13. Утром
Константин Потапыч проснулся, но не сразу сообразил, где находится. Тепло, сухо, светло, и покрыт он не шинелью, а ватным одеялом. Спал он крепко.
«Куда это меня занесло?» — подумал майор, вытирая ладонью губы.
Почувствовав гладкую кожу бритого подбородка, сразу все вспомнил. В гостях! Вчера он якобы приехал в Ленинград с Большой земли и под фамилией Мальцева остановился у знакомого химика. Как же его зовут? Сергей Дмитриевич Завьялов. Сам хозяин в командировке, а здесь живут его дети: Коля и Аля. Вечером он был в бане, потом побрился и около восьми часов лег спать.
А сколько сейчас?
Константин Потапыч вытащил из кармана пиджака, висевшего на стуле, часы и посмотрел.
Батюшки! Одиннадцать! Сколько же он спал? Шестнадцать часов.
Пора вставать. Но ему дали отпуск до завтрашнего дня, и надо им воспользоваться. Можно поваляться часок-другой. В кровати так тепло и приятно.
В квартире полная тишина. Никаких признаков жизни. А ведь здесь он не только затем, чтобы валяться на кровати. Иван Васильевич уговорил его пожить с ребятами два дня и устроить им что-то вроде экзамена, посмотреть, как они будут себя вести в его присутствии
«Ну что ж, пока все идет хорошо, — думал майор. — Встретили меня сдержанно, но приветливо. Не смутились, не суетились. Коля проводил до бани и ушел в училище, а Аля вечером напоила чаем. Хорошая девоч-ка! Самостоятельная, заботливая. Настоящая хозяйка. Вот если бы и моя была такой, — с грустью подумал Константин Потапыч, невольно сравнивая Алю со своей избалованной, капризной дочерью, которая ничего не умела и не желала делать. Сейчас она эвакуирована со школой и живет за Уралом. — Как-то она там?»
Миша давно сидит над учебниками. Глаза бегают по строчкам, но из всего прочитанного не запомнилось ни одного слова. Дверь в комнату приоткрыта, и он напрягает слух, чтобы не пропустить момент, когда встанет гость.
Сколько же можно спать?
Томительно тянется время. Наконец скрипнула дверь и послышалось шарканье ног. Гость прошел в ванную комнату. Плеск воды, фырканье доносились ясно.
«А что он делал в комнате, как одевался, этого было не слышно, — подумал Миша. — Надо, чтобы дверь в его комнату закрывалась не плотно. Петлю, что ли, сломать?»
Через несколько минут раздался голос;
— А дома кто-нибудь есть?
— Есть! — отозвался Миша, выходя в переднюю.
— Такая тишина. Я уж думал, что все ушли… бросили меня одного. Привет моряку! Как успехи?
— Ничего, — сдержанно ответил Миша, здороваясь с гостем. — Проходите в гостиную, Григорий Петрович. Аля там оставила завтрак. Долго вы спали!
— Да-а… я и сам поразился. Шестнадцать часов спал… как сурок.
Они прошли в гостиную. На столе стоял чайник, накрытый стареньким, но ярко раскрашенным петухом, сшитым из тряпок и ваты. Нарезанный хлеб и консервированная колбаса были аккуратно разложены на тарелках.
— Смотрите, как она это все заботливо! — сказал гость, — Прелестная хозяйка… Гордитесь своей сестрой, Коля! А где она сама?
— В школе. Остыл, наверно, — сказал Миша и, подняв «петуха», потрогал чайник.
— Ничего, ничего, — остановил его гость. — Очень горячий я не пью. От горячего чая, говорят, всякие неприятности в желудке развиваются. Язвы, колиты… Вы замечали, Коля, что животные горячего не пьют и не едят? Кошки, например, собаки?
— Да. Это я видел.
— Вот, вот. Кошки очень любопытно обращаются с горячим кусочком мяса или рыбы. Лапкой пробуют, катают его и ждут, пока остынет, А почему? Их ведь никто не учил… Это природа. Природа — великое дело. Человечество оторвалось от природы, и поэтому много всяких неприятностей, — назидательно говорил гость, наливая себе чай и усаживаясь за стол. — Зубы портятся раньше времени, глаза; волосы вылезают… Сколько лысых развелось! Про болезни я уж не говорю… А все дело в том, что от природы оторвались…
Миша, как и в первый раз, слушал Мальцева с некоторым недоверием. Ему казалось, что враг должен говорить и думать как-то иначе.
«До чего хитер! Высказывает дельные вещи, чтобы в доверие войти», — решил он.
Мысли о природе не были новостью для Миши. Николай Васильевич тоже любил говорить о природе и порицал всякие излишества.
— Коля, а трамваи у вас ходят, как и раньше? — спросил гость. — По тем же направлениям?
— Да-а… — неуверенно ответил Миша. — Где можно, там и ходят.
— А где можно?
— Наверно, где не очень опасно. В западном направлении и в северном ходят, как и раньше, а в восточном… Я точно не знаю… Там же фронт.
— Понимаю. Мне нужно кой-куда съездить, кое-кого повидать.
— А куда?
Гость пристально посмотрел на юношу, и, как показалось Мише, глаза у него при этом заблестели. Не то ему стало смешно, не то он рассердился.
— Если хотите, я могу проводить, — предложил Миша. — Вы город совсем не знаете?
— То есть как не знаю? В Ленинграде я бывал много раз.
— А почему же к нам не заходили? Папа говорил, что вы собирались, когда в доме отдыха жили.
— Ну, это вопрос особый, — уклонился от прямого ответа гость. — Расскажи-ка лучше, как Сергей Дмитриевич себя чувствует? Много приходится работать?
— Да. Работы много. Он сейчас какой-то взрыватель изобретает.
— Это хорошо.
— Конечно, не плохо. Сюрприз фашистам будет ой-ой-ой! — сказал злорадно Миша, но этого ему показалось мало, и он прибавил: — Много им таких сюрпризов готовят… Чтобы всякую охоту отбить. В другой раз не полезут к нам.
— А ты, я вижу, очень сердит на фашистов! — с усмешкой заметил гость.
— Конечно, сердит… Я же не маленький, кое-что понимаю. Мы их не трогали. Верно? Они, как бандиты, ворвались… А теперь, наверно, каются. Ворвались, да нарвались…
Заговорив о фашистах, Миша изменил своей сдержанности и не скрывал ненависти. Да и как тут удержаться! Гибель матери, ранения отца, коварные обстрелы, бомбежки города, жестокая блокада, голод… Обо всем этом хотелось напомнить Мальцеву. Пускай знает, что наступают дни расплаты и нечего теперь скулить да жаловаться.
«Кто сеет ветер, тот пожинает бурю».
Эту фразу любил повторять Сысоев, слушая громовые раскаты советской артиллерии, которые с каждым днем становились все более мощными и грозными.
— Н-да… Ворвались, да нарвались, — задумчиво повторил гость. — Перелом в войне явный… Думаю, что скоро и на нашем фронте начнется наступление.
— На каком на нашем? — удивился Миша.
— На нашем. На Ленинградском, — пояснил гость. Миша насторожился. Ответ Мальцева сильно его озадачил.
«О ком он говорит? Как это понимать? Неужели фашисты собираются штурмовать Ленинград? А может быть, он имел в виду Советскую Армию? Но он сказал «на нашем фронте'».
— Ну спасибо, Коля, — поблагодарил гость, поднимаясь из-за стола. — Сейчас я должен кой-куда сходить. Приду вечером.
— Григорий Петрович, если вы нас не застанете, я вам дам ключ.
— Прекрасно!
