– Мы с Дуитом росли в одном дворе; он часто меня приглашает, – гориллоид отхлебнул пива и вполголоса добавил: – Кроме того, время от времени он знакомит со мной тех, кому требуется профессиональная помощь каюкера, за определённый гонорар, естественно.
– А, вот в чём дело…
Оркестр снова заиграл. Громила поморщился:
– Одно только мне здесь не нравится: музыка. Старина Дуит считает почему-то, что если ты обезьянец, то должен уважать джаз.
– А ты бы, конечно, предпочёл зонг?
– Ну да, ты же знаешь мои пристрастия…
– А вам нравится джаз, господин де Камбюрадо?
– Я предпочитаю классику, – пожал плечами павиан. – Скрипичный концерт ре минор – для меня самое то. А под эти синкопы так и хочется продемонстрировать кому-нибудь афедрон, извините за выражение.
– Да вы не стесняйтесь, Морш! Здесь вас вполне поймут! – загоготал подошедший хозяин.
– Беда в том, что, один раз начав, трудно остановиться, – усмехнулся павиан. – А мне моя карьера пока что дорога.
– Ну, как угодно. Слушай, Гро, вам что-нибудь нужно?
– Сухое полотенце, бутылочку рома и спокойное место, где мы могли бы побеседовать.
– Нет ничего проще. Идите по коридору, там есть несколько свободных комнат. Только не занимайте ту, где кровать с балдахином; она мне вскоре понадобится.
– Спасибо, господин Лопа. Я непременно возмещу вам…
– Да это пустяки! – здоровяк махнул лапой. – И называйте меня Дуит, старина! Лучше просто Ду. Мой скромный гадюшник в вашем распоряжении, ребята! А сейчас прошу меня извинить… – И он, приобняв за талию проходившую мимо гориллессу, с ходу увлёк её за собой, нежно нашептывая что-то на ухо.
Дама захохотала и отвесила ему звонкий шлепок нижней конечностью.
– Знаешь, глядя на обезьянцев, очень остро понимаешь, чего так не хватает нам, людям, – вздохнул Иннот.
– Животной непосредственности, – ухмыльнулся Громила.
Иннот вздрогнул:
– Ты что, ещё и мысли читаешь?!
– Да нет, просто эту реплику я слышал от тебя миллион раз. И ещё, как это… Витальность джунглей, во! Не так уж трудно запомнить! Витальности, кстати, сегодня будет хоть отбавляй. Ты когда-нибудь видел настоящее обезьянское танго?
– Тот самый скандально знаменитый танец, плавно переходящий в коитус? Откровенно говоря, ни разу. – Иннот засмеялся и покачал головой: – Мне и без того достаточно острых ощущений.
– Это ещё что! Чуток попозже половина гостей налижется до розовых грохмантов, и здесь такое начнётся! Кстати, как тебе та маленькая манки?
– Которую развлекал этот щёголь-поручик?
– Пустозвон, да и пошляк к тому же. Фокус с бананом – верх его остроумия. Надеюсь, кто-нибудь в конце концов запихнёт ему сей фрукт с другого конца пищеварительного тракта… А малышка – прелесть. Откровенно говоря, я собираюсь ею сегодня заняться.
– Тогда не буду тебе мешать.
– Э нет, парень, не отвертишься! Давай-ка сперва рассказывай, как это ты умудряешься падать с крыши прямиком в окно! Сейчас мы с тобой выпьем…
– Слушай, как ты думаешь, ничего, если я останусь здесь до утра? Неохота снова под дождь.
– О чём речь, конечно!
Иннот и Громила уютно устроились в одной из пустующих комнат. Иннот закутался в хозяйский плед, хлебнул рома и, задумчиво глядя перед собой, сказал:
– Знаешь, старина, по крайней мере одна из городских легенд переходит отныне в разряд непреложных фактов.
– Это ты о чём? – поинтересовался гориллоид.
– Подметала существует на самом деле; и можешь мне поверить – он действительно каюкер экстра- класса, лучший из лучших. Кому, как не мне, это знать: ведь именно сей субъект сбросил меня с крыши минут двадцать назад…
Размеренная и мирная жизнь маленького племени смоукеров была грубо нарушена. Сначала наделала переполоху съёмочная группа, прилетевшая на дирижабле аж из самого Вавилона; а едва только утихли телевизионные страсти, оказалось, что юный Хлюпик, единственный, не сдавший в этом году экзамена на зрелость, бесследно исчез! Не иначе ушёл с этим странным чужаком, – шептались поселяне; только предки знают, что он за человек! Родители непутёвого паренька были безутешны; бывшие одноклассники, не говоря уж о закадычных друзьях, рвались следом – выручать и спасать; неугомонный старикан Гоппля уже начал было собирать партию охотников, чтобы отправиться на поиски; но этому неожиданно воспротивился Свистоль.
– Ничего страшного с вашим драгоценным Хлюпиком не случилось… Пока, по крайней мере, – уверенно заявил шаман племени. – Парень повзрослел, и судьбу свою, какой бы она ни была, волен выбирать сам. А вы… Вы все очень нужны нам здесь.
Большой Папа, да и Свистоль, восприняли рассказ юного бродяги о наводнении со всей серьёзностью. Слухи о новой напасти пошли гулять по деревне, от одной корзины к другой. То тут, то там собирались кучки встревоженных селян, взволнованно обсуждая что-то, размахивая руками, – случай для степенных смоукеров крайне редкий. Постепенно народ стал скапливаться перед общинным складом. В нём хранились все важные вещи племени. Были среди них и такие, про которые даже самые старые смоукеры не смогли бы ничего сказать толком.
Наконец плетёная дверца открылась, и Папа вышел наружу. Сегодня он был без своей обычной тростниковой шляпы и – небывалый случай – без трубки! Это могло означать только одно. Старейшины довольно щурились и потирали втихомолку ладони.
– Друзья мои! – начал Большой Папа. – Я получил тревожные вести. И вести эти таковы, что нам незамедлительно следует созвать совет племени, чтобы обсудить их. Наша реликвия, наш Священный Кальян уже наполнен ключевой водой, а кальянный табак, изготовленный лучшими мастерами, принесут с минуты на минуту.
Тут сквозь толпу протиснулся красный растрёпанный Пыха. Он протянул Папе закрытый крышкой глиняный горшочек и тут же смущённо скрылся за спинами старших. Папа приподнял крышку, понюхал и удовлетворенно кивнул.
– Старейшин попрошу ко мне, – сухо обратился он к толпе. – Остальные пока свободны.
Старейшины потянулись на склад, улыбаясь и поглаживая короткие седые бородки. Новости, как говорится, новостями, а вот чести покурить кальян они удостаивались только по большим праздникам. А ведь это старичьё ничем не отличается от тех, кто остался там, снаружи, – с неожиданным раздражением подумал Свистоль, закрывая за собой дверь. Старейшины! Все смоукеры живут одним днём; для них и прошлое, и будущее – это одно большое «сегодня», просто растянутое, длиной во всю жизнь. А завтра между тем уже постучалось к нам в лукошко, и надо что-то решать, причём решать прямо сейчас. А этим лишь бы накуриться. «Смоук»! Надо же было им с Папой придумать такое! А впрочем, это лучше, чем прыгать голыми у костра, вопя и потрясая копьями. Так они тогда и решили: трубка табаку больше способствует интеллектуальным усилиям, чем ритуальные пляски. Жаль только, что дальше трубки дело почти ни у кого не пошло.
Пока мундштук передавали по кругу, Свистоль поймал взгляд Большого Папы.
«Ну что, доцент? Кончилась старая жизнь?»
«Кончилась, профессор…»
Мундштук совершил полный оборот. Папа напоследок ещё раз затянулся и решительно отложил его в сторону.
– Друзья! – начал он.
Свистоль с интересом прислушивался. Между собой они с Папой обсудили всё ещё вчера. И вот теперь
