— О, Дэвид, я не могу оставить те ужасные объявления. Разве можно так приветствовать гостей!
Матрац подался под его тяжестью, когда он сел рядом с ней.
— Похоже на что-то вроде удара, не так ли?
— Боюсь, что так.
— Ты пойдешь?
— Кажется, у меня нет выбора. Диана прикусила губу.
— Ты сердишься?
— Сержусь? Нет, я просто в ужасе.
— Будет только группа подростков. Некоторые члены семьи и друзья. Нечего нервничать из-за них. 51 сама писала приглашения. Но, едва сказав это, Диана поняла, что для Дэвида прием в «Убежище» несомненно, был эмоциональным откликом того, что она едва ли могла понять.
Он потянулся за брюками и снова сел.
— Знаешь, ты была права, когда сказала, что я живу прошлым. Это так. Или, по меньшей мере, я привык к этому. Оно заставляло меня работать, вносило порядок в мою жизнь… — Его голос почти замер. — Но у меня такое чувство, что этим летом все ускользает из-под контроля. Я потерял хватку…
— Хорошо, — прошептала Диана.
— Может быть.
Он погладил ее прохладное обнаженное плечо.
— Что еще я мог ждать, позволив тебе войти в мою жизнь, гм? В нашу первую встречу ты ослепила меня, искалечила, поставила на колени.
Злорадно ухмыльнувшись, он толкнул ее назад на мягкие подушки и склонился над нею. Диана улыбнулась, сообразив, что сейчас он не думает о прошлом. Он поцеловал ее и продолжал целовать до тех пор, пока никто из них уже ни о чем не мог думать.
Рано утром прибыла партия рабочих. Сисси сидела за кухонным столом у Дианы, поглощенная сдачей своего заключительного экзамена.
Диана сочувствовала девушке. Та так нервничала, что у нее дрожали руки, пока она писала. Диана отложила книгу, которую читала, и подошла к окну. Снаружи Дэвид и Эвелин разговаривали с прибывшими рабочими.
— Ну и ну, — прошептала она. — Итак, Дэвид также увлекся…
Прошлым вечером, когда они гуляли по поместью, она почувствовала, как меняется его настроение. Стоя у фонтана и наблюдая за тем, как заходящее солнце расцвечивает водяные брызги, она заметила, как просыпается его фамильная гордость.
Диана велела Сисси оставить экзаменационную работу на столе, когда она окончит, и сбежала вниз к Дэвиду и Эвелин.
— Ну, как дела?
— Доброе утро, Диана. — Глаза Эвелин, весело поблескивая, перебегали с Дэвида на Диану. — Я думала, у нас все получается прекрасно, но тут в дело вмешался Дэвид. Я сказала ему, что слишком поздно, но разве он послушается! Он нанял четырнадцать человек для работы на участке. Четырнадцать. И в доме еще восемь человек моют окна, и…
— Тебе надо винить только себя. Начала ты. Я лишь нанес окончательные штрихи.
Когда он смотрел на Диану, глаза его улыбались.
— Итак, — улыбалась она в ответ, — что я могу сделать? Я свободна оставшуюся часть дня.
Все это утро Диана пробегала на посылках. Дэвид, помогавший рабочим во дворе, присоединился во время ленча. Затем они вместе носили из буфета в палатку фарфор и хрусталь. К всеобщей досаде, начало моросить.
— Это больше походит на свадьбу, чем на день рождения шестнадцатилетней девушки, — пожаловался он.
Эвелин пропустила его замечание мимо ушей, считая стулья.
— Мне крайне неприятно говорить об этом, Диана, но нам нужен еще один стол.
— А у вас есть еще один?
— Достанем. Вынесем из конюшни.
Эвелин казалась усталой, но хотя вечеринка потребовала времени и денег, она совершила чудеса в отношениях матери с дочерью.
— Пойду посмотрю.
— Спасибо, Дэвид. Пойди с ней и помоги. И еще четыре стула, пожалуйста.
Воздух в конюшне был дурным и пыльным. Тем не менее красота здания просто поражала — стрельчатые окна, узорчатые планки столбиков. Жаль, что Дэвид собирается продать «Убежище среди скал», хотя Диане казалось, что она понимает его чувства. «Убежище» было связано как с самыми лучшими, так и самыми худшими его воспоминаниями. Имение было наиболее осязаемым звеном его прошлого. Отрезать его от себя — и он свободен. Тем не менее жаль, что его продают.
Они нашли стол и стулья на пустом сеновале. Но Дэвид, казалось, не торопился выносить их. Вместо этого он подошел к двери и распахнул ее. Брызги дождя долетали до него. Он сел на пол у дверной рамы.
— Отсюда прелестный вид, все «Убежище» как на ладони.
Диана могла поклясться, что он старается говорить, не выражая никаких чувств, совсем как тот человек, каким он был в начале лета, но ему это не удалось. Диана осторожно присела рядом. Ее взгляд скользнул по имению, а от него к безмолвному серому морю. Когда она оглянулась, то обнаружила, что глаза Дэвида безотрывно и серьезно смотрят на нее.
— Ди, тебе здесь нравится?
— Да. Очень.
Она затаила дыхание.
— Мне тоже.
Она поняла, что двумя этими словами он зачеркнул годы, когда отрекся от имения.
— Я думаю, что еще поживу здесь. Кроме того, интерьер дома требует тщательного осмотра. Мне не следует продавать его в таком состоянии. Как ты думаешь?
— Это… было бы чудесно.
Горло ее сдавило от радости, голос был едва слышен.
Его глаза скользнули по ее лицу, по всему ее телу до ног, которые она скрестила у щиколоток. В его лице были восхищение и печаль.
— Ди, поговори со мной, — попросил он.
— Поговорить с тобой? О чем?
— О чем угодно. Мне просто нравится слушать твой голос. Диана кашлянула, затем помедлила и снова кашлянула. Впервые в жизни она не могла придумать, о чем говорить. Она робко улыбнулась. Знаешь, у тебя прекрасная улыбка. Она такая непритворная и теплая. Я спорю, у тебя на лице будут прекраснейшие морщины, когда ты постареешь.
Диана посмотрела на свои нервно переплетенные пальцы. Только вчера они занимались любовью, а сегодня она чувствует себя робкой и напряженной, как в преддверии каких-то великих событий.
— Ди, я знаю, со мной иногда трудно общаться, и я знаю, моя работа…
С места, на котором она сидела, Диана могла видеть, как открываются ворота. Через минуту через них проехал автомобиль. Дэвид также посмотрел на автомобиль, и то, что он собирался сказать секунду назад, было забыто.
Машина медленно подъехала к дому, так медленно, как будто сидящий за рулем сомневался, туда ли он приехал.
— Может быть, это цветовоз? — спросила Диана.
— Сомневаюсь в этом. Разве что он недавно завел себе «мерседес».
Диана нахмурилась.
Под портиком машина остановилась. Из нее вышли двое — высокий мужчина с седеющими волосами, одетый в светлый костюм, и блондинка, которая, казалось, сошла с обложки самого модного журнала.
— О Господи! — прошептал Дэвид, став пепельно-бледным, несмотря на свой загар. — О Господи
