что этот клочок Эссарец вырвал вместе с медальоном у человека, которого он убил сегодня утром, и рассматривал медальон перед тем, как сам был убит.
— Медальон он рассматривал вместе с альбомом, — заключил капитан. — Вот видите, как все детали сходятся и составляют одно целое.
— Возможно, — сказал, вставая, Демальон. — Одно дело в двух частях… Будем теперь расследовать вторую часть, капитан. Меня очень интересуют фотографии, ваши и госпожи Эссарец, в альбоме и в медальоне. Здесь кроется загадка, решение которой приведет нас к истине… До скорого свидания, капитан. И повторяю еще раз: я и мои люди всегда в вашем распоряжении.
Он пожал руку Патриция, но тот удержал его.
— Я воспользуюсь вашим предложением очень охотно, но вы не можете не согласиться, что некоторые предосторожности необходимы.
— Многое уже сделано, капитан. Дом занят нами.
— Да, да… Но у меня нечто вроде предчувствия, что день так просто не кончится… Вспомните странные слова Симона!
Демальон рассмеялся.
— Полно, капитан. Не надо преувеличивать. На время мы в безопасности, так как наши враги должны иметь некоторое время, прежде чем начать действовать… Завтра мы поговорим с вами об этом, если желаете.
Он еще раз пожал руку Бельваля, раскланялся с Коралией и вышел.
Патриций собрался последовать его примеру, но у самой двери остановился. Коралия сидела все в той же позе и, казалось, ничего не слышала.
— Коралия…
Она не ответила, и он повторил еще раз:
— Коралия!
Бельваль страстно желал, чтобы она ему и теперь не ответила. Он внезапно почувствовал, что молчание Коралии позволяет ему остаться.
— Не отвечайте, Коралия, моя любимая… Это я теперь должен говорить. Я скажу, какие именно мотивы заставляли вас усиленно отдалять меня от этого дома и вашего существования в нем.
Капитан положил руку на спинку кресла, и его пальцы мягко коснулись волос женщины.
— Коралия, стыд заставляет вас отдаляться от меня… Вы краснели от сознания, что были женой этого человека, точно в чем-то виноваты сами… Но почему? Разве я не подозревал, что вы ненавидели его? Вероятно, вы вышли замуж против своей воли, став жертвой какой-то подлой интриги?
Он еще ниже склонился к ней.
— Разве вы еще не разобрались в своей душе? Я знаю вашу тайну! Вы с первого дня полюбили меня, истерзанного и безногого калеку. Да, да! Не протестуйте, Коралия! Может быть, вас оскорбляют мои слова именно сегодня? Ну, хорошо! Я буду молчать о своих чувствах до того часа, пока вы сами не заговорите об этом. Ах, Коралия, как сладостно сознавать, что вы меня любите… Ну вот, теперь вы плачете! Я знаю, вы плачете, когда сердце ваше переполнено нежностью и любовью. Ах, матушка Коралия, значит, вы любите меня еще сильнее, чем я думал!
У него глаза были также полны слез, а те, что текли по побледневшим щекам Коралии, он желал бы выпить, снять поцелуями с нежных щечек. Но Патриций ограничился тем, что смотрел на нее, вкладывая в этот взгляд всю свою душу.
Вдруг Бельваль почувствовал, что женщина отдалилась от него. Ее глаза не отрывались от приоткрытого окна. У него возникло странное ощущение постороннего присутствия в комнате, хотя он по- прежнему не слышал никаких подозрительных звуков.
Капитан подошел к окну и в сгущавшихся сумерках увидел человека, в руках которого сверкнуло что-то, похожее на пистолет. Мгновенно он оценил обстановку.
Коралия сидела напротив окна, и ее хорошо было видно с улицы, так как комната освещалась ярко пылавшим камином. Бельваль подчеркнуто беспечным тоном громко произнес:
— Коралия, вы, вероятно, очень устали, нам нужно проститься.
Он сделал несколько шагов, намереваясь обойти вокруг кресла, но Коралия остановила его, прошептав:
— Патриций…
В этот момент гулко прозвучали два выстрела, потом раздался стон.
— Вы ранены! — воскликнул Бельваль, склоняясь над Коралией.
— Нет, нет… я только испугалась…
— Проклятье! Ему все-таки удалось задеть вас!
— Нет, нет…
Патриций потерял несколько секунд, зажигая свет, и когда выглянул в окно, внизу уже никого не было.
Комната находилась на втором этаже. Капитан вылез на карниз и, уцепившись за дикий виноград, увивавший стену, с трудом спустился, споткнувшись о лестницу, валявшуюся на террасе. Сюда со всех сторон бежали полицейские.
— Я видел сейчас там кого-то, — сказал один из них.
— Где? — спросил Бельваль.
Тот побежал к переулку, и Патриций поспешил за ним. Вдруг у калитки раздался вопль:
— Спасите! Спасите!
Когда капитан подошел, агент уже светил фонарем, и оба почти одновременно заметили человека, корчившегося на земле.
— Калитка открыта, — заметил Патриций. — Убийца скрылся через нее.
Агент бросился в переулок, а Бельваль сказал появившемуся из темноты Я-Бону:
— Беги, Я-Бон. Агент пойдет в одну сторону, ты беги в другую… А я займусь жертвой.
Патриций склонился к лежащему человеку и узнал Симона. Шею старика перетягивал красный шнурок.
— Вы живы? — спросил он, развязывая шнурок.
Симон пробормотал что-то, засмеялся и вдруг запел. Он сошел с ума.
— Ну что, вы и теперь считаете, что дело закончено? — спросил Бельваль Демальона, когда они встретились.
— Да, вы были правы, — признался тот. — И мы предпримем все необходимые меры предосторожности, чтобы госпожа Эссарец была в безопасности. Дом будут охранять всю ночь.
Через некоторое время вернулись Я-Бон и агент. Их поиски были напрасны. У калитки нашли ключ, точно такой же, какой получил Бельваль. Вероятно, преступник выронил его во время бегства.
…Было семь часов вечера, когда Бельваль в сопровождении Я-Бона покинул особняк на улице Раймон и направился в Нейи.
Как всегда, следуя своей любимой привычке, капитан взял под руку сенегальца и, опираясь на нее, чтобы удобнее было идти, принялся рассуждать:
— Я угадываю твои мысли, Я-Бон.
Я-Бон что-то промычал.
— Я так и знал, — воскликнул Патриций. — Мы постоянно с тобой сходимся во мнениях… Больше всего тебя изумляет бездействие полиции, не правда ли? Но она делает, что может, и потом во время войны у нее достаточно дела и без того, чтобы заниматься делами матушки Коралии и капитана Бельваля. Итак, мне нужно рассчитывать только на самого себя. Ну что ж… Пусть будет так… У этого негодяя хватило смелости вернуться в дом, битком набитый полицейскими, приставить лестницу к окну и подслушивать, о чем говорили мы с Демальоном и с Коралией, а потом попытаться нас подстрелить… Не знаю, хватит ли у меня сил для борьбы. Тут нужен человек недюжинного ума… Нет ли у тебя такого знакомого, Я-Бон?
Он сильнее оперся о руку сенегальца, но тот выдернул ее и зажег фонарь, который всегда носил с собой. Теперь ручку от него он держал в зубах, а единственной рукой вынул из кармана куртки кусочек мела.
Вдоль улицы, по которой они шли, тянулась стена, почерневшая от времени и непогоды. Я-Бон
