Ки прислушалась к ласковому шороху ветра, колебавшему цветы. Ее слуха коснулось негромкое отдаленное жужжание: так гудят в улье пчелы, потревоженные среди ночи. Зато в комнате позади нее царила полная тишина. Ей стало несколько не по себе, когда она поняла, что не было слышно даже постороннего дыхания – только ее собственное. Ки сглотнула, стараясь взять себя в руки. Дреш, ничего не скажешь, странен и жутковат, но другого союзника у нее здесь нет. Бояться еще и его – этим дела уж точно не поправишь!
И все же она была искренне рада, что обнаружила окошко.
Она снова посмотрела в сторону стола. Внутри куба тьмы вокруг алой искры вились светлые точки. Ну прямо мухи, жужжащие над дерьмом, подумала Ки. Их сияние было мягче, чем у той, первой, оно больше напоминало свечение гнилушек на болоте. Ки исполнилась отвращении. Она весьма смутно представляла себе, что именно видит, но не имела никаких причин не доверять своим инстинктам. А потому она предпочла закрыть глаза и не смотреть. Тем более что по-прежнему не могла справиться с дурнотой, которую вызывали у нее колеблющиеся стены и пол.
Зрение определенно подводило ее в этом чертоге, и она решила исследовать, что донесут ей иные органы чувств. Ки раздула ноздри и глубоко вдохнула, принюхиваясь. К ее немалому удивлению, запахи залитого солнцем двора за окном ее обоняния не достигали. Она ощущала лишь запах душистого масла из злополучной бутылочки. В его мощную волну вплетался едва заметный запах мускуса. Ки предположила, что он исходил от головы Дреша. Быть может, в комнате пахло еще чем-нибудь, но аромат масла забивал решительно все.
Ки обратилась к осязанию и пошевелила пальцами ног, изучая пол сквозь мягкие подошвы кожаных башмаков. Пол был определенно твердый. Ки слегка поерзала ногой по полу и почему-то страшно обрадовалась, когда раздался едва слышный шорох. Очень осторожно, опасаясь побеспокоить Дреша и заработать от него еще одну выволочку, Ки протянула руку и потрогала краешек стола. И, едва прикоснувшись, отдернула пальцы. Поверхность столешницы оказалась податливой и липковатой, словно кусок свиного жира в прохладный день… Ки даже потерла одну руку о другую, но обнаружила, что на них ничего вещественного не налипло.
– Подними меня! – прервало ее исследования приказание Дреша. Ки осторожно открыла глаза и уставилась на куб тьмы, красовавшийся на столе. Потом опасливо, словно к раскаленным углям, потянулась к этой тьме, которая, как она понимала, вообще-то была Дрешем. Она еще не успела коснуться его, как комната вокруг дернулась и снова приобрела тот вид, который воспринимало зрение Дреша. Прямо перед своим лицом Ки увидела чью-то руку, шарахнулась прочь, и рука исчезла.
– Это твоя рука, дуреха!.. – засмеялся колдун.
Ки снова потянулась к нему и увидела, как ее рука приближается к лицу Дреша. Ей понадобилась предельная собранность, чтобы, пользуясь глазами стоявшей на столе головы, должным образом направить руки и снять голову со стола. В конце концов у нее получилось, но желудок снова приготовился к бунту, а в середине лба, над переносицей, зародилась головная боль.
– Итак, в путь, – сказал Дреш. – Хотя, может, ты еще не все углы здесь обнюхала…
Ки спросила:
– Так ты выяснил, где находится твое тело?
Дреш слегка надул губы, потом отрешенно вздохнул:
– Естественно, я знаю, где мое тело. Ты ведь знаешь, где твое, не так ли? Нет, бывает же на свете такая наивность!.. Ки, Ки, если бы только я мог предвидеть… Но довольно об этом! Нет времени скорбеть о том, чего у меня здесь нет. Обратимся лучше к тому, что у меня есть, а именно к тебе. Придется удовлетвориться, сколь бы ограниченным я ни находил…
Она так резко брякнула его обратно на стол и отступила в сторону, что перед его – ее – глазами все так и замелькало. Ки сложила руки на груди и уставилась на куб тьмы каменным взглядом. Искра, сиявшая посередине, вспыхнула ужасающе ярко, вдвое увеличившись в размерах и отливая багрянцем. Ки не двигалась с места, стискивая ладонями локти, чтобы не выдать себя дрожью рук. Прошло несколько невыносимо долгих мгновений, прежде чем Дреш заговорил вновь.
– Полагаю, я это заслужил… – Искра съежилась, багровый отблеск пропал. – Ты тоже не в восторге от такого спутника, как я, и это лишь естественно. Ладно, Ки, давай помиримся и в дальнейшем будем считаться друг с другом. Мне в нынешнем предприятии без твоей помощи не обойтись, так что помоги мне, а я обязуюсь придерживать язык…
Ки не двинулась с места, но выдержка ее все-таки подвела: по губам молодой женщины промелькнула тень улыбки.
– Пожалуйста! – Дреш то ли выдохнул, то ли прошипел заветное слово. Ки шагнула вперед и подобрала его голову. Комната снова стала такой, какой видел ее Дреш.
Он кашлянул, прочищая горло. Когда же заговорил, чувствовалось, что он держит себя в узде.
– За моим телом наблюдают две Заклинательницы. Тем не менее, та, встречи с которой я более всего опасался, уже не кажется мне наиболее опасной. Здесь присутствует еще некто… или нечто, не знаю даже, как и назвать… и это меня беспокоит. Я чую ловушку внутри ловушки! Они как будто бы не подозревают о нашем присутствии, но это может быть и отвлекающим ходом. Слишком много неизвестных, чтобы решиться на открытое столкновение. С другой стороны, выждать – значит утратить преимущество внезапности… которого, вполне вероятно, у нас и так уже нет. И время, которое я без ущерба для себя могу провести в этом состоянии, все сокращается… – Голос Дреша упал до шепота, он со вздохом умолк, но тут же вновь встрепенулся: – Что скажешь, Ки?
Она пожала плечами:
– По мне, так нападай прямо сейчас. Если нас не ждут, воспользуемся этим. А если ждут – что мы теряем?
– Всего лишь мое тело и твою жизнь, моя дорогая. – В голосе Дреша звучала засахаренная желчь. – Впрочем, всего лишь это и будет нам наградой в случае успеха. Что ж, решено, вперед!.. Ки, ты в детстве играла когда-нибудь в попрыгайчики?
Ки слегка нахмурилась. Подобно дальнему эху, всплыла из глубин памяти поляна возле реки и на ней – здоровенный древесный пень. Вокруг него плясали темноглазые ромнийские дети, а на самом пне, пригнувшись, затаился гибкий юнец. Внезапный прыжок – и, когда прыгун достигал высшей точки, кто- нибудь из детей кричал: «Запад!..» Неуловимое движение гибкого тела, и парнишка, извернувшись в
