвучало веселье, – ты и так туз.
Я слегка опешил – во всей этой суматохе как-то позабылось, что вовсе не «МГМ» сделала меня звездой.
– Пожалуй, ты прав.
– Тебе следовало бы почаще бывать в Нью-Йорке, – заметил Сэндерсон. – Чтобы не забывать, что происходит в реальном мире.
– Ну да. Обязательно. Поговорим о самолетах.
– Непременно.
В Нью-Йорк я заехал на три дня по пути в Ирландию. Ким со мной не поехала: благодаря мне ей дали роль, и на время съемок она с потрохами принадлежала «Уорнер Бразерс». В любом случае, она была южанка до мозга костей, и когда однажды мы встречались с Эрлом при ней, она явно чувствовала себя не в своей тарелке, так что ее отсутствие меня не расстроило.
В Ирландии я проторчал семь месяцев – погода была такой поганой, что мы никак не могли доснять фильм. Дважды мы с Ким встречались в Лондоне – оба раза она прилетала на неделю, – но все остальное время я был предоставлен сам себе. Я хранил ей верность – в моем понимании, то есть не спал ни с одной девицей больше двух раз кряду. Я неплохо наловчился водить самолет, так что несколько раз даже заслуживал похвалу у профессиональных пилотов-каскадеров.
Когда я вернулся обратно в Калифорнию, мы с Ким провели пару недель в Палм-Спрингс. Премьера «Золотого мальчика» должна была состояться через два месяца. В последний день в Палм-Спрингсе, в тот самый миг, когда я вылезал из бассейна, какой-то клерк из конгресса, взмокший в своем костюме с галстуком, подошел ко мне и вручил розовый бланк.
Это оказалась судебная повестка. Мне было предписано явиться в Комитет Палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности (КРААД) рано утром во вторник.
Меня это скорее раздосадовало, чем что-либо еще. Я решил, что меня спутали с каким-нибудь другим Джеком Брауном. Я позвонил в «МГМ» и поговорил с каким-то парнем из юридического отдела. Однако едва скрыл свое удивление, когда услышал:
– А-а, мы так и думали, что вам в ближайшее время пришлют повестку.
– Погодите. Откуда вы могли это знать?
На секунду повисла неловкая тишина.
– Мы придерживаемся политики сотрудничества с ФБР. Послушайте, мы договорились с одним нашим поверенным, чтобы встретил вас в Вашингтоне. Просто расскажете Комитету все, что вам известно, и на следующей неделе сможете возвратиться обратно в Калифорнию.
– Эй! Какое отношение к этому имеет ФБР? И почему вы не предупредили меня? И вообще, в чем этот чертов комитет меня подозревает?
– Это имеет какое-то отношение к Китаю, – сказали на том конце провода. – По крайней мере, нас
