так, чтоб он ускользнуть не мог'. - 'Милостивый государь! - отвечал Коллин дрожащим голосом, требование ваше исполнить весьма нетрудно. Во всем доме одна старая стряпуха на кухне да мальчишка буфетчик, а я, два кучера, один г-жи маркизы, а другой г-на Флизака, и лакей последнего - Шарль были в городе за разными покупками. Как по милости госпожи мы не нуждаемся в деньгах, то и зашли в питейный дом. Пробыв там не более часа, я и Шарль догадались, что если еще пропируем хотя четверть часа, то уже нам не дойти домой до ночи, и потому отправились и полегли в этом прекрасном месте, я здесь, а Шарль несколько поодаль. Что же касается до кучеров, то они остались в городе и, вероятно, там заспались. Г-н камергер и г-жа маркиза во все время своего здесь пребывания пьют шоколад, обедают и ужинают в саду, под четырьмя прекрасными кедрами, образующими беседку, внизу коих разбросаны кусты роз и жасминов. Извольте следовать за мною'.
Мы достигли садовой ограды; Коллин отпер маленькую калитку, и мы вошли в эту приятную обитель. 'Вон, - сказал Коллин шепотом, - сказанные мною четыре кедровые дерева. Ступайте прямо, и вы найдете тех, кого ищите'.
Я приказал своим сопутникам соблюдать самую строгую осторожность, и мы начали подвигаться вперед, останавливаясь на каждом шагу, так что около получаса прошло, пока мы пробрались не более десяти сажен, и тут остановились, услыша громкий разговор, сопровождаемый смехом.
Я подвинулся еще шага на четыре и из-за стоящего передо мной каштанового кустарника увидел эту прекрасную чету. Они оба были в утреннем наряде. На камергере был штофной халат голубого цвета, а на маркизе розовое тафтяное дезабилье. Они оба сидели к нам лицами на дерновой скамье, за столиком с шоколадным прибором. Камергер, обняв маркизу с движеньями, взорами и улыбкой Сатира, сказал: 'Согласись, Аделаида, что хотя ты всегда прелестна, но третьего дня приехала сюда совсем в другом, виде, нежели в каком теперь находишься. Пламень в глазах твоих потух, розы на щеках превратились в лилии; некоторая усталость, изнеможение разлились по всему лицу твоему.
Хотя муж твой в таких делах не что иное как драгунский рекрут, никогда не прикасавшийся к лошади, однако, думаю, и он заметит сию перемену. Бог знает, чего не пожелал бы я, чтоб только быть свидетелем, как он примет тебя по приезде домой, с какою глупою заботливостью станет расспрашивать о здоровья, с каким усилием будешь ты удерживаться от смеха и с какою величавою ужимкой потребуешь, чтобы он оставил тебя одну в покое по крайней мере недели на две, а между тем мы дремать не станем, и...'
Я кипел гневом и мщением. Руки и ноги дрожали, в глазах туманилось. Однако, скрепя сердце, я бодро выступил вперед, подошел к столу и положил на нем шпаги и пистолеты. Маркиза громко вскрикнула и упала в обморок. Камергер, помертвелый, трепещущий, уставя на меня неподвижные глаза, хранил молчание. 'Бесчестный человек! - сказал я, наконец, - какой злой дух соблазнил тебя нанести мне такое оскорбление? Разве не довольно с тебя было, что ты обольстил эту несчастную, когда она не связана была никакими узами, кроме благонравия? Ты продолжал, злодей, и тогда оскорблять законы божеские и человеческие, когда она сделалась уже моей женою. Умри, чудовище, или умертви меня и тем усугуби свое беззаконие и жди двойного наказания от людей и от неба'.
Камергер несколько опомнился, привстал и сказал с надменностью: 'Разве не знаете, г-н маркиз, что нам, придворным людям, строго запрещено сражаться каким бы то ни было оружием? Нам представлено только ратовать языком.
Итак, если вы считаете себя несколько обиженным, то подавайте на меня просьбу вышнему начальству и будьте уверены, что без ответа не останетесь. Я в полной надежде, что один из дядей моих - лионский губернатор, а другой дворцовый маршал...'
'Подлец! - вскричал я, - если ты не согласишься разделаться со мною честным образом, то прикажу слугам моим забить тебя до смерти палками! Гей! Клодий! Бернард!
Будьте готовы'.
Верные исполнители воли моей величественно подняли увесистые жезлы свои и медленными шагами начали подходить к столу. 'А! если ты таков,- вскричал камергер с разъяренным видом, - так ступай в ад, где давно тебе быть бы должно'. - Тут схватил он пистолет и, отбежав в сторону, остановился. 'Отсчитай, щекотливый муж, - кричал он, - двенадцать шагов и стреляй первый'. - Медленными, мерными шагами отсчитал я указанное расстояние, оборотился к нему и начал прицеливаться. Хотя я дрожал всем телом от бешенства, однако, утвердясь несколько, спустил курок. Раздался роковой выстрел, и противник стремглав полетел наземь; однако, лежа ли на земле или во время самого падения, я второпях того не заметил, и он сделал выстрел. Несколько минут я стоял неподвижно, не понимая и сам, чего ожидаю, как по левую руку раздался болезненный вопль и стон: я оглядываюсь и вижу, что жена моя силится подняться со скамьи, но не может. Я подхожу к ней и вижу - о небо! - кровь ручьем лилась на траву из левой ноги ее. Желая осмотреть рану, я нашел, что пуля пониже колена прошла насквозь и раздробленные кости высовывались из раны. Она продолжала произносить вопли. 'Несчастная! - сказал я, - видишь ли, как правосудное небо, рано или поздно, наказует беззакония! Бесчестный сообщник твоего преступления погибает от руки моей, а ты, может быть, погибнешь от руки его!'
На звук выстрелов прибежали Коллин и Шарль. 'Отнесите этих несчастных, - сказал я, - на постели, и кто-нибудь скачи в город за доктором. Может быть, искусство в силах будет спасти их'.
Проходя мимо камергера, я нашел, что он еще жив. Хрипение колебало грудь его, и судорожные движения потрясали руки и ноги. Достигнув коляски, я сел; сопутники вскочили на коней, и все продолжали путь сколько можно поспешнее. К ночи мы проехали уже границу, и я велел остановиться в первой деревне, чтобы самим успокоиться и дать отдых лошадям, ибо, сверх того, во весь этот несчастный день ни люди ни лошади не ели и не пили.
Мы остановились у бедной деревенской корчмы, которая по наружности ничего хорошего не обещала; но та ли пора, чтоб прихотничать? Когда наш кучер ввез коляску под навес и все лошади снабжены были кормом, тогда и меня с Клодием и Бернардом ввели в комнату, которая была довольно просторна, порядочно освещена и столь опрятна, что на скамьях не было комьев грязи, а на стенах охапок паутины; а я начитался и наслышался, что в испанских, даже городских гостиницах такие прикрасы за ничто считаются.
Я сел за стол, покрытый чистою скатертью, и спросил у стоящего передо мной пожилого испанца с важным видом: 'Я голоден и хочу быть сыт; скажи хозяину, чтобы приготовил самый лучший ужин для меня и для трех моих оруженосцев'. - 'Ваша светлость, - отвечал предстоявший, - вы изволите делать приказания самому хозяину Маттиасу де Фернандесу; хотя отсюда до Байоны и не близко но вы не сыщете трактира столь запасного, как мой, и смело скажу что если бы сам его католическое величество благоволил у меня откушать, то я нашел бы, чем употчевать его со всею свитой. Сегодня обедал у меня маленький французский маркиз с многочисленными сопутниками, и все довочьны были моим угощением. Для маленького превосходительного приготовлено было...' - 'Постой, дон Маттиас де Фернандес, - вскричал я, скажи, сколько было сопутников у молодого маркиза и кто такие?' - 'С ним вместе в карете - отвечал он, - сидели две донны, одна средних лет а другая гораздо моложе. По обе стороны кареты бы по по одному кавалеру, а на козлах сидел кучер в великолепной одежде'. - 'Итак, ступай же, дон Маттиас де Фернандес и приготовь ужин, сколько можно лучший и изобильнейший'.-'Все будет в одну минуту представлено вашей светлости, ибо я живу не без запаса', - сказал хозяин поклонился и вышел мерными шагами.
'Кажется здесь обедали наши путешественники', - сказал я и Клодий отвечал: 'Нет сомнения! Мы завтра же их догоним' Тут завелся было разговор об ужасных происшествиях сего утра, как вдруг хозяин явился с бутылкой вина и двумя хлебами, а за ним следовала служанка с бочьшим блюдом. Когда сей припас уставлен был передо мною то выпив рюмку вина, принялся я за баранину с подчивкою вскипяченною в воде с коровьим маслом. Хотя такое блюдо во Франции и последнему из моих служителей показалось бы не по вкусу, но теперь я насыщался им с особенною приятностью. Вскоре поставлены были пара жареных цыплят и такой же заяц, там рыбное блюдо, а ужин оканчивался яишницею. Дон Маттиас де Фернандес стоя поодаль, беспрестанно упрашивал есть и пить побольше ибо де не во всяком трактире в королевстве удастся найти такой ужин. И действительно, не мог я надивиться запасливости хозяина и укорял в клевете тех писателей и путешественников, кон поносят испанские гостиницы как со стороны опрятности, так и угощения.
Как скоро я насытился, то встал и начал расхаживать по комнате! а на моем месте сели кавалеры Клодий, Бернард и вновь призванный кавалер Марсель, мой кучер. Хотя наставленного для меня кушанья осталось более двух третей однако вновь принесенного было блюдо оллы потриды [Любимое блюдо у испанских простолюдинов: оно сеть похлебка, составленная из разных мяс. (Примеч. Нарежного.)], три
