Союза накануне 22 июня. Они вскрывают и коварство гитлеровской политики, и опасность того, что мы сейчас называем «волюнтаризмом» в оценке международного положения, когда учитывается не вся сумма факторов, не суть того или иного этапа развития, а произвольно берутся лишь те факты, которые устраивают руководство, в данном случае Сталина. Указания в области дезинформации Советского Союза были даны Гитлером еще в 1940 году и гитлеровской разведке, и гитлеровской пропаганде, и гитлеровской дипломатии. Я кратко их перечислю:
1) в сентябре 1940 года была разработана подробная инструкция абверу о мерах по дезинформации, имевшая цель переправить ложные сведения разведке Советского Союза;
2) в указании № 18 от 1 ноября 1940 года (день прибытия Молотова в Берлин) говорилось: «Независимо от исхода предстоящих политических переговоров все приготовления к нападению на Советскую Россию должны продолжаться». Из этого указания ясно следует, что переговоры с Молотовым с самого начала были задуманы гитлеровцами как мера по дезинформации Советского Союза относительно планов Гитлера;
3) в указании № 23 от 6 февраля 1941 года приказывалось усилить активность флота и авиации в районе Ла-Манша с тем, чтобы «…создать видимость (!) предстоящего еще в этом угоду нападения на Британские острова»;
4) наконец, 15 февраля 1941 года были разработаны специальные «указания по дезинформации», которые рассылались всем высшим военачальникам вермахта. Там говорилось: «Представить передвижение войск против России, как самую грандиозную операцию по обману противника, которая имеет одну лишь цель – отвлечь ее внимание от вторжения в Англию».
Такова была линия фашистской пропаганды и дезинформации, и проводилась она совершенно последовательно. Во время переговоров в Берлине Молотову также было сказано: «Не обращайте внимания на передвижение войск на границах Советского Союза, потому что все это подготовка к нападению против Англии».
Второе – это очень деликатный вопрос, вопрос о роли переговоров В.М. Молотова в Берлине. Я уже говорил о том, что, как совершенно определенно явствует из документов, они были задуманы как отвлекающий маневр, чтобы ввести в заблуждение Советский Союз. Эти переговоры были долгое время для нас «табу» – мы хранили по поводу них молчание. Но вот появилась, хотя и не полностью, советская запись переговоров. Я имею в виду воспоминания тов. Бережкова. Поскольку молчание нарушено (нарушено, на мой взгляд, не очень удачно с точки зрения исторической правды), то нам – историкам, следовало бы также сказать свое слово об этих переговорах.
В общем запись Бережкова подтверждает немецкую запись, опубликованную довольно давно, за исключением ряда «неприятных» деталей, которые автором просто опущены.
Я хотел бы напомнить обстановку, в которой состоялись переговоры: заканчивалась разработка конкретного оперативного плана нападения на Советский Союз – плана «Барбаросса», 1 сентября был одобрен план по передислокации войск – переброска войск с Запада на Восток. В указании № 18 было специально оговорено, как я уже указывал выше, что необходимо продолжать подготовку к агрессии, независимо от исхода переговоров с Молотовым. Начались переговоры с Румынией, Венгрией и Финляндией о том, чтобы эти страны принимали участие в нападении на Советский Союз. В директиве Гитлера, посвященной этим переговорам, содержится специальный пункт, в котором указывается, что в целях маскировки эти переговоры должны объясняться необходимостью оборонительных мер на Востоке перед наступлением на Западе.
И вот в этой обстановке Гитлер начал излагать перед Молотовым гигантский план общего раздела мира. Ни одним словом он не выдал истинного направления дипломатической активности фашистской Германии (переговоры с Румынией, Венгрией, Финляндией) и характера военных приготовлений.
А Молотов, напротив, уклонялся от общих разговоров и выставлял ряд конкретных требований в отношении Болгарии, Финляндии, проливов, то есть ясно дал понять, каковы ближайшие планы советской дипломатии в борьбе с Германией.
Но наибольшее значение имел гитлеровский проект присоединения Советского Союза к Тройственному пакту. Он был вручен Молотову в Берлине. И главное, на что упирали Гитлер и Риббентроп при обсуждении проекта, заключалось в том, чтобы создать впечатление, будто Германия действительно собирается вступить в широкий союз с Советским Союзом. Проект этот был разработан во всех деталях – он предусматривал превращение тройственного пакта четырех держав (с участием Советского Союза) и содержал два секретных протокола о разделе сфер влияния между четырьмя державами. Это был поистине дьявольский дезинформационный маневр. 25 ноября Сталин ответил официальным согласием на это предложение Гитлера и выдвинул ряд контртребований.
Я хотел бы предупредить, что это согласие также могло быть дипломатическим маневром. Но тут встает вопрос о том, каков был смысл такого маневра и был ли он оправдан с точки зрения интересов укрепления обороны советской страны. В течение периода с декабря по апрель включительно продолжалась переписка по этому вопросу. Сталин настаивал на том, чтобы получить определенный ответ от Гитлера на советские контртребования. А Гитлер выкручивался, обещая прислать ответ в ближайшее время и вместе с тем форсируя подготовку к нападению на Советский Союз.
Какую же роль сыграл этот маневр? Я должен сказать, что после предложения Гитлера перспектива присоединения Советского Союза к Тройственному пакту оказывала определенное воздействие на Сталина, на его точку зрения относительно того, когда же Гитлер собирается напасть на Советский Союз. Маневр бывает удачный и неудачный. Согласие на присоединение Советского Союза к Тройственному пакту, так же как и заявление ТАСС от 14 июня, о чем здесь уже шла речь, я считаю маневром неудачным. Оно больше дезинформировало советскую дипломатию и советскую общественность, чем Гитлера.
Эти дополнения подтверждают общую концепцию тов. Некрича и служат иллюстрацией к тому, что сказано было в резолюции XX съезда КПСС об ошибках Сталина в организации отпора фашистской агрессии в начальный период Великой Отечественной войны. И в этой связи я хотел бы в заключение сказать несколько слов о том, в чем я вижу политическое значение книги Некрича и работ подобного рода.
Наши идеологические противники из лагеря догматиков обвиняют нас в том, что мы выдвинули ряд обвинений против Сталина, а практически эти обвинения не подтверждаем. Определенную пищу этим клеветническим обвинениям дают некоторые работы, в частности и историков, связанные с именем Сталина.
Но мы не имеем права обходить молчанием исследования ряда проблем, связанных с культом личности, хотя бы потому, что обязаны помочь извлечь правильные уроки из прошлого. Было бы трагической ошибкой и преступлением, если бы мы забыли об ошибках Сталина, ибо это означало бы, что мы потеряли бдительность в борьбе за пресечение всех возможных повторений любых явлений культа личности.
Председатель
Слово имеет тов. Василенко.
Буду говорить недолго по одной причине – многое из того, что хотелось сказать, уже сказано. Я внимательно читал книгу Некрича. Мне понравился в ней всесторонний, деловой, широкий подход к теме, исключающий сенсационность. Тема взята комплексно, и фактически это первая научно-популярная работа, подобно разбирающая данную проблему.
Кроме того, при чтении брошюры возникает принципиальный вопрос: правомерно ли относительно столь большое внимание уделено личности Сталина и его критике? Да, правомерно, потому что это вытекает из существа темы о причинах неподготовленности наших Вооруженных Сил к отпору внезапного нападения врага. Истина конкретна. Речь идет не о войне в целом, не о роли Сталина в Великой Отечественной войне, а только о боевой готовности к отпору фашистским захватчикам.
