градусов.
- Поэтому самые дальновидные уже готовятся к черным дням, - донеся из глубин космоса голос Саныча. - Превращают капиталы в золото, драгоценности, редкие иконы, картины... Есть очень богатые люди. К их рукам прибились немалые сокровища. Понятно, что они не держат их на виду.
- И правильно делают.
- Мне известны некоторые из этих людей. - Одержимый желанием выговориться, Саныч уже не следил за моей реакцией. - Через них можно выйти на остальных. Вопрос в том, где же их тайники. По доброй воле они этого не скажут. Не скажут даже под пыткой, ибо обладание золотом удесятеряет стойкость. Но ваш чудесный дар отыщет все тропинки, откроет все замки. Вадим Федорович! Вы не представляете, как много золота осело в нашем городе! По сравнению с ним всякие пиратские клады - мелочь на карманные расходы. Можно разбогатеть быстро. Очень быстро.
- А ты, любезный, корыстолюбив, как я погляжу. Наверное, в детстве тебе не давали денег на мороженое. Он не слышал меня.
- Я знаю двух-трех надежных ребят. Больше и не надо. Всю черную работу мы возьмем на себя. Вы будете в стороне, вне всяких подозрений. Половина всей добычи - ваша личная доля.
- Всего лишь?
- Простите, я оговорился. Я не должен ставить никаких условий. Еще раз - простите. Вы сами будете распределять прибыль. Как сочтете нужным. К делу можно приступить хоть сегодня... - Тут он снова бросил взгляд на батарею бутылок, и в его карих глазах появилось сомнение.
- Так вот для чего я тебе нужен...
- Быть может, я вам нужнее, - смиренно ответил Саныч. - Не сомневайтесь во мне. Я доказал вам свою преданность и сделаю это еще тысячу раз. Если потребуется, жизнь отдам за вас, хозяин.
- Почему я должен тебе доверять? Предавший однажды, предаст опять. Это старая, веками проверенная истина. Ведь ты предал своего прежнего босса, Кителя, а?
- Я не предавал его, - побледнев, твердо отчеканил Саныч, качая головой. - Я служил ему верой и правдой, хотя многое в нем мне не нравилось. Он был примитивен и заносчив. Слишком уповал на свое положение, хотя настоящей, большой, властью не обладал. Считал себя машинистом, а ехал-то в прицепном вагоне. Чересчур далеко высунулся из окна, вот ему и снесло полчерепа. Да что говорить, хозяин! Китель - не акула. Так, средняя щучка. Но пока я работал на него, я был верным помощником.
- 'Железным' человечком?
- Да, так он меня называл. Моей вины в его беде нет. Скорее, это он подвел меня, оставив у разбитого корыта. Совесть моя чиста, и мне не в чем себя упрекнуть.
- Хм... Я вижу, ты большой прохвост. Притом с претензиями. Зачем тебе вообще нужен хозяин? С твоей изворотливостью ты и сам всюду пролезешь.
- Бог не дал мне способности стоять во главе дела, - вздохнув, проговорил Саныч. - Я - вечно второй. Я могу быть правой рукой любого президента, императора, султана, хана, генерального секретаря... Но стать первым не могу даже в захудалом колхозе. Я всегда мечтал о хозяине, которым можно гордиться. Кителю я служил честно, но гордиться им не мог. В этом отношении вы - идеал. С вами я по доброй поле пойду до самого конца. Вы -моя судьба. Я понял это в тот момент, когда стрелял в вас на Лесной Даче.
- Ты закончил?
- Главное я сказал. О деталях можно говорить бесконечно.
- Убирайся! - приказал я. - Ты мне надоел. Хотя постой... Давно хочу тебя спросить...
- Да? - Он подался ко мне.
- Тот обруч... Он действительно мог взорваться?
- Да.
- А кнопка была у тебя?
- Да.
- Ты нажал бы ее?
- Да... - чуть слышно ответил он.
- Что ж, по крайней мере, откровенно. Проваливай! Оставшись один, я откупорил очередную бутылку.
Дьявол, подумал я. Он сущий дьявол, этот Саныч. Он проник в мысли, которые я тщательно прятал даже от самого себя.
Что мне золото? Плевал я на него! Но живое дело, которое требует полной отдачи, мне необходимо позарез. Я должен иметь цель - пусть даже недостижимую. Иначе я попросту сопьюсь. Правда, у меня есть литература. Но, как выяснилось, она не завладела всем моим существом. Мне нужно еще что-то. Диарцы не понимают этого, не понимают, что мне скучно искать дизов, скучно объяснять, почему в нашей земной жизни столько идиотизма. Им, небожителям, надо бы дать мне такое задание, чтобы я выматывался до чертиков в очах, до звона в нервной системе. Напрасно они балуют своих агентов, ох, напрасно. Да и какой я, в сущности, агент? Так, пешка.
Дело, мне требуется огромное дело!
Впрочем, и о золоте стоит подумать.
В один прекрасный день моя волшебная сказка закончится. Может быть, очень скоро. Диарцы дали мне все, но они же могут все и забрать. Я давно уже промотал большую часть основного капитала. Я много натворил такого, чего они не простят. Фактически по моей вине погибли два диза. Да и других грехов немало. Стоит им только осерчать, и все мое благополучие лопнет, как мыльный пузырь. Как мне тогда существовать? На жалкие гонорары? Но я-то давно отвык от образа жизни рядового обывателя.
Саныч прав. Надо вернуть способность наслаждаться жизнью, видеть множество красок, а не только черную.
Власть? Отчего бы не вкусить и с этого древа?
ВТОРАЯ ЧАШКА КОФЕ
Далее несколько абзацев в рукописи Ромоданова были жирно зачеркнуты, и я решил воспользоваться заминкой, чтобы устроить маленький перерыв, а заодно снова сварить кофе.
Надо сказать, что многолетнее сотрудничество с издательствами развило во мне профессиональное качество: если уж я брался за какую-либо рукопись, то читал ее непременно в один присест - будь в ней хоть тысяча страниц. Выпью кофе, разомнусь, суну голову под кран - и шпарю дальше.
Вот и сейчас я упорно продирался сквозь фантазии Ромоданова во многом благодаря давней привычке.
Местами сюжет захватывал меня, и тогда воображение автоматически рисовало возможные иллюстрации к той или иной сцене.
Одновременно я видел очевидные просчеты рукописи, ее - как мягко выражаются в издательствах - шероховатости. Но следом я вспоминал, что читаю не литературное произведение, а исповедь реального, знакомого мне человека, и невольно ловил себя на мысли, что моя глухая антипатия к автору неуклонно возрастает.
Хоть убей: не верил я в его искренность! Ромоданов пытался обелить себя в собственных глазах, - только и всего. Чуть не на каждой странице твердил о своей честности и порядочности, не замечая, что мохнатые уши торчат отовсюду. Его двуличие и душевная черствость были очевидны.
Чего стоила одна история с Федором, поданная с изощренной хитростью! Ну никак я не могу поверить, что увлеченный большим делом молодой ученый, каким Федор показан вначале, пойдет на страшное преступление! Тут какой-то провал, недосказанность. Все наверняка было иначе. Ромоданов застал своего друга с Алиной и, воспользовавшись биополем, безжалостно расправился с обоими. А теперь пытается выдать себя за жертву.
А его отношения с Алиной? Он поминутно распинается о своем якобы святом чувстве, стремится доказать, что окружил любимую женщину лаской и нежностью, а сам то и дело проговаривается, называя ее шлюхой, стервой, тварью... Хороша нежность! И на какую же взаимность он уповал? Женское сердце не
