Всю свою молодость мама прожила в Швейцарии. Школа, университет, замужество, рождение первого сына - Коли. Жили в Лозанне, любили ее, привыкли к ней...
Много-много лет спустя, после войны уже, в Киеве:
- Сегодня бэллочкины именины, ты не забыл? Пойди поищи торт. Нигде нет. Я обегала всю Лозанну, все кондитерские, пустые полки.
Или:
- Хотела купить к чаю печенье, зашла в гастроном, купила, подошла к кассе, смотрю, а в сакошке ни сантима.
Сакошка, от французского sacoche - сумка.
Мама любила Швейцарию. Знала ее. Ходила в горы, рвала эдельвейсы, а это не так просто, они обычно в самых недоступных местах. Ездила, как видим, на велосипеде в Женеву. Любила вспоминать ее.
В самые последние дни своей жизни всё уговаривала молодого, ловкого массажиста, приходившего делать ей массаж после перелома ноги, съездить в Швейцарию. А однажды, когда он пропустил какой-то сеанс, с уверенностью сказала: 'Ага, послушался меня, поехал-таки в Швейцарию'.
Довоенная наша киевская квартира вся проникнута была духом Швейцарии. Тот самый Шильонский замок, кочевавший со стенки на стенку, виды Лаго-Маджоре - озеро, островок, вдали горы, - тоже висящие у меня сейчас на стенке, пресс-папье 'Люцернский лев' - Helvetiorum fideli ас virtuti верным гельветам, погибшим, защищая Тюильри в 1792 г. (не знали, бедняжки, что защищают реакцию), куча толстенных альбомов с открытками, коробки из-под шоколада с выцветшими, глянцевыми, коричневыми любительскими фотографиями - бабушка с дочерьми где-то в горах, с альпенштоками в руках, какие-то студенты в корпорантских каскетках...
Весь этот открыточно-сувенирный дух вместе с рассказами родителей о походах в горы, восходах солнца на Риги-Кульм и вдохновили на оду 'Швейцария чудесная страна'.
- А вы знаете, почему Некрасов оказался в Швейцарии? - спросил одного русского эмигранта в Афинах ни более, ни менее, как Лауреат Ленинской и Государственных премий, Председатель правления Союза писателей РСФСР, Депутат Верховного Совета СССР, Герой Социалистического Труда, Действительный член Академии педагогических наук, выдающийся писатель Сергей Владимирович Михалков. - А потому что у него в Женеве или Лозанне дядюшка-миллионер. Вот он и приехал, чтоб дождаться наследства.
Всё верно. Действительно, в Лозанне спокон веков жил вместе со своей женой, маминой сестрой, профессор геологии Лозаннского университета Николай Алексеевич Ульянов (упаси Бог, спросить, не родственник ли), а для меня дядя Коля.
Жил в маленькой, загроможденной от пола до потолка книгами двухкомнатной квартире на Монрепо, 22. Совсем один - тетя Вера умерла лет 15 тому назад. И действительно, я приехал по его приглашению на три месяца, как значилось в моем паспорте. И действительно, дождался наследства. Через год после дядиной смерти неизвестный молодой человек привез мне в Париж довольно солидную картонку то ли из-под пива, то ли из-под сгущенного молока. В ней оказались письма. С швейцарскими и русскими марками Вильгельм Телль на первых, и скучные, с двуглавым орлом вторые романовской серии с императорами тогда еще не было. Внутри конвертов изящные, несегодняшние почерка. Содержание тоже в общем не совсем сегодняшнее. До сих пор я к этим письмам не прикасался. Только рассортировал. Как-то боязно окунаться в чужую жизнь, хотя и родительскую. А может, именно и поэтому.
И все же три письма я приведу. Дословно. Первому из них уже сто лет. Письмо моего дедушки к моей бабушке:
Дорогая кузина моя, Алина Антоновна!
Согласны ли Вы сделаться моей женой?
Ни роскоши, ни высокого положения общественного не могу Вам дать в случае Вашего согласия.
Взамен этого: непритворное, искреннее чувство глубокого к Вам расположения, известное материальное обеспечение, которое даст нам возможность жить не рискуя помереть с голоду.
Если Вы согласны, то не найдете ли удобным передать о моем предложении тетушке.
Во всяком случае, пишите мне в Харьков, так как я на днях буду там: хочу поступить в тамошний Ветеринарный институт.
Коли Вы письменно изъявите согласие, то я приеду к Вам. Жду ответа с нетерпением.
Целую Вас крепко (хотя бы по праву кузена).
Искренне любящий Вас
Николай Мотовилов.
1877 г.
Июля 4.
Самара.
Вот так сто лет тому назад делали предложения. И ждали письменного согласия в ответ на непритворное чувство глубокого расположения.
Насколько мне известно, бабушка с дедушкой жили дружно, с голоду не помирали, в каких-то симбирских поместьях, и только после дедушкиной смерти (умер он молодым, тридцати с чем-то лет, от туберкулеза) бабушка с тремя дочерьми уехала в Швейцарию. Не эмигрировала, а уехала, дав дворнику три рубля, чтоб он принес заграничные паспорта.
Второе письмо - отца к матери. Датировано 6 марта 1917 года. Через неделю после свержения самодержавия - так называлось это событие, которое мы ежегодно праздновали не помню до какого года.
Гор. Красноярск, 6 марта 1917.
Извиняюсь, что пишу на бланке банка - забыл купить бумаги.
Ну, как у вас в Киеве проходят события? Сюда донесся, между прочим, слух, что будто бы там, в Киеве, убита Мария Федоровна. Правда ли это?
Здесь, пока что всё спокойно. К счастью, руководители левых партий достаточно благоразумны и сдерживают 'зуд' партийной мелочи, которой очень хотелось бы внести смуту и беспорядки. Увы, психология большинства 'товарищей' - типично рабская, лакейская: они в ярости готовы топтать всё то, что вчера они, вольно или невольно, признавали господствующим. По глупости своей внушают солдатам неподчинение дисциплине, что равносильно в данный момент измене государству и предательству своей родины и тех, кто сражается на фронте. Вообще левые партии производят удручающее впечатление своей крайней поверхностью, своим непониманием момента - я не говорю о представителях партий в центре: очевидно, там сидят люди благоразумные и понимают момент. Есть, однако, надежда, что левые партии, в особенности те, у которых довольно явственно проявляется пораженческая тенденция, останутся в меньшинстве и значительного влияния на события не окажут.
А как тебе нравится наш переворот? Он оригинален, единственный в истории по своей форме, по отсутствию крови, - она, правда, была, но немного. И жаль будет, если 'товарищи' вовлекут Россию в кровавый круговорот.
Местные новости вряд-ли будут для тебя интересны - они похожи, вероятно, на новости других городов. Часть власти арестована, у жандармов на ж.-д. станции нашли два пулемета, из жандармского управления взяты бумаги, среди которых нашлись списки всех местных шпиков и провокаторов. Говорят, что только среди жел.-дор. мастеровых и рабочих обнаружено около 200 шпионов и каждый-де из них получал по 75 рублей в месяц. Ожидается, что обнаружатся и 'солидные' имена в этом милом списке. Дальше, обнаруживается, что штаб Иркутского военного округа был всецело немецкой шпионской организацией. Здесь еще старой властью арестован некий Блиц друг и приятель местного архирея, который сейчас очень либеральничает. Вообще темных дел и делишек вскроется не мало.
Пиши о киевских новостях. Что слышно о фронте, о боях? Ну, а как личные, домашние дела? Дети здоровы? Целуй их. Как реагирует Коля на все события? Привет Алине Антоновне. Жму руку. П. Некрасов.
Папа не дожил до того, как 'товарищи' вовлекли Россию в кровавый круговорот, - он умер летом того же года от разрыва сердца. Как реагировал Коля, мой старший брат, на те события, не знаю: он ненадолго пережил отца погиб в Миргороде в 1919 году под шомполами красных. Было ему тогда 18 лет. Нашли у него французские книги и письма, приняли за шпиона и убили. Тело бросили в Псёл. Мать ездила на розыски, но безуспешно.
Третье письмо. Адресовано тете Вере, маминой сестре, в Лозанну. Подписано крупными печатными буквами 'от Вики Некрасова'. Как и два предыдущих, с твердыми знаками и ятями. Год 1920-й. Мне девять лет.
'Дорогая Вера, как живешь? Я поступил в гимназию Науменко. Там я подружился со многими мальчиками. Я еще в старшем-приготовительном классе. У нас идет война с 1-ым классом. В Киеве поляки и я каждый день смотрю на маршировку. Я в четверг 21-го мая по новому увидел большевитский аэроплан,
