Черные страницы истории Церкви

Если перейти от общих преступлений к частным случаям, мы не найдем таких, в которых бы итальянцы занимали первое место: во Франции в течение одного года произошло 49633 кражи, у нас 36830; в Англии – 36200. На самом деле Великобритания значительно «превышает» нас в этом деле, так как в данное число не входят кражи, происходящие в Шотландии и Уэльсе, в которых полиция автономна и совсем другие статистические критерии.

На последнем месте находятся «спокойные» немцы с 35111 кражами в течении года. Однако немцы занимают страшное первое место по числу самоубийств: 9216 против 3806 в Италии, во Франции – 8500. В грустном списке изнасилований – первенство у Франции, с числом 3776, следующие немцы, потом Англия, ну а в Италии в 1990 г. их «едва» произошло 680.

Теперь самый черный эпизод списка, касающийся убийств. Страной с самым большим числом убийств является Германия – 2387. Италия находится на втором малодостойном месте, хотя само число значительно меньше – 1696.

«Итальянский случай» характерен тем, что 75% такого рода преступлений происходят в Южных районах. Без мафии и каморы Южная Италия была бы одним из тех мест, где убивают самое меньшее количество людей. В добавок не весь Юг такой, и кажется, самое маленькое число преступлений мы имеем в Молизе; также Базиликата, один из тех Южных районов, который в меньшей степени затронуты кровавым гневом и одновременно один из округов Европы с самой маленькой нелегальной деятельностью. По статистике «католические» «южные» районы, Кампобассо, Изерния, Потенца и Матера являются более безопасными, чем города Северной Европы лютеранского и кальвинистского прошлого.

В действительности, как видно, все совсем наоборот, нежели это представляет какая-то пропаганда, которая благодаря нашему легковерию, преподносит все как истину.

ПАСТОРЫ

Опубликовано много страниц документов (867 «тяжелых как свинец» строк, как сказал кто-то), которые разработал лютеранский историк Герард Бисер и издал свободный от предубеждений протест, исходящий из данных немецких коммунистов.

Эта работа восстанавливает отношения между «Евангеликами» и павшим «демократическим» режимом. Это опись, которую сам Синод ЭКД (Немецкая Евангелическая Церковь) определяет как «тревожную» и «требующую публичного акта сокрушения».

Из документа вытекает, что из 4 тыс. немецких протестантских пасторов самовольно определившихся как «народные» – 3 тыс. были постоянными безотлагательными информаторами Staatsichereit – тайной государственной полиции, в народе называемой «Стаей». После открытия архивов, по мнению Бисера, сотрудничество лютеранских пасторов с режимом, даже на уровне шпионажа, «не было случайным, и не ограничивалось религиозной жизнью, но являлось структурной проблемой евангелической Церкви».

Опираясь на работу такого историка, нужно обратить внимание на тот факт, что среди информаторов «Стаей» «еще не оказалось фамилий католических духовных» лиц, но и это – добавляет он, как бы в утешение своих лютеранских коллег – «едва ли является проблемой времени».

Также убедительным, является факт, как в случае с нацизмом, указывающий на то, что в последнем подсчете, количество протестантов, сотрудничающих с властью, оказывается значительно больше, чем католиков. Причиной этого, как отмечается, является не только фатальная евангелическая традиция «государственных церквей», но также факт замены Папы на суверенитет с временным сроком полномочий. Еще одной причиной является традиция, исходящая от Лютера, по которой нужно опираться на светскую власть и быть продажным в обмен на защиту Церкви. А также потому – указывает досточтимый Бисер – что «пасторы являются менее устойчивыми перед шантажом, чем живущие в целибате католические духовники».

Это признает немецкий Синод евангеликов, ищущих причины, которые привели троих из четырех пасторов стать информаторами тайной полиции, остающейся на служении официальной атеистической тирании.

ГЛАВА VII. СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР И ЦЕРКОВЬ

СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР 1

Вопреки большим усилиям журналистов, очень часто журналы – по причинам, известным только им – не отражают истинного общественного мнения.

Проблема смертного приговора являются одним из тех случаев, в которых расхождение мнений граждан и средств массовой информации кажутся глубокими. Последние, почти без исключения, соблазнившись, отбросили обычную возможность провести дебаты на тему, которую считают стареющей, варварской и даже не заслуживающей внимания.

В журналах, в которых я имел возможность работать, я видел с каким отвращением выбрасывали в мусор письма, касающиеся этой темы. Однако, все анкеты показывают, что если сделать народный референдум, то без сомнения победили бы сторонники возврата карательного отряда или палача, хотя бы для самых ужасных убийц.

Ежегодный отчет Amnesty International дает нам конкретные доказательства того, что смертный приговор существует в законах о наказании в 99 государствах (80% экзекуций происходит в странах, которые считают себя образцом поведения, такие как США, бывший СССР и Китай) и не наблюдается там серьезных движений, стремящихся к отмене его. Почти в 30 штатах США, где сохранился смертный приговор, воля народа сопротивлялась всяким попыткам отмены его. Более того, в некоторых случаях, жители пытались вернуть его.

Поведение некоторых известных демократических вождей, политиков и журналистов известны по применению выборочных критериев: для них большинство мнений и голосов является «благородной манифестацией свободы народа» в том случае, когда оно созвучно с их собственной ориентацией, но когда большинство противоречит их планам ''оно является голосом реакции достойным пренебрежения '.

На самом деле, с древних времен до тех пор, пока какой-то интеллектуал XVIII века из Западной Европы не начал открыто высказывать свои сомнения, смертный приговор спокойно принимался во всех культурах всех обществ мира. Неправда то, что как будто особая личность, называемая Чезаре Беккариа, попросила убрать это наказание. В 28 главе Dei delitti e delle pene написано: 'Смерть гражданина можно признать только в 2-х случаях…'' Прежде всего, Беккариа не признает пыток, а, следовательно, и то что называется «легкой» смертью в той форме, в какой ее применяли в его время, но категорически против ее ликвидации, и также не считает ее запретной; и даже, в некоторых случаях «необходимой». Однако, с другой стороны, альтернативной версией предлагаемой Беккариа,. которая имеющей целью внушить, как можно больше страха должна быть, вечная неволя. Это то, что не играет ни в пользу общества, ни в пользу наказуемого.

Фальшивым является также мнение, что сторонниками смертного приговора были «правые», а за его отмену – «левые». В этом взгляде существует множество парадоксов, взять хотя бы этот: Людвиг XVI отменил смертный приговор за несколько лет до Французской революции, но по инициативе «левых» якобинцев его потом вернули и применяли столь часто, что в сознании людей гильотина и революция стали синонимами.

Эти «прогрессисты» открыто попросили доктора Жельотина об усовершенствовании его техники так, чтобы из ремесленного изделия она могла стать продуктом промышленности. Таким образом, начал существовать инструмент при упоминании о котором, стынет кровь в венах, способный отрубить 60 голов одновременно.

Для того, чтобы ввести в большее замешательство терцемондистов , видящих корни всякого зла в любом белом человеке, как только страны Азии и Африки стали независимыми, быстренько ввели смертный приговор – совершали его иногда «традиционными» способами, т.е. сажали на кол, вешали, погружали в кипяток, медленно душили и тому подобное, даже в тех странах, где европейцы отменили его, выразив уважение к законам своей родины.

Разве страны «реального социализма», страны, в которых правили марксисты, и в которых более ревностно приводили смертный приговор были странами первого, второго или третьего мира? Здесь мы не имеем в виду ранний период сталинизма: в первые годы перестройки Горбачева, советским трибуналом приговорено к смерти более двух тысяч человек, обвиненных в обычных преступлениях.

В связи с общественной легализацией, эта проблема является болезненной язвой в жизни человека,