ничего не услышал.
– Значит, ты на это не рассчитывала? – продолжал старик. – Впрочем, все равно. Так или иначе, это окончательно развязало все языки и здорово облегчило мой труд. Я уж вовсе молчу о чудесном гребешке, который ты с собой принесла: вот уж что надолго даст им отличную пищу для пересудов…
И он вновь рассмеялся, видя ее смущение.
Ки подняла опущенные глаза и с холодным презрением посмотрела на старика. Нильс фыркнул и покачал головой, причем с неменьшим презрением.
– Иди-ка ты спать, Ки. Я вижу, ты безнадежна. Ты из тех, кто ценит свободу и честь одного превыше общего блага. Ничему-то жизнь тебя не научила. Не могу только понять, почему Кора так стремится удержать тебя здесь. Ты дышишь таким ядом, что способна, чего доброго, всех здесь совратить с пути истинного. Как кусок тухлого мяса, брошенный в чистый родник…
И он махнул морщинистой старческой рукой, отсылая ее прочь. Жест был такой, словно он отмахивался от надоевшего насекомого. Ки уже отодвигала свой стул, когда та же рука вдруг перехватила ее запястье. Хватка была железной.
– И что же ты теперь будешь делать, Ки? Попробуешь свести на нет все то, чего мы нынче добились?
Ки быстрым движением высвободила руку.
– Ты сам ответил на свой вопрос, старец. Да, я действительно ценю свою честь превыше общего блага. Именно поэтому я и не отступлю от данного слова. Проводи свой обряд, я не стану тебе мешать. Только не думаю, чтобы он оказался таким действенным, как ты надеешься.
И Ки ринулась прочь, ища уединения в своей спальне. Все оборачивались ей вслед, но остановить ее никто не пытался. Только Руфус, стоявший у очага, быстро посмотрел на нее, а потом наклонился к Ларсу и грубо пихнул его локтем. Ларс, погруженный в какие-то мрачные раздумья, поднял голову и зло уставился на брата. Ки не слышала, что они сказали друг другу, только видела, что Ларс насупился и покраснел. Дверь спаленки затворилась за ней…
Ки хмуро смотрела в темноту, царившую в кабинке фургона. В тот раз ее отослали прочь, словно капризного ребенка, да еще и унизили перед этим. Ярость и непокорство снова воскресли в душе, вспыхнув даже с большей силой, чем в ту далекую ночь. Ее вдруг охватила лютая ненависть к Нильсу и ко всему, что он отстаивал. Надо ей было тогда же восстать против него и в клочья порвать паутину, которую он так старательно ткал!.. Ки приподнялась и медленно села, не обращая внимания ни на сползшие одеяла, ни на беспощадное прикосновение холода.
Опираясь на локоть, Ки всматривалась в лицо Вандиена… Оно показалось ей непроницаемой маской. Закрытые глаза были двумя провалами тьмы, а тело – бесформенной выпуклостью на постели. Тогда, много лет назад, Ки из-за своей нерешительности стала пешкой в руках безжалостного игрока. Теперь этот номер с ней не пройдет. Решения теперь принимает она. Она больше не плывет по течению обстоятельств, а сама направляет их так, как ей угодно. Если Вандиен, в самом деле, заодно с гарпиями… Ки оскалила зубы и беззвучно зарычала во тьме. Она могла убить его прямо сейчас и разом отделаться от снедавших ее подозрений. Легче легкого было бы перерезать ему, спящему, горло, а потом вытащить его мертвое тело наружу и оставить его коченеть на обледенелой тропе. Если он действительно бродяга, за которого себя выдает, никто его и не хватится. А если он прислужник гарпий, значит, она просто нанесла первый удар и тем самым хоть как-то уменьшила чудовищное неравенство сил…
Между тем его грудь равномерно, завораживающе приподнималась и опадала под меховым одеялом. Ки так и не протянула руку к ножу. Вместо этого она потихоньку заползла обратно в тепло, в их общее тепло. Вандиен хрипловато дышал и время от времени чуть слышно покашливал. Ки крепко зажмурилась: внезапные слезы обожгли ей глаза. Ей вспомнились яйца гарпий, беззащитные в своем уютном гнезде. И вот опять то же самое!.. Какое бы зло ни готовился причинить ей в будущем этот мужчина, убить его таким образом она была попросту неспособна. Она будет спать вполглаза и держать ухо востро. Но никаких поспешных поступков. Поспешных и непоправимых.
Ки попробовала рассуждать разумно и здраво и принялась перебирать все свои подозрения. Что за случай привел его в тот вечер к ее костру и заставил напасть?.. Каков на самом деле был шанс встретить в столь безлюдном месте человека, да еще помеченного знаком распростертых крыльев?.. Как ни крути, слишком немногое в нем располагало к доверию. И все же… все же…
Ки забралась глубже под одеяло и в потемках стала рассматривать его профиль. Она представила себе, как улыбаются под усами его губы, всегда готовые кольнуть ее каким-нибудь насмешливым замечанием. И, прах побери, ей нравилось, как держали кружку его изящные пальцы, как они заставляли сплетаться узором этот его говорящий шнурок. Ей нравилось, как он шагал с ней в ногу, торя тропу лошадям. И та ненавязчивая легкость, с которой он, незваный, непрошеный, вписался в ее одинокую жизнь. И некое чувство зашевелилось в ее душе, чувство, которого она не испытывала так давно, что поначалу его и не признала. Когда же признала, то с омерзением подумала о собственном непостоянстве.
Она поспешно погнала прочь лишние мысли и перевернулась на другой бок, спиной к Вандиену. Потом закрыла глаза и более не шевелилась.
Вандиен молча лежал рядом с ней, глядя в потолок кабинки и гадая про себя, что бы все это значило…
7
Ки проснулась при первом проблеске серого утреннего света. Трезвый, холодный воздух заставил ее припомнить всю ту бессмыслицу, что вспоминалась и мерещилась ей накануне, и ужаснуться, до какой степени, оказывается, ею руководили сиюминутные чувства. Она откинула теплое одеяло. Холод немедленно охватил все тело. Бесшумно соскользнув с лавки, Ки принялась поспешно натягивать верхнюю одежду. Вандиен продолжал спать; во сне он закинул руку, прикрывая лицо. Ки потянула дверцу кабинки, и та неохотно отползла в сторону.
За ночь ветер утих. Снег лежал сугробами у фургонных колес, белой подушкой покрывал сиденье возчика. Все было тихо и неподвижно, только мороз весьма заметно окреп. Высокое и чистое небо отливало далекой бледной голубизной. В небе ничего не было видно. Ки внимательно осмотрела ту его часть, которая открывалась взору с сиденья, потом встала на мерзлые доски и обозрела все небо целиком. Ничего. Ни облачка, ни зловещего крылатого силуэта.
Ки облегченно вздохнула… И тут на глаза ей попались два серых холмика в снегу, две неподвижно лежавшие туши.
– Проклятье!.. – заорала она и, соскочив вниз, со всех ног бросилась к ним. Оба коня сейчас же
