Улицы были узкие, как во всех городах греческой постройки, но мостовые выложили из широкого, обтесанного по одной поверхности камня.
Дома, почти исключительно одноярусные, были каменные, кирпичные и мазанные из глины и соломы. Большая часть имели плоские крыши. Но многие сарматы делали крыши на четыре ската и крыли их соломой или черепицей, часто разноцветной. Окна всех домов выходили на двор или в сад, находящийся позади каждого дома. Все же стены, обращенные к улице, за редким исключением, были заняты лавками всяких товаров, содержимых купцами всех возможных народностей.
Главная площадь, или Агора, была собранием прекрасных мраморных храмов Зевса Громовержца, Феба, Артемиды и Посейдона, владыки морей. В священном лесу, на горе выше города, славяне-угличи имели капище Перуна, которому в военное время приносили в жертву часть своих военнопленных. На левом берегу был священный лес сарматов, приносивших туда по определенным дням заветный меч, изображавший бога войны, которому они приносили в жертву коней.
В этот день на Агоре собирался весь народ города и окрестностей, без различия племени и вероисповедания, для присутствования при благодарственном молении по случаю спасения царства от опасности. Как площадь, так и улицы, ведущие к северным городским воротам, были наполнены горожанами, вышедшими приветствовать победителей. Толкались рядом греки в хламидах и хитонах, римляне в тогах и сарматы в широких штанах от бедра до щиколотки, с телом от шеи до пояса прикрытым только длинным плащом без рукавов, сколотым на плече брошью. Рубашки, довольно длинные, до колена, были у немногих, более богатых; у большинства под плащом было голое тело. Женщины их, полные, белые и румяные, отличались длинной и широкой одеждой с длинными рукавами, у локтя перевязанными лентой или перехваченными обручем. Головы у всех, замужних, девиц, даже девочек, повязаны были пестрыми, ярких цветов платками. Тут же встречались готы в узких рубашках и длинных штанах, с густыми длинными распущенными волосами и их жены. Персы, в длинных широких одеждах; понтийцы с остроконечными мешкообразными, загнутыми то вперед, то на бок шапками; евреи в ярких нарамниках, с голубыми, шерстяными кистями по углам, – все это вместе представляло донельзя пеструю толпу. Все волновались, толкались, кричали каждый на своем языке.
Наконец показался передовой отряд конных сарматов. Полевые значки их представляли длинные шесты с змеиной головкой, от которой шло, извиваясь, кожаное, набитое паклей тело змеи. За ними шли музыканты. Далее, отряд за отрядом, с разнообразными значками впереди, следовали все разноплеменные царские и союзные войска. В середине их, в колесницах, запряженных четверками резвых красивых коней, въехали царевичи и главные военачальники. Крики восторга оглашали улицы и площадь. «Да здравствует царь Савромат! Да здравствуют царевичи Ржешкупор и Котысь!» – слышалось повсюду.
Жертвоприношение и торжественная молитва были совершены при громадном стечении народа. Не присутствовали на нем только одни евреи, удалившиеся в дом своего старейшины Елеазара бень-Охозии, которого у дверей уже ждали учителя еврейские и почетнейшие из граждан для совместного моления и благодарения Всевышнему.
После совершения всех обрядов в храмах, царевичи вышли на площадь и благодарили всех воинов, участвовавших в бою, и помянули особо всех наиболее отличившихся.
– Здесь ли витязи, спасшие меня и мой отряд? – спросил князь Котысь. – Одного я вчера благодарил, но сегодня желаю видеть и всенародно воздать хвалу его доблести. Другого же, к великому моему огорчению, вчера не сумели отыскать в стане после битвы.
– Он здесь, благородный князь, – отвечал Фредлав Сигге, подводя к царевичу молодого Вадима.
– Благодарю тебя, храбрый воин, – сказал царевич. – Прими от меня награду, этот меч, украшенный золотом. Ты достоин его носить как один из смелейших между нашими храбрецами. Но где другой молодец?
Кунигунд отвечал:
– Балта, вопреки приказанию моему, не явился в мой отряд. Знаю его я как исправного воина, а потому опасаюсь – не случилось ли с ним какой беды.
– Но в погоню он послан не был? – спросил царевич.
– Не был. Но он мог сам ей увлечься или ночью попасть в засаду. Он молод и горяч, и это-то меня и тревожит.
– Жалею, что не могу видеть его еще раз, – произнес Котысь, – но ты, почтенный Кунигунд, передай ему еще раз мою благодарность.
Вечером царевичи с пантикапейцами отправились в путь, а отряды были распущены и стали выступать из города. Вадиму только это и нужно было. Сев опять на коня, он помчался к городку Нордериха.
ТАЙНА ФРИГГ
Стариков Нордериха и Аласвинту молодой витязь застал грустными и встревоженными.
– Погоня за хищниками была славная, – сказал ему готский вождь. – Много команов мы положили в степи и остановили на съедение волкам и воронам. Но дома посетил нас гнев богов. Дочь хотела меня встретить, взяла с собой четырех дев и на ладье спустилась по реке до дубового леска. Там на них напали беглецы-разбойники. Скрываясь от преследования мужей, они не постыдились напасть на девушек. Но наши, сами знаешь, не таковы, чтобы без боя сдаться. Выпустили несколько стрел и вступили в рукопашную. Разбойники бежали, и ни одного не удалось поймать и на кол посадить перед воротами городка. Но бедная моя храбрая девочка вернулась домой вся израненная.
– Ее жизнь в опасности? – воскликнул Вадим.
– К счастью, нет! – сообщила Аласвинта. – Теперь она сидит в саду. Пройди к ней. Она будет рада тебя видеть. Очень она скучает, что работать не может. Обе руки поранены.
Фригг сидела в саду на скамейке. Раны на щеке и руках были перевязаны полотном, и более глубоко порезанная правая рука была на перевязи. Простое голубое платье сидело на ней ловко и изящно. На шее было ожерелье из золотых пластинок. В левое ухо вдета серьга с блестящим яхонтом.
Скучая от бездействия, она вполголоса напевала грустную песенку.
– Здравствуй, витязь, – приветствовала она гостя. – Хорошую меня видишь?
– Рана – прибыль твоя; то прямая украса мужам, говорят готы, – сказал с улыбкой воин. – Но и дева, славно сражавшаяся с разбойниками, уподобляется самому доблестному из мужей. Ты же мне всегда мила,
