— Я ничего не скажу. Сделай милость, ответь тем же. — «Меня интересует только то, что находится у тебя между ног». — Едва не вырвалось у него. Слова уже были на языке, но каким-то чудом так и не слетели с губ. — «Она не Шайя», — напомнил себе карлик. — «Всего лишь дурочка, которая считает, что я играю с ней в загадки». — Если говорить на чистоту, его не интересовала даже ее щель. — «Должно быть я болен, или уже умер».
— Ты что-то говорила о ванной? Веди. Нам не следует заставлять ждать великого торговца сыром.
Пока он мылся, девушка мыла его ноги, терла спину и расчесывала волосы. После этого, она втерла приятно пахнувшую мазь в его икры, чтобы облегчить боли, и помогла вновь облачиться в детский наряд — в старомодные штаны бордового цвета и голубой бархатный дублет, украшенный парчой.
— Милорд желает видеть меня после трапезы? — Спросила она, зашнуровав его обувь.
— Нет. Я завязал с женщинами. — «Со шлюхами».
К его радости, девушка очень легко пережила это разочарование.
— Если милорд предпочитает мальчиков, я распоряжусь, чтобы кто-нибудь ожидал его в постели.
«Милорд предпочитает вернуть жену. Милорд предпочитает девушку по имени Тиша».
— Все, что мне нужно знать: куда отправляются шлюхи?
Девушка сжала зубы. — «Она меня презирает», — догадался он. — «Но не сильнее, чем я сам себя презираю». — Несмотря на то, что он перетрахал кучу женщин, которым был отвратителен один его, Тириона Ланнистера вид, но некоторые из них хотя бы притворялись, что испытывают к ней приязнь. — «Немножечко отвращения даже может быть освежающим, как брют после десертного вина».
— Знаешь, я передумал. — Сказал он. — Ожидай меня в постели. Голая, если не трудно, потому что я буду слишком пьян, чтобы разбираться с твоими нарядами. Рот держи закрытым, а ноги раздвинутыми, и мы оба отлично проведем время. — Он одарил ее вожделенным взглядом, но в ответ заслужил только отвращение. — «Никто не боится карликов». — Даже лорд Тайвин не боялся, хотя у Тириона был арбалет.
— Ты стонешь, когда тебя трахают? — Спросил он ее.
— Если это нравится милорду.
— Милорду понравится тебя душить. Именно так я поступил с моей прежней шлюшкой. Думаешь, твой хозяин станет возражать? Определенно, не станет. У него сотни таких, как ты, но больше нет никого вроде меня. — На этот раз, когда он осклабился, он увидел, что ей страшно.
Иллирио возлежал на пышной тахте, пожирая острый перец и мелкий лучок из деревянного блюда. Его лоб был украшен испариной, а поросячьи глазки сияли из-за толстых щек. Когда он двигал руками, возникало сияние драгоценных камней: оникса и опалов, тигрового глаза и турмалина, рубинов, аметистов, сапфиров, изумрудов, черного янтаря и нефрита, черных бриллиантов и зеленого жемчуга. — «На одни эти кольца, я мог бы жить всю оставшуюся жизнь», — умилился Тирион. — «Вот только, будет умнее их не просить».
— Проходи, садись, мой маленький друг. — Иллирио, приглашая, повел рукой.
Карлик вскарабкался в кресло. Оно было слишком велико для него. Это был целый трон, украшенный подушками, созданный специально, чтобы вместить могучую задницу магистра, с толстыми ляжками, которые могли выдержать вес его тела. Тирион Ланнистер всю жизнь прожил в мире, который был слишком большой для него, но в доме Иллирио Мопатиса эта диспропорция приняла гротескные размеры. — «Я словно мышь, угодившая в берлогу мамонта», — ухмыльнулся он своим мыслям. — «Но у мамонта неплохой винный погреб». — От этой мысли он почувствовал приступ жажды. Он попросил вина.
— Как тебе девушка, которую я к тебе отправил? — Спросил Иллирио.
— Если б я хотел девушку, я бы попросил девушку. Я лишился носа, а не языка.
— Если она тебе не угодила…
— Она делает все, что от нее требуется.
— Надеюсь. Ее обучали в Лиссе, где лучше всех учат искусству любви. И еще она говорит на общем языке. Королю это очень нравилось.
— Я убиваю королей, разве ты не слышал? — Тирион злобно улыбнулся поверх чаши с вином. — Мне не нужны королевские объедки.
— Как хочешь. Лучше приступим к еде. — Иллирио хлопнул в ладоши, и в комнату вбежали слуги.
Начали они с бульона, сваренного из крабов и рыбы-черта, с холодной подливой из яиц с лаймом. Затем появились перепелки, зажаренные в меду, седло барашка, и гусиная печень в винном соусе, пастернак в масле с молочным поросенком. От одного вида этого изобилия Тириону стало дурно, но он заставил себя из вежливости попробовать ложку супа, и, едва попробовав, обо всем забыл. Поварихи хоть и были старыми и толстыми, но дело свое знали отменно. Никогда прежде он не ели ничего вкуснее, даже при дворе.
Обсасывая косточки куропатки, он спросил Иллирио про утренний вызов. Толстяк только пожал плечами.
— Неприятности на востоке. Астапор пал, и Мийэрин тоже. Это гхизарские рабовладельческие города, которые были древними даже, когда мир был еще молод. — Поросенок был разрезан на ломти, и Иллирио дотянулся до одного из них поподжаристее, взял руками, и обмакнул его в сливовый соус.
— Залив Рабов от Пентоса далеко, — сказал Тирион, слизывая гусиный паштет с кончика ножа. Никто на свете не может быть проклят сильнее, чем убийца родичей, напомнил он себе, улыбнувшись.
— Это так. — Согласился Иллирио. — Но мир это одна большая паутина, и никто не может прикоснуться к одной нити, не потревожив остальные. — Он вновь хлопнул в ладоши. — Ешь, давай.
Слуги внесли цаплю, фаршированную фигами, телячьи котлеты, бланшированные в миндальном молоке, сельдь в сметане, жаренный лук, вонючий сыр, блюда с улитками и сладкими булочками, и черного лебедя в оперении. От лебедя Тирион отказался, потому что вспомнил о памятном ужине с сестрой. Вместо этого он сам наложил себе кусок цапли и рыбу, и немного сладкого лука. Слуги не забывали наполнять его чашу вином, едва он ее выпивал.
— Для такого коротышки, ты пьешь очень много вина.
— Убийство родичей — довольно пыльная работенка. После нее всегда хочется пить.
Глаза толстяка сверкнули, словно драгоценности в перстнях на его руках.
— В Вестеросе есть люди, считающие, что убийство лорда Ланнистера — отличное начало.
— Лучше им не упоминать об этом в присутствие моей сестрицы, иначе они быстро лишатся языка. — Карлик разломил ломоть хлеба пополам. — А тебе, магистр, лучше не трогать мое семейство. Хоть я и убийца родичей, но я по-прежнему лев.
Похоже веселью повелителя сыров не было предела. Он весело шлепнул себя по жирной ляжке и сказал:
