ногами; те, кто обитает в огромных роскошных домах и заставляет стражников отлавливать на улице бедолаг, вынужденных идти на кражу ради куска хлеба…
– Братцы! – плачущим голосом вскричал альбинос, когда Пыха осёкся: дыхания читать больше не хватало. – Братцы, да что же это творится?! Они там… – он неопределённо махнул рукой в сторону двери, – они там жируют, гады, за наш счёт! А мы… – он сжал кулачки, – гниём здесь, надрываемся… Да когда ж это кончится?
– Да! Верно! Правду говоришь! – раздавались возгласы. – Доколе?!!
– Спокойно, товарищи! – Чобы Стисм, напряженный, как струна, коротко взмахнул рукой. – Ещё не время, типа! Читай дальше, куки. Пусть книга скажет, что нам делать и как!
И Пыха послушно продолжил; забыв про сон, каторжане внимали его голосу. Прочесть всю книгу не удалось – через несколько страниц буквы вновь превращались в бессмысленные чёрные закорючки. «Должно быть, чтобы читать дальше, надо сплотить вокруг неё ещё больше народу!» – озарило смоукера. Но пока что сказанного оказалось довольно; и к утру у каторжан был готов план побега. На следующий день под балками крыши уже сушилось несколько стручков жгучего красного перца – того самого, что напрочь отбивает чутьё у сторожевых псов.
Шаман кипадачи дёрнулся и рывком сел, таращась во тьму широко раскрытыми глазами. Итак, то, чего он опасался, свершилось. Книга попала в нужное место и к нужным людям. Первый Тезис раскрылся… Самым краешком отпущенных ему паранормальных способностей кипадачи почуял это; столь малое изменение мира – и столь опасное… Значит, его посланцы не сумели выполнить порученное; или же просто не успели.
В хижине царила духота. Гортанно перекликались снаружи обходившие деревню часовые. Шаман несколько раз глубоко вздохнул, заставив себя полностью сосредоточиться на этом нехитром занятии – приём самоуспокоения, которым у кипадачи владели даже малые дети. Потом он встал с травяного ложа, пошарил в изголовье и извлёк из тайника донельзя обшарпанный чемодан. Раскрыв его, кипадачи выдвинул длинный гибкий ус антенны и подкрутил веньеры настройки. Хижину наполнил треск атмосферных помех. Всё плохо, мелькнула мысль, всё… Может, не тратить попусту время и отправиться в путь самому? Взгляд шамана метнулся к двери. Там, над входом, висела выдолбленная и высушенная тыква-горлянка. Нет, с Повелителем Погоды посоветоваться всё же необходимо…
Иннот поднимался вверх по Строфокамилу до тех пор, пока берега не сузились настолько, что выгребать против течения сделалось невозможным. Тогда он бросил долблёнку и продолжил путь пешком. Теперь, когда путешествовать приходилось одному, каюкер на полную задействовал свои способности к «энергетическому видению». Мир преобразился; джунгли Великого Леса теперь представлялись ему почти прозрачными, словно отлитыми из слабо окрашенного разноцветного стекла. Стволы деревьев были чуть темнее; там, в их глубине, неспешно двигались живительные соки. Самые старые и могучие окружала неяркая аура – это означало, что внутри, в сердцевине растения, обитает дух. В толще земли прокладывали себе дорогу корни, прорастали семена трав; какие-то мелкие создания шевелились между стеблями.
Время от времени Иннот поглядывал на монетку. Разумеется, идти точно по прямой не получалось – в этих диких местах прямых путей не существовало. Один раз пришлось обходить обширнейшую топь, другой – потратить несколько дней на поиски перевала через скалистый кряж; ну а потом начались бескрайние горы.
Они были суровыми и негостеприимными; здесь от начала веков существовали свои, неведомые равнинным джунглям опасности и свои способы их преодолеть. Красота гор потрясала воображение: несмотря на тяготы пути и усталость, Иннот не раз замирал на месте, любуясь величественными пейзажами. Иногда ему начинало казаться, что весь мир представляет собой огромный, невероятно прекрасный сияющий кристалл, играющий мириадами бликов; и сам он – всего лишь один из них. Хотелось разделить с кем-то эту первозданную красоту, от которой спирало дыхание. Как-то ночью он поделился этой мыслью с Кумарозо.
– Да, горы прекрасны, – согласился звезда джанги. – Я и сам их люблю; недаром же выбрал Туманный хребет местом своего последнего успокоения. Кстати сказать, мы сейчас не так уж далеко от тех мест, правда, немного западнее.
– Ну? – заинтересовался Иннот. – Так, может быть, ты подскажешь мне что-нибудь про дальнейший путь?
– Пират всё сказал правильно – это ещё отнюдь не самые высокие горы; дальше пойдут настоящие гиганты. Кстати, ты чувствуешь некое искривление магнитных линий впереди?
– Нет, – удивился Иннот. – Ничего такого я не замечал.
– А ты обрати внимание. Сейчас это почти незаметно, но дальше, вероятно, будет усиливаться – судя по всему, ты направляешься прямо к центру этой аномалии.
– Это может быть скоплением минералов под скалами, – пожал плечами Иннот. – Ты же знаешь, железистые руды обладают такими свойствами.
– Поживём – увидим, короче говоря… Не хочешь перекусить чего-нибудь?
– С удовольствием, – каюкер ухмыльнулся. Кумарозо взял аккорд на своём банджо, и перед Иннотом появилась глубокая стеклянная тарелка, полная нежнейшего картофельного пюре. С десяток маленьких тугих сосисочек торчали по краю; а между ними лежали кружочки редиски и свежего огурца, посыпанные солью. Каюкер гулко сглотнул слюну.
– Я ведь знаю, что пища здесь – всего лишь фантом. И если я съем её, то настоящего насыщения не наступит. Но если я этого не сделаю, – тут Иннот скосил глаза на руку, и в ней тотчас появилась изящная серебряная вилка, – то поутру буду чувствовать себя несчастным, и весь день мои мысли будут заняты только сосисками с пюре. И это несмотря на то, что голод мне ближайшее время отнюдь не грозит. Почему?!
– Самообман! – развёл руками музыкант. – Мы слишком часто обманываем себя; по существу, вся жизнь – это огромный холм из таких вот маленьких обманчиков.
– А почему нельзя обойтись без них, видеть и ощущать всё как есть?
– Неуютно, – передёрнул плечами Кумарозо. – Вот, например, ты стараешься не злоупотреблять своим «энергетическим видением»; и правильно делаешь – тут недалеко до того, чтобы окружающие начали считать тебя тронутым. А ведь ты по роду своей работы часто сталкиваешься с неведомым; тебе гораздо легче перенести его близость. Что уж говорить об обычных людях! Между прочим, к пюре с сосисками идеально подходит чуть присоленный томатный сок.
– Спасибо… – В другой руке Иннота возник стакан. – А то я никак не мог решить, чем запивать.
– У каждого блюда должна быть своя запивашка, – наставительно сообщил Кумарозо. – Во всяком случае, у каждого любимого блюда. Я это давно понял. Например, к жаренной соломкой картошке лучше всего подходит молоко…
– Топлёное, жирненькое, холодненькое! – подхватил Иннот. – Или стакан сливок!
– Только не самых жирных. Жирные сливки вообще вещь довольно тяжелая; я предпочитаю сбивать их с сахаром и поливать клубнику или кусочки киви.
– Ну, клубника со сливками – это классика! А что порекомендуешь к грибам?
– Яблочный сидр. Опять-таки идеальное сочетание.
– Умр… Грм… – Иннот истово кивал, с бешеной скоростью поглощая пюре.
Когда тарелка была полностью опустошена, он откинулся на спинку стула и расплылся в блаженной улыбке.
– Замечательно… А то какую иногда случается лопать экзотику в джунглях! Большинство моих городских знакомых билось бы в судорогах при виде того, чем мне приходится питаться наяву. Беда только, что пищи мало; я вынужден тратить драгоценную энергию на поддержание сил, а ведь она, скорее всего, понадобится мне для каюкинга!
– Ждёшь неприятностей?
– А как же! – усмехнулся Иннот. – Без этого не обойдётся; такова уж, видно, моя планида.
Кумарозо задумчиво сощурился и сотворил гигантский «косяк».
– Интересно будет посмотреть.
– Посмотреть?!
