- Дальше ты поплывешь одна. Я ухожу. Прощай.
Нина обняла обеими руками его большую голову. Почувствовала, как бьется сердце Уисса, и подумала о том, что общение уже не требует от нее прежнего нервного напряжения-что-то случилось то ли с ней, то ли с Уисоом, но их пента-волны встречались легко и просто, словно слова обычного человеческого разговора.
- Ты вернешься, Уисс?
Уисс не умел лгать, но он знал, что такое грусть и надежда. Он взял в широкий клюв пальцы женщины, слегка сжал их зубами и промолчал. И вдруг одним неуловимым мощным броском ушел в сторону и вниз, и через секунду его уже не было видно.
Нина не двигалась, парила в нескольких метрах от поверхности и задумчиво смотрела в водяное зеркало. Прошло пять, десять минут, по зеркалу пробежала золотая рябь-где-то там, в мире людей, вставало солнце.
Вода стала совершенно прозрачной, и Нина видела вверху свое отражение - диковинное зеленовато- коричневое существо с блестящим овалом маски вместо лица, с ритмично вспухающими и опадающими веерами синтетических 'жабер' за плечами.
Такой или не такой видел ее Уисс? Конечно, не такой-он все видит не так, как люди. Но тогда какой? Красивой или безобразной, с его точки зрения?
Правую руку слегка защипало. Она поднесла кисть к глазам и увидела небольшую царапину-Уисс слишком крепко держал ее руку. Нина улыбнулась чему-то, и ей стало легко и сладко.
Пора было всплывать, но это значило разбить золотое зеркало и вернуться в повседневность. Ей и хотелось, и не хотелось этого. Она медлила. Она всегда медлила на перекрестках: ей всегда становилось грустно оттого, что один поток машин идет в одну сторону, второй - в другую, славно люди спешат на все четыре стороны света искать что-то очень важное и нужное. А навстречу им, по другую сторону улицы, в такой же деловой спешке мчатся другие тоже за очень важным и нужным...
Дальнейшее случилось как неожиданный удар.
Она увидела в зеркале рядом с собой, только много ниже, длинную серую тень. Ей казалось, что вернулся Уисс, и она рывком повернулась навстречу тени.
Ей помогло то, что при резком повороте бокс с видеомагнитофоном отлетел в сторону.
Страшная пасть щелкнула у самого бока, и аппарат оказался в горле пятиметровой акулы. Он застрял там: его держал нейлоновый ремень, перекинутый через плечо Нины.
Акула не откроет пасти, пока не проглотит добычя таков инстинкт. Значит, пока цел ремень, Нине не страшны акульи зубы.
Но пока цел ремень, Нина привязана, прижата к акульему костистому боку.
Хищница уходила все глубже и глубже судорожными кругами, давясь и топыря жабры. Бороться с ней было бесполезно.
Импульсный пистолет-разрядник остался в лодке.
Уисс тоже не спешил к своим, хотя знал, что его ждут. Он хотел сосредоточиться, собраться перед нелегким спором. Чем кончится спор неизвестно. Может быть, только Сусии поддержит его. Скорее всего- Сусии. Но и это немало. Три глота Сусии и пять глотов Уисса-это уже восемь глотов из двадцати одного.
Слабый сигнал тревоги замигал в мозгу. Уисс встрепенулся на покатой волне.и напряг локатор.
Вокруг было спокойно, но сигнал не умолкал. Теперь это был призыв о помощи, призыв едва уловимый, затухающий, невнятный, он мог принадлежать только одному существу на свете, и это существо не было дэлоном.
Он летел к острову, пытаясь на ходу определить по сбивчивым импульсам размеры и суть опасности, грозящей этому существу.
Он смог уловить только пульс разъяренной акулы и еще более увеличил скорость.
Он уже видел их-хищник и жертва, непонятной силой прижатые друг к другу, метались у самого дна.
Призыв о помощи мигнул и погас. Нина потеряла сознание.
Уисс выстрелил ультразвуковым лучом в затылок акулы, целясь в мозжечок. Огромная туша дернулась, перевернулась через голову и, покачиваясь, медленно опустилась на дно .кверху брюхом.
Нина была жива, просто ремень сдавил ей грудь, не давая дышать. Армированный нейлон оказался крепок даже для зубов Уисса, но в конце концов ему удалось перекусить сверхпрочную ленту. Не обращая внимания на оглушенную акулу, он осторожно взял Нину клювом за широкий пояс и перенес повыше, на круглую базальтовую площадку.
Нина теперь дышала свободно. Уисс терпеливо ждал, пока не проснется сознание, и чтобы не напугать при пробуждении, отплыл немного в сторону.
Он совсем забыл об акуле и не заметил, как та, очнувшись, шарахнулась за камни.
Он увидел ее прямо над собой. Благополучно проглотив аппарат с остатками ремня, она выгибала пятиметровую пружину своего узкого тела, чтобы броситься вниз, к базальтовой площадке.
Кровь! У Нины была оцарапана рука, и акула учуяла запах крови. Этот запах пьянил ее, заставлял забыть о страхе и осторожности.
Резкий взмах хвоста-и Уисс свечой взлетел вверх, пересекая бросок акулы. Хищница была раза в два больше дельфина, но точный удар в жабры сделал свое дело.
Уисс добил ее ультрафиолетовым лучом и опустился над площадкой. Нина все еще не пришла в себя, но ждать больше было нельзя.
Уисс поднял Нину на спину и легко понес наверх, к темному пятну надувной лодки. Ее ждали: он видел зума с биноклем и краеные всплески беспокойства исходили от него.
Действительно, едва Уисс поднял Нину на поверхность, чьи-то руки сразу подхватили ее.
Зум был так взволнован, что даже не заметил Уисса. Он наклонился над Ниной, торопливо снял маску акваланга и поднес к ее губам какой-то пузырек.
Уисс отплыл метров на двести и навсегда отпечатал в своей бессмертной памяти все, что было вокруг: небо и солнце, море и остров, большой корабль и маленькую лодку, он видел все это не так, как люди, и никто из людей никогда не узнает-как, но он видел все это и старался запомнить навсегда, чувствуя и понимая неизбежное.
Потом отключил все свои многочисленные органы чувств и сосредоточил энергию в себе.
Только бессмертным был доступен нуль-полет.
Пульс перешел в острую неприятную дрожь, постепенно нарастающую.
Через секунду на том месте, где был Уисс. Поднялся и опал белый фонтан, похожий на гриб атомного взрыва.
Еще через секунду там не осталось ничего, кроме медленно расходящихся концентрических кругов.
Круги скоро смыла ленивая зыбь.
Бессонная ночь порядком измотала Карагодского.
И не только физически.
Вначале почти позабытое чувство творческого подъема, так неожиданно вновь испытанное на 'Дельфине', будоражило и радовало его. Вместе со всеми толкался он; в центральной аппаратной, придумывая и отвергая разные варианты поиска, но если Пан нервничал всерьез, то Карагодскому это казалось забавной игрой, этакой психологической встряской, специально для него предназначенной. В глубине души он был уверен, что игра в прятки вот-вот кончится, Нина с Уиссом вынырнут из воды-'а вот и мы!'-и тогда выложит изумленному Пану, до чего докопался в своей каюте.
Но прошел час, другой, третий, а Нины все не было.
Смутное хмурое утро повисло над морем. Свинцовая гладь воды, не тронутая ни единой морщинкой, черное щетинистое темя злополучного острова, белый кругляшок надувной лодки - и надо всем тяжелое серое небо без просветов.
Пан то сидел, сцепив руки и уставившись в одну точку, то принимался ходить у борта, нарочно не глядя на воду. Гоша безнадежно прощупывал биноклем горизонт. Толя методично включал и выключал по очереди тумблеры аппаратуры, уже не вслушиваясь, а просто чтобы что-то делать. А часы все выстукивали и выстукивали пятиминутки. Только эти щелчки и нарушали тягучую тишину.
