— Когда?
— Не знаем.
— Как это может быть?
— Вчера утром, часов в шесть, видя, что он не сходит вниз, я поднялся к нему в комнату. Его уже там не было.
— Но позавчера он еще находился там?
— Да. Позавчера он провел в комнате весь день. Сказался усталым, и Шарлотта относила ему туда обед в полдень и ужин в семь вечера.
— То есть он исчез между семью часами вечера и шестью часами утра следующего дня?
— Да, позапрошлой ночью. Вот только…
— Что?
— Ну… ночью из порта не выйти.
— Так, значит, он не выходил?
— Да нет. Мы с товарищами облазили весь военный порт.
— Следовательно, он все-таки вышел?
— Невозможно. У нас все под охраной.
Ботреле подумал, а потом спросил:
— В его комнате была разобрана постель?
— Нет.
— И все там оставалось на своих местах?
— Да. И трубка его, и табак, и книга. Там даже между страницами, как закладка, лежала вот эта ваша фотография.
— Покажите.
Фроберваль протянул фотографию, и Ботреле так и подскочил от удивления. Он узнал себя на снимке, стоящим, засунув руки в карманы, на лужайке среди деревьев и руин. Фроберваль пояснил:
— Видно, вы совсем недавно ему это послали. Там на обороте и дата есть… Вот… 3 апреля, имя фотографа — Д.Вал. И название города… Лион… может быть, Лион-Сюр-Мэр?
И правда, его собственной рукой на обороте было написано: «Д.Вал, 3. IV, Лион».
Он помолчал немного и снова спросил:
— Мой отец еще не показывал вам этот снимок?
— Да нет, я даже удивился, когда увидел его вчера… ведь ваш отец так часто рассказывал нам о вас!
Они снова замолчали, на этот раз надолго. Наконец Фроберваль пробормотал:
— Мне нужно еще кое-что сделать в мастерской. Может быть, пойдем?
И умолк. Изидор не отрывал от фотографии взгляда, словно изучал ее со всех сторон.
— А есть где-нибудь в одном лье от города трактир под названием «Лион д'Ор»[3]? — спросил он наконец.
— Да, конечно, как раз в лье отсюда.
— На Валонской дороге, не так ли?
— Да, именно на Валонской дороге.
— У меня есть все основания полагать, что трактир этот служит генеральным штабом люпеновских дружков. Оттуда они и вступили в сношения с отцом.
— Ну что вы такое говорите! Ваш отец ни с кем не разговаривал. Ни с кем не виделся.
— Ни с кем чужим, но у них был посредник.
— Почему вы так думаете?
— Из-за фотографии.
— Да это же ваш снимок!
— Мой, но я его ему не посылал. Я даже не знал о его существовании. Меня сфотографировали без моего ведома в амбрюмезийских развалинах, и сделал это, вне сомнения, секретарь следователя, то есть, как вам известно, сообщник Арсена Люпена.
— А зачем?
— Эта фотография служила паролем, с помощью которого им удалось заручиться доверием отца.
— Но кто же, кто проник ко мне в дом?
— Не знаю, ясно одно: отец попал в ловушку. Ему сказали, что я здесь поблизости, что хочу с ним увидеться в трактире «Лион д'Ор», и он поверил.
— Какая-то ерунда! Как вы можете утверждать…
— Очень просто. Они моим почерком написали на обороте место встречи, смотрите: Д.Вал. — Валонская дорога; 3 км 400, трактир «Лион». Мой отец пришел, и они захватили его, вот как это было.
— Ладно… — потрясенный, бормотал Форберваль. — Ладно… согласен… пусть так оно и было… но все равно он не мог никуда выйти ночью.
— Он вышел днем, намереваясь дождаться вечера, чтобы ехать в трактир.
— Но, черт возьми, он же весь день просидел у себя в комнате!
— Хотите убедиться? Бегите в порт, Форберваль, и спросите у того, кто дежурил позавчера во второй половине дня… Но только поторопитесь, если хотите еще застать меня здесь.
— Значит, вы уезжаете?
— Да, первым же поездом.
— Как же так? Вы же не узнали… Не искали…
— Поиски закончены. Мне известно практически все, что я хотел узнать. Через час меня в Шербуре уже не будет.
Форберваль поднялся. Он ошеломленно уставился на Ботреле, затем, помедлив, взялся за фуражку.
— Идем, Шарлотта.
— Нет, — возразил Ботреле, — я еще хочу у нее кое-что спросить. Пусть останется. Заодно и поболтаем. Я ведь знал ее совсем еще маленькой.
Форберваль ушел. Ботреле с девочкой остались в кабачке одни. Некоторое время они сидели молча. Официант унес чашки из-под кофе.
Их взгляды встретились, и молодой человек очень мягко накрыл руку девочки своей. Она мгновение глядела на него потерянно, будто задыхаясь. И вдруг, уронив лицо на руки, зарыдала.
Ботреле не утешал ее, только спросил чуть позже:
— Ведь это ты все сделала, да? Ты была посредником? Ты принесла фотографию? Правда? А потом, позавчера, говорила всем, что мой отец у себя в комнате, хотя знала, что его там нет, ведь ты же сама помогла ему выйти?
Шарлотта не отвечала. Тогда он проговорил:
— Зачем ты это сделала? Тебе, конечно, дали денег… на ленты или целое платье…
Ботреле отнял руки девочки от лица, заглянул ей в глаза. Он увидел следы слез на несчастном личике. Милое девичье лицо! Но было в ее чертах что-то тревожное, переменчивое, склонность уступать искушениям и готовность ради этого на все.
— Ну ладно, — сказал Ботреле, — дело сделано, не будем больше об этом говорить. Мне даже не нужно знать, как именно все между вами произошло. Скажи лишь только то, что будет полезно мне в моих поисках. Может быть, при тебе о чем-то говорили? На чем его увезли?
— На автомобиле… я слышала, как они об этом говорили, — быстро ответила она.
— А по какой дороге?
— Этого я не знаю.
— Может быть, тебе запомнилось хоть слово, хоть что-то, наводящее на след?
— Ничего… Правда, один из них сказал: «Не будем терять времени… завтра в восемь сам шеф позвонит нам туда».
— Куда это туда?.. Припомни… Ведь это было название города?
— Да… что-то такое, похожее на Шато…
— Шатобриан? Шато-Тьери?
