- А я думаю о Канне, - задумчиво проговорила Э.Светлая.
Эта ее мысль потом долгое время служила доказательством сторонников версии, по которой профессор был все же убит. 'М. за предсказание эпидемии объявили сумасшедшим и исключили из жизни, - записала она в своей книжечке. - А Канн?'
- О Канне? - 'тихий' отложил в сторону свой шваброутюг. - Что с ним случилось?
- Он тоже в некотором роде предвосхитил сегодняшние события. Почему-то, говоря это, Эльвира предпочла смотреть в окно. - И погиб. Авария.
- Бог мой... - кулаки 'тихого' рефлекторно сжались, улыбка пропала с его лица. - Так мне действительно повезло...
- Послушайте, о чем вы? - раздраженно перебил обоих Рудольф: только сейчас до него дошло, о чем идет речь и чиновничья часть души его взбунтовалась. - Оглянитесь вокруг - до обсуждения ли прошлого сейчас? Мы собираемся строить укрепление, переоборудовать для этого здание мэрии. Работы много, хватит на всех. До времени общего сбора я предлагаю немного отдохнуть, женщинам лучше прилечь поспать, надеюсь, Ала, снотворное у тебя найдется?
- Ты в своем репертуаре, - с облегчением вздохнула девушка. Организатор...
- А мы по очереди будем охранять ваш сон, - радостно подхватил 'тихий', ему и самому уже не терпелось сменить тему разговора: воспоминания не лучшим образом действовали на нервы, которые следовало поберечь на ближайшее будущее, когда обстановка ухудшится. - Верно?
- Даже без очереди - пусть они просто немного наберутся сил.
- А я возражаю, - тряхнула головой Эльвира. - Еще не вечер, и вообще...
- И в частности, - передразнил ее 'тихий'. - Давайте, мадам Светлая, баиньки - ночка может оказаться слишком веселой для такой роскоши. И если вы согласитесь, берегитесь - я вам такого напророчу!
16
Хорт не знал только одного - когда они успели нарисовать его портрет. Огромное белое полотнище с его лицом поднялось над толпой, закрывая собой более мелкие транспаранты с лозунгами (часть из них была заранее заготовлена по его приказу, но большинство были плодом самодеятельности его новоявленных поклонников). Толпа шла к зданию правительства.
Туда же двигалось несколько автомобилей.
- Надо что-то срочно предпринимать, - посоветовал начальник охраны президенту, - не то они разнесут все... Может, вызвать войска?
- Да, я согласен, - растерянно пробормотал президент. У него сейчас болел живот - так его организм всегда реагировал на излишнее нервное напряжение.
- Войска вызывать не надо, - неожиданно шагнул от двери ему навстречу майор 'спецназа'. - Войска уже тут. Через несколько минут здесь будет полный порядок... только распишитесь вот тут.
Президент взял протянутый лист, ручку и недоверчиво уставился на бумагу.
- Ну, слава Богу, - проговорил начальник охраны, глядя, как за окном виснут на ограде десятки и сотни человеческих тел - их было слишком много, чтобы пропустить по ней ток...
- Но что это?! - вскричал президент, отшатываясь.
- Указ о том, что вы передаете полномочия господину Хорту, бесстрастно объяснил майор, возвращая президенту отброшенный в сторону лист.
...наверное, это был единственный переворот - военный переворот в истории, который дружно встретили на 'ура'...
17
Остаток дня они провели за работой столь рутинной, что даже кошмар решил не вмешиваться в ее монотонный ход. Альбина перебирала доставленные из дома медикаменты, 'тихий', как и большинство горожан, влился в строительную группу, изредка помогая на кухне, когда отвыкшие от физического труда руки и ноги начинали бунтовать. Рудольф увлекся общим руководством так, что, казалось, полностью забыл обо всех и вся. Он находился сразу на десяти участках - и нигде, во всяком случае, за весь вечер, незаметно превратившийся в ночь а после и в утро, его одни видели сотни раз, а другие безуспешно старались найти для короткого разговора. Не видела Рудольфа и Альбина, но ей было и не до того, если она и вспоминала о нем, то лишь с благодарностью за то, что он дал ей таки выспаться.
Работа, работа, работа...
В десяти километрах от города тоже работали: у обочин тормозили грузовики, сгружая огромные деревянные катушки, вбивались в землю колья и стальной нитью повисала между ними проволока.
К обороне от констрикторов готовилось возводимое в центре города укрепление.
К обороне от констрикторов готовился окружающий город мир.
В куске пространства между кирпичной стеной укрепления и колючей проволокой, цельным кольцом опоясавшей город жизнь тем временем шла своим чередом. Грустная жизнь. Страшная...
Вокруг дома росли розы, они заполняли весь палисадник и уходили дальше, в сад. Внимательный взгляд сразу мог заметить, что их кусты шли не сплошным массивом - посадка была разбита на мелкие клумбочки и розы на каждой имели свою окраску: чувствовалась рука любителя поиграть в выведение новых сортов. Интересен был и сам дом, похожий отделкой на игрушечный: яркие разноцветные полосы и резьба щедро украшали фасад.
К дому по узкой асфальтовой тропке медленно 'плыли' двое - Вороной и второй, безымянный жулик. Добыча обещала быть богатой: не каждый мог позволить себе стоить такие вот очаровательные домишки и тем более платить садовнику профессионалу за эксперименты с розами. Сигнализация, щедро оплетавшая не только калитку, но и бордюрчик тропинки только лишний раз подтверждал это предположение, но напрасно она заставляла надрываться звуковой сигнал - до него никому не было дела.
Безымянный жулик захихикал и нырнул в выбитую дверь. Вороной последовал за ним.
В глубине будки, также экзотически разукрашенной в народном стиле заворчала собака, но высунуть нос не решилась. Уже второй день она сидела некормленой, никто из хозяев и близко не подходил к ней, от чего защитницкий дух в ней поубавился, сменившись тоской. Лаять на грабителей ей совсем не хотелось.
Вороной подошел к небольшому трюмо, на котором стоял добрый десяток коробочек для украшений, взяв одну в руки, он убедился, что их содержимое хозяева не потрудились захватить с собой. Пусть чисто золотых вещиц у зеркала было немного - ни одну из них нельзя было причислить к дешевке.
- Давай сумку, - приказал он своему напарнику.
Тот не отозвался.
- Ты что, оглох? - с недовольным видом повернулся к нему Вороной. Второй жулик продолжал играть - взгляд его тупо смотрел сквозь приятеля, руки со скрюченными пальцами вытягивались вперед...
- Бросай дурить, - недовольно, нет даже более того - возмущенно приказал Вороной.
Скрюченные руки, не меняя темпа, потянулись к его горлу.
- Ты, скотина! Кому говорю - прекращай! - все сильнее кипятился он, когда пальцы прикоснулись к кадыку и начали сжиматься. - Ах ты сво...
Он не договорил.
Констриктор - уже настоящий - разжал покрывшиеся красным руки и тело незадачливого, хотя и изобретательного грабителя повалилось на трюмо, рассыпая по полу мелкие драгоценные безделушки, которые уже никто не сможет поднять. У констриктора свои интересы...
Однажды возникнув, ненависть может жить годами. У ее истока порой лежит мелочь, но помнит ли широкая река о том родничке, что служит ее началом? Ненависть возникает и живет, питая сама себя, сжирая своих носителей, обжигая иногда всех вокруг...
Этот человек - вряд ли он заслуживает того, чтобы здесь упоминалось его имя - ненавидел соседа из-за какой-то мелкой размолвки - то ли камень кто из них перекинул через соседский забор, то ли собака облаяла не вовремя и не того, кого надо, или глупая курица нарушила границу между участками - он и сам вряд ли вспомнил бы сейчас, что превратило двух бывших друзей в заклятейших врагов. Но это произошло и ненависть тихо тлела, годами выжидая своего часа.
Теперь этот час пришел и человек - обыкновенный пригородный житель, нечто среднее между селянином и горожанином, целыми днями копающийся в огороде, привыкший жить своим трудом, короче, добропорядочный и полезный для общества заурядный гражданин - достал ружье. Достал, довольно ухмыляясь и почти нежно поглаживая покрытую лаком деревянную поверхность.
Час мести - сладкий час...
В углу жалась к стене его жена - бледная, растрепанная женщина неопределенного возраста.
