Де Бриссак выступил вперед.
Виктор насмешливо рассмеялся.
— Иди же! Не жалей моей седины! Иди смелее!
И вдруг де Бриссак бросился на соперника. Они, яростно сцепившись, покатились по полу, и дуэль сразу приняла характер самой жестокой схватки. Виктор пытался освободиться из железных объятий де Бриссака. Но их, казалось, невозможно было разжать.
Что будет? Александра безмолвно следила за этой дикой сценой. С ужасом, без движения, как будто не хотела влиять на исход борьбы. Но безразлично ли ей было, кто выйдет победителем? Нет. Она с болезненным любопытством ждала результата.
Однако, несмотря на физическое превосходство де Бриссака, Виктор все-таки взял верх. Поднявшись, он даже не перевел дыхания. Он улыбался с самым безмятежным видом и даже поклонился, как делает заправский цирковой борец, который «положил» своего соперника.
А этот соперник был повержен! Он недвижимо, без сил, распростерся на полу.
2
Лицо молодой женщины выдавало безмерное удивление. Казалось, она не верила своим глазам. Было ясно, что она ни на минуту не допускала поражения де Бриссака и воспринимала случившееся как чудо.
— Это удар моего собственного изобретения, — проговорил Виктор, проверяя карманы де Бриссака и вытаскивая оттуда оружие — револьвер и кинжал. — Кулак бьет точно в определенное место… И никаких осложнений после не будет. Не беспокойтесь. Жертва выводится из строя примерно на час, не больше… Бедный Люпен…
Но она и не беспокоилась. Она уже приняла сторону Виктора в этом поединке и думала сейчас об этом субъекте, который удивлял ее все больше и больше.
— Что вы с ним сделаете?
— Сдам полиции. Через четверть часа он будет в наручниках.
— Отпустите его!
— Нет!
— Я вас умоляю!
— Вы меня просите за этого молодчика? А за себя?
— Делайте со мной, что хотите.
Она сказала это со спокойствием, странным для женщины, которая только что дрожала от страха перед мнимой опасностью. Теперь она стояла лицом к лицу с реальной угрозой и не трусила. Больше того, в ее глазах можно было прочесть вызов и высокомерное презрение к опасности, которая ее подстерегала.
Виктор подошел к ней и отчетливо произнес:
— Я хочу, чтобы вы — слышите? — немедленно ушли отсюда.
— Нет.
— Поймите, как только мое начальство явится сюда, я уже больше не отвечаю за вас. Уходите же! Уходите, пока не поздно!
— Нет. Я не уйду. Все ваше поведение доказывает, что вы действуете всегда так, как вам нравится, не считаясь с полицией, и даже против нее, когда это вас устраивает. Поэтому я прошу вас, спасите Антуана де Бриссака. Если нет, я остаюсь.
— Вы что, его любите?
— Дело не в этом. Спасите его.
— Нет и нет!
— Тогда я остаюсь.
— Уходите!
— Я остаюсь.
— Тем хуже для вас! — рассердился Виктор. — Но знайте, что нет в мире силы, которая заставила бы меня спасти его. Вы слышите? Целый месяц я работал только ради достижения этой цели. Арестовать его! Разоблачить! Из ненависти к нему? Возможно… Но, скорее, из крайнего презрения.
— Почему же презрения?
— Хорошо. Я открою вам правду.
В этот момент де Бриссак, с трудом дыша, приподнялся, но тут же снова упал. Конечно, сейчас он и не помышлял о бегстве, которое физически было для него невозможным. Ему оставалось только признать свое непоправимое поражение.
Виктор схватил обеими руками голову молодой женщины и, в упор глядя ей в глаза, с горячностью проговорил:
— Не смотрите на меня! Не спрашивайте меня вашими жадными глазами. Смотрите на него… На этого человека, которого вы любили… Или, вернее легенду о нем, о его неукротимой отваге, всегда новых и неожиданных ресурсах и приемах борьбы. Но смотрите же, вместо того чтобы отворачиваться от него. Смотрите на него и признайтесь, что он вас разочаровал. Вы ожидали лучшего, не правда ли? У Люпена должна быть совсем другая повадка.
Он зло засмеялся, указывая пальцем на побежденного.
— Арсен Люпен! Как же он мог позволить играть с собой как с мальчишкой? Не будем говорить о просчетах в самом начале дела, но здесь, этой ночью, что он сделал? Битых два часа валял дурака, в то время как я маневрировал и нагонял на него страх. И это Арсен Люпен! Ни одной светлой мысли!.. Посмотрите теперь на вашего Люпена. Ну как, хорош? И все-то потому, что получил тумака. Безобидный, кроткий, как ягненок. Что это — поражение? Но никогда Люпен, настоящий Люпен, не допустит поражения!
Виктор выпрямился. Он как будто стал выше ростом.
Приблизившись к нему и трепеща от волнения, Александра прошептала:
— Что вы хотите этим сказать? Я не понимаю.
— Понимаете! Правда начинает до вас доходить… Разве его вы любили? Перед ним преклонялись? Сознайтесь! Да и разве может Арсен Люпен походить на этого вульгарного авантюриста? Как вы могли быть настолько слепой, чтобы не заметить этого?
— А кто же тогда этот человек?
— Вор! — заявил резко Виктор. — Вор и никто больше. Если ты посредственность, без воображения, и не блещешь умом, то ничего нет проще, чем присвоить себе чужую славу и пустить публике пыль в глаза. Нетрудно и женщине внушить, что ты Люпен, особенно если эта женщина ищет что-либо из ряда вон выходящее, щекочущее нервы, а то и просто невозможное. И разыгрывать перед ней роль Люпена до тех пор, пока события не разоблачат актера и не бросят на землю, как манекен.
Краска стыда залила ее лицо. Реальность ей стала ясна.
— Уходите же, — снова сказал он. — Люди де Бриссака знают вас и вас выпустят. — Если нет — лестница в вашем распоряжении…
— Я предпочитаю подождать.
— Подождать? Кого? Полицию?
— Мне все равно, — сказала она подавленно. — Однако… Одна просьба. Схватка внизу… Жертвы… не надо этого.
Виктор взглянул на де Бриссака, который был по-прежнему беспомощен и не способен на усилия. Тогда Виктор открыл дверь, добежал до конца коридора и свистнул. Появился один из сообщников де Бриссака.
— Скорее убирайтесь. Сейчас нагрянет полиция. И главное, уходя, оставьте открытой калитку.
Потом он вернулся в кабинет.
Де Бриссак не шелохнулся.
Александра не подошла к нему. Они даже не обменялись взглядами: двое чужих…
Протекли еще две или три минуты. Виктор прислушался. С улицы раздался рокот мотора.
Перед домом остановился автомобиль. Потом второй.
Александра вжалась в кресло и машинально царапала ногтями обшивку. Она была мертвенно-бледна, однако владела собой. Внизу послышались голоса, потом снова воцарилась тишина.