Она пользовала Билайн, а не Мегу. В это время сзади незаметно подкрался отец и похлопал сына по плечу, указывая на чуть приоткрытую от утреннего ветерка дверь. Девушка вдруг вслух читает надпись, гласящую, что это здание раньше принадлежало местному театру, но потом перешло под офисы. Они втроём немного медлили, терзаясь мыслью сомнения: быть или не быть, если дверь открыта и манит войти.
Внутри всё было чисто и уютно, не то, что снаружи – был проведён евро-ремонт, стены были отделаны каким-то красивым камнем, возможно искусственным, но это было плохо различимо. Всё сверкало чистотой и грамотной полировкой. Всё было залито светом, проникающим с улицы во всевозможные окна. Справа и слева были массивные металлические прочно запертые двери администрации и прочей нелюди, а прямо по курсу возвышалась мощная лестница наверх. Видно было, что на неё раньше лежал ковёр, ибо остались золотистые кольца, вбитые намертво прямо в камень, которые в прошлой жизни посредством штырей удерживали ковёр на месте. Но теперь ковра там не было, видимо сказались постоянные походы разнообразных личностей, из-за чего и пришлось отказаться от такой роскоши.
Но времени у них было ещё много, посему они втроём не пошли вверх, а остались внизу изучать расположение дверей. Сын вскоре обнаружил под этой массивной лестницей неприметную дверку, а за ней лестницу, ведущую куда-то вниз. На двери была наполовину стёртая табличка «Служебное помещение», которую держали два толстых гвоздя.
Вместе они спустились вниз по узкой витой лестнице на одного человека. Помещение, в которое они попали, напоминало заброшенную подсобку бывшего здесь театра: пустые открытые настежь шкафы, треснувшие местами зеркала и разбросанные стулья являли собой картину крайнего запущения. Само по себе помещение было настолько узким, что могли разойтись только три человека, а ведь, когда театр работал, тут ставили ещё и тумбочки для грима. Однако эта подсобка была лишь небольшой перемычкой – на другом её конце было две двери, до которых с трудом доставал свет двух лампочек, очевидно, так и не выключавшихся никогда.
Они пошли к тем дверям, попутно выискивая что-нибудь интересное, но их ждало разочарование, ибо всё было украдено до них. Из мелочи, которую можно было сунуть в карман, были только старые ороговевшие тряпки, вполне могущие бить стёкла и резать хлеб. В остальном все вещи были не меньше табуретки, и уносить их с собой не было явного смысла. Рядом с дверями были нарисованы искажённые подобия свастики с чьими-то забавными рожицами.
Выбор был простой: одна из двух, правая или левая. Недолго думая, он толкнул рукой левую и шагнул вглубь густого мрака. В лицо ему пыхнуло тёплым воздухом и до дрожи в коленках знакомым тяжёлым и пряным запахом протухшего мяса. Глаза несильно заслезились, и появился рвотный позыв, когда его рука упёрлась во что-то мягкое и противно хлюпающее. Но он стоял не двигаясь, старался даже не дышать, вместо этого он изо всех сил напряг свой слух, обоняние и зрение, пытаясь разглядеть окружающую обстановку. Минута сменяла минуту со скоростью часа, ему даже казалось, что вдалеке у самой стены что- то шевелится и капает. На мгновение краем глаза он заметил, как что-то продолговатое двинулось в том краю, но в следующий же миг видение исчезло.
Ноги сами развернули его на месте и рывком вынесли из комнаты. Девушка, выпучив глаза, молча закрыла дверь и подпёрла её двумя табуретками. Ни слова не говоря, как по команде, они бросились вверх по лестнице наружу, на свежий воздух. Он бежал последним – впереди расчищал пространство отец, а сразу за его спиной как за щитом пряталась девушка, сам же он замыкал колонну, поглядывая назад.
Закрывшуюся было дверь с лестницы отворили мощным ударом, а за ним последовали какие-то непонятные звуки, по которым он решил, что они кого-то сбили на выходе. Решение оказалось правильным: на выходе его немного занесло вправо и там пришлось перепрыгивать через большое грузное тело в спортивном костюме. Тело что-то мычало матом. Наконец, когда они все были уже у выхода, он обернулся и понял, что тело вскочило на ноги и теперь гонится за ними с большим мачете в руках.
Уже у остановки отец заорал, чтобы бежали врассыпную, после чего резко затормозил, кинул в мужика неизвестно откуда взявшуюся табуретку, и побежал направо. Девушка побежала налево, а сам он, перемахнув урну, рванул через дорогу, заметив при прыжке, что бросок отца был удачным и мужик с ножом упал на колени, но сознание не потерял.
Одним большим пробегом он оказался в лесу, и только тут сбавил скорость передвижения до быстрого шага. Давно у него не было таких резких и отчаянных пробежек, сердце колотилось со страшной силой, но дыхание при этом было плавным и размеренным. К своему удивлению, он стал узнавать окружающие его места, появился эффект дежавю.
Да… определённо он был здесь, был, но не так давно, и не в таких обстоятельствах. Память отзывалась смутными картинками, из которых он не мог составить полную мозаику событий, но отдельные элементы всплывали потихоньку. Он пытался проводить аналогии и припомнить хотя бы какие-нибудь случаи, когда он выходил в эту часть леса, но память пульсировала как сердце и не могла работать чётко. За размышлениями он ушёл далеко вглубь, спиной чувствуя, что его теперь не достанут, что он ушёл от опасности.
Он вспомнил.
Он вышел на поляну, на которой были кирпичные развалины. Непроизвольно перед глазами стали проноситься образы из вчерашнего вечера: дорога, поле, лунный свет, тёмная знакомая фигура. Всё это было так знакомо. Ему вспомнилась та, с которой он был здесь вчера. Чуть улыбнувшись, он шагнул в развалины.
От крыши разрушенного здания осталась парочка толстых труб, переброшенных от одного края развалин до другого, образовывая каркас для навеса. В центре развалин, подвешенное за ноги, висело изрезанное до безобразия и обезглавленное тело Ксюши. Голова её покоилась рядом на коле. Глаза её были закрыты, а на губах застыла улыбка.
Часть 2
«Рождение богов»
Уже час они втроём колесили по извилистым горным дорогам. Погода была отличная для этого времени года – снега почти не было, а маленькие птицы голосили, сидя на мощных ветвях деревьев на склонах. Местами ещё оставалась длинная зелёная трава, образовывая оазисы на фоне бурой окаменевшей земли.
Они затащили его в эту поездку по красивым местам совершенно без повода, от балды, просто заявившись к нему в дом и утащив с вещами в машину.
– Сеня, – сказал один из них, тот, что потолще, – мы забираем тебя с собой в Зазеркалье.
С этими словами они ворвались в его квартиру, отпихнув его самого, покидали всё, что нашли съестного в большую походную сумку, накинули на него тёплую одежду и выскочили из дома. Всё было так стремительно и неожиданно, что он даже не успел сообразить, что произошло. Конечно, он мог бы резко воспротивиться насилию, просто вытолкнув их из квартиры, и такая мысль его посещала за то немногое время, что они были в доме. Однако это было бы неприлично, всё таки друзья, да и к тому же у него сегодня день рождения, и, скорее всего, это был какой-то изощрённый сюрприз.
Из динамиков звучало что-то из Рамштайна – мелодичный хриплый голос пытался отбросить умение петь и просто заорать. Он сидел на заднем сидении зелёной шестёрки с дрянной акустикой: только два динамика и оба позади. В таких ситуациях те, кто сидит впереди, ничего не слышат, а позади все глохнут и хренеют от вибраций.
Впрочем, он не очень сожалел об этом, ибо впервые в жизни наблюдал занятное зрелище: красный воздух и красное солнце. Это явление длилось всего ничего, несколько минут, но зрелище было завораживающим и очень красочным. Огромный, почти близкий, диск солнца расползался своей массой по горизонту, превращаясь постепенно из восходящего рыжего диска в красный ядерный гриб и обратно в диск, но на этот раз жёлтый, почти белый. Хмурые облака ползали по небу как гусеницы, беспорядочно дёргаясь в разные стороны и извиваясь.
Казалось бы, рядовые явления природы, ничего редкого или экстраординарного, однако Сеня смотрел
