Он сердито поглядел в сторону двери:
— Уймись же, Ганимар, дай закончить разговор!
Удары участились. Похоже было, дверью били в дверь. Стоя напротив Люпена, Ботреле, сгорая от любопытства, ожидал, как повернутся события, не догадываясь о намерениях противника. Он отдает Иглу, пусть, но почему же сдается сам? Что он задумал? Как рассчитывает ускользнуть от Ганимара? И, кроме того, где же Раймонда?
А тем временем Люпен мечтал:
— Честен… Арсен Люпен честен… не будет больше краж… жить как все… Почему бы и нет? Ничто не мешает мне добиться такого успеха… Да отвяжись ты, Ганимар! Невдомек тебе, трижды дураку, что я сейчас сказал исторические слова, а Ботреле внимал им, чтобы передать затем потомкам. — Он усмехнулся: — Напрасная трата времени. Никогда Ганимару не понять всей важности моей исторической речи.
И, взобравшись на скамеечку, красным мелом начертал на стене:
«Арсен Люпен завещает Франции все сокровища Полой иглы с единственным условием, что сокровища эти будут выставлены в музее Лувра в залах под названием „Залы Арсена Люпена“.
— Теперь, — заявил он, — моя совесть спокойна. Мы с Францией квиты.
Атакующие колотили в дверь кулаками. Отлетел кусок доски. В отверстие просунулась рука в поисках замка.
— Гром и молния! — вскричал Люпен. — Впервые в жизни Ганимар, возможно, дойдет до цели.
И, подбежав к двери, выдернул ключ.
— Вот так, дружище, а дверь-то крепкая… Так что мне некуда торопиться… Ботреле, прощай… И спасибо! Ведь ты мог бы создать мне дополнительные трудности… но ты же добрый малый!
И направился к большому триптиху Ван дер Вейдена, изображавшему волхвов. Люпен отвернул правую часть полотна и взялся за ручку оказавшейся под ним маленькой дверцы.
— Удачной охоты тебе, Ганимар, и всего наилучшего!
Раздался выстрел. Беглец отскочил назад.
— Ах, каналья, в самое сердце! Ты что, брал уроки стрельбы? Пропали волхвы! В яблочко, как в тире!
— Сдавайся, Люпен! — вопил Ганимар, просунув сквозь отверстие в двери револьвер. Глаза его из темноты так и сверкали. — Сдавайся, Люпен!
— Гвардейцы не сдаются!
— Одно движение, и я пристрелю тебя…
— Помилуй, разве оттуда сумеешь попасть?
И правда, Люпен отошел, и Ганимар, который через отверстие в пробитой двери мог стрелять лишь прямо вперед, никак не сумел бы выстрелить, а главное, прицелиться, в ту сторону, где тот стоял. Но и положение Люпена было не из приятных, так как выход, на который он так рассчитывал, маленькая дверь позади триптиха, находился как раз перед Ганимаром. Пытаться бежать значило бы попасть под огонь полицейского, а у того в обойме еще оставалось добрых пять пуль.
— Эх, черт, — засмеялся Люпен, — мои акции падают. Перестарался, дружище Люпен, пожелал сыграть свою роль до конца, вот и просчитался! Меньше надо было болтать.
Он вжался в стену. Под натиском нападавших отлетел еще один кусок двери, теперь Ганимару было удобнее целиться. Три метра, не больше, отделяли противников друг от друга. Однако Люпена все же загораживала позолоченная витрина.
— Ботреле! Скорей ко мне! — скрипя зубами от бешенства, прокричал полицейский. — Да стреляй же в него, чего уставился!
Ботреле и впрямь не двигался, с интересом следя за сценой, однако не решаясь почему-то принять в ней участие.
Отчаянный призыв Ганимара вывел его из оцепенения. Рука нащупала рукоятку пистолета.
«Если я сейчас вмешаюсь, — подумал он, — Люпену конец… и поделом… мой долг — поступить так…»
Глаза их встретились. Во внимательном взгляде Люпена читалось спокойствие, даже любопытство, как будто и не помышляя о нависшей над ним смертельной опасности, он занят был лишь проблемами морального характера, возникшими перед молодым человеком. Решится ли Изидор помиловать поверженного врага? Дверь от удара почти раскололась надвое.
— Ко мне, Ботреле, ему крышка! — вопил Ганимар.
Изидор прицелился.
То, что произошло потом, он понял лишь значительно позже. А в тот миг Люпен, пригнувшись, промчался вдоль стены, коснулся двери ниже того места, куда напрасно целился Ганимар, и вдруг Ботреле почувствовал, что падает, затем взлетает вверх под действием неодолимой силы.
Люпен поднял юношу в воздух и, прикрываясь им, как живым щитом, прокричал:
— Десять против одного, что уйду от тебя, Ганимар! Ведь у Люпена всегда что-нибудь да есть в запасе!
Проворно отступил он к триптиху. Одной рукой прижимая к себе Ботреле, Люпен другой, свободной рукой освободил проход и тут же захлопнул за ними дверцу. Он был спасен… Прямо за дверью начиналась крутая лестница вниз.
— Вперед! — приказал Люпен, подталкивая Ботреле. — Сухопутные войска потерпели поражение… Настала очередь французского флота. После Ватерлоо Трафальгар… Получишь удовольствие на все свои деньги, малыш… Ой, как смешно, они ведь теперь колотят по триптиху… Поздно, поздно, ребята… Да иди же, Ботреле…
Лестница, прорубленная в самой оболочке Иглы, в ее коре, вилась спирально вокруг пирамиды.
Наступая друг другу на пятки, они перескакивали через две, а то и сразу через три ступеньки. То тут, то там попадались оконца, и тогда Ботреле мог заметить, как в нескольких десятках саженей плавали лодки и чернел миноносец.
Они все бежали и бежали вниз. Изидор молчал, а Люпен все упражнялся в красноречии:
— Интересно знать, что сейчас делает Ганимар? Побежал по тем лестницам обратно, чтобы перекрыть вход в туннель? Нет, он не так глуп… Там он оставит человек четырех… да, четырех достаточно… — И вдруг остановился: — Слышишь? Сверху кричат… точно, открыли окно и призывают свой флот… Видишь, как всполошились на лодках? Посылают друг другу сигналы… и миноносец тоже зашевелился… Славный миноносец! Узнаю тебя, ты пришел из Гавра… Канониры, по местам! А вот и капитан. Привет, Дюгэ-Труэн!
Просунув руку в щель, он весело помахал платочком, а потом снова тронулся в путь.
— Вражеский флот заработал веслами. Все на абордаж! Ну и комедия!
Внизу послышались голоса. Они приближались к воде, у самой кромки которой взорам их открылся большой грот. В темноте мелькали лучи двух фонарей. Возникла какая-то тень, и в тот же миг женщина бросилась на шею Люпену.
— Скорей! Скорей! Как я волновалась! Что вы там делали так долго? Боже, вы не один?
— Со мной наш друг Ботреле, — успокоил ее Люпен. — Представь себе, наш милый дружок Ботреле был настолько любезен… ладно, потом расскажу… сейчас нет времени… Шароле, ты здесь? Ага, отлично… А лодка?
— Лодка готова, — ответил Шароле.
— Запускай, — приказал Люпен.
Через мгновение послышался шум мотора, и Ботреле, чьи глаза мало-помалу привыкли к полутьме, стал различать, что они стояли на некой пристани, у самой воды, а прямо перед ними весело тарахтел катерок.
— Катер с мотором, — пояснил Люпен. — Ну что, удивляешься, старина Изидор? Ничего не понимаешь? Видишь, вода, морская вода, конечно, в часы прилива она и заполняет эту выемку, тут у меня на рейде, в укромном местечке, стоит кораблик.
— В укромном, однако, закрытом, — заметил Ботреле. — Никто сюда не войдет, но никто и не выйдет.
— Я, я выйду, — возразил Люпен. — И сейчас тебе это докажу.
