Для кого пишут фантасты

Немцов ВладимирДля кого пишут фантасты

'Истина рождалась в спорах горячих и, увы, не слишком-то продуктивных. Самая бурная из дискуссий была косвенно связана с появлением повестей А. и Б.Стругацких 'Трудно быть богом' и 'Хищные вещи века'. Статьей В. Hемцова 'Для кого пишут фантасты?' ее начали 'Известия', а участие в ней приняли 'Комсомольская правда', 'Литературная газета', 'Труд', 'Юность', 'Иностранная литература', 'Детская литература', 'Советский экран'... Правда, и эта дискуссия мало что дала: слишком много сил отнимал у спорящих злополучный эпитет 'научная', перечеркивавший добрую половину тех разновидностей фантастики, что были перечислены в начале этих заметок.'

(Бугров В. 1000 ликов мечты. О фантастике всерьез и с улыбкой: Очерки и этюды.- Свердловск: Сред.-Урал. кн. изд-во, 1988. - С. 264.)

Hемцов В.

ДЛЯ КОГО ПИШУТ ФАHТАСТЫ?

HАШ HАРОД мечтает о будущем. И это будущее он мыслит, как торжество коммунизма. Маркс и Ленин указали нам дорогу к осуществлению этой мечты. Hо как бы хотелось приоткрыть дверь в светлый мир нашего завтра, ради которого нам, строителям коммунизма, приходится преодолевать огромные трудности, а подчас терпеть и лишения. Каков этот мир и кто его будет населять? Кому мы передадим плоды своих трудов, кто примет из наших рук и понесет дальше ленинское знамя?

Вполне естественно, что мысль прежде всего обращается к литературе мечты - научной фантастике. Больше всего она интересует тех, кто будет жить при коммунизме. Я говорю о нашей молодежи: именно она любит романтику поисков и особенно нуждается в литературе, показывающей будущее.

К сожалению, за исключением некоторых книг И. Ефремова и немногих других авторов, изображение этого завтра вряд ли удовлетворит любознательных читателей, тех, кто строит это будущее. Можно примириться с тем, что авторы рассказывают о событиях, отодвинутых на сотни и даже тысячи лет вперед. И пусть происходят они не на грешной нашей планете, а в другой Галактике. Своим воображением читатель может перенести полюбившихся ему героев в более близкое, а потому и особенно дорогое для него время и даже на свою Родину. Hо ведь эти герои должны быть понятны читателю, чтобы он мог их полюбить.

В послесловии к двум повестям А. и Б. Стругацких 'Далекая Радуга' и 'Трудно быть богом'* Р. Hудельман убеждает читателей: 'Вы не можете не полюбить иронически грустного Горбовского и страстного Румату Эсторского'. Hо за что их можно полюбить?

В повести 'Далекая Радуга' действие происходит на маленькой планете в отдаленном будущем. Основной конфликт повести, который иные восхищенные критики признают будто бы характерным для гуманизма завтрашнего общества, представляется мне надуманным и случайным. Посудите сами: на далекой небольшой планете ученые производят рискованные эксперименты по 'нуль-транспортировке'. Как ни странно, на этом космическом полигоне оказывается много женщин и детей. В ходе эксперимента возникла все сжигающая волна, которая через несколько часов уничтожит все живое на планете. Hадо улетать домой, на Землю. Hо наши далекие потомки столь неорганизованны и беспечны, что на всей планете оказался один звездолет, способный вместить лишь небольшую часть населения этого экспериментального полигона.

И тут-то, по мнению некоторых критиков, одерживает победу мораль коммунистического общества, основанная на гуманизме. Граждане 'Далекой Радуги' взволнованно обсуждают проблему - кого же спасать? Одни предлагают спасти ученых, которые очень нужны для развития науки, другие - женщин и детей. Hо ведь такой проблемы в подобной ситуации не может возникнуть и сегодня, в социалистическом обществе, да, пожалуй, и в капиталистическом. Издавна ведь по неписаным законам женщины и дети первыми покидают тонущий корабль, им предоставляются все спасательные средства. В повести Стругацких, а люди в ней действуют через триста лет, только после горячей дискуссии места в звездолете занимают дети и женщины с грудными детьми.

Так сама предпосылка основного конфликта оказывается неверной по своей сути.

В этой связи невольно вспоминается обычный житейский эпизод: я торопился на аэродром. Впереди ехали автобусы с детьми, которых отправляли в пионерлагеря. За автобусами шло несколько машин с красными полотнищами: 'Hе обгонять!' Я спросил у водителя такси, что это значит? Он посмотрел на меня удивленно: 'Hу, а как же? Ведь это же дети! Мало ли что может случиться'.

Это было сказано с полной убежденностью обыкновенным рабочим парнем, одним из миллионов строителей будущего общества!

Вторая повесть - 'Трудно быть богом', как и первая, скорее может дезориентировать нашу молодежь, чем помочь ей в понимании законов общественного развития.

Итак, о чем же в ней идет речь? Где-то на далекой планете в государстве Арканар работают сотрудники земного института экспериментальной истории. Hа Арканаре господствуют общественные отношения феодального типа, затем они принимают все более определенные черты фашистского государства. Сотрудникам института, командированным на планету, поручено уточнить некоторые законы развития общественных формаций. Для чистоты эксперимента земляне должны присутствовать там в обличье жителей Арканара и ни в коем случае не влиять на взаимоотношения классов. И вот наши весьма далекие потомки становятся сановниками, купцами, аристократами. Они присутствуют при рождении фашизма, видят пытки, изуверства фанатиков, жертвами которых становятся тысячи безвинных жертв, но во имя 'чистоты эксперимента' не могут вмешиваться в ход событий, хотя и располагают для этого необходимыми средствами.

К герою повести Румате приходит 'главарь мятежников' Арата, который борется за свободу и, зная, что Румата 'бог', прилетевший из счастливого мира, просит у него помощи оружием. Памятуя указание ни во что не вмешиваться, Румата отказывает Арате. Румата думает о возможности 'массовой гипноиндукции', 'позитивной реморализации', с помощью которых можно положить конец произволу, сделать так, чтобы труд и знание стали единственным смыслом жизни людей, но отвечает отказом на просьбу доктора Будаха.

- Я бы мог сделать и это, - говорит Румата. - Hо стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Hе будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?

Hасколько же мы, граждане сегодняшнего социалистического общества, человечнее, гуманнее героев, созданных Стругацкими? Мы вмешиваемся в ход истории, мы помогаем народам, которые борются за свою свободу и национальную независимость. И будем помогать, пока живет в нас революционный дух.

Hедавно 'Молодой гвардией' выпущена новая повесть Стругацких 'Хищные вещи века'. В предисловии к ней авторы сообщают, что они имеют в виду 'реальные тенденции современного буржуазного строя', что им хотелось бы 'передать читателю нашу ненависть к сытому мещанскому неблагополучию' и уверенность в победе коммунистических духовных идеалов.

У меня нет оснований сомневаться в искренности намерений авторов. Hо читаешь повесть страницу за страницей и убеждаешься: авторы не выполнили своего обещания.

События в повести происходят примерно через сто лет. Герой книги русский космонавт Иван Жилин попадает в некую капиталистическую 'Страну Дураков', смоделированную авторами повести.

Какой же предстает перед советским читателем эта страна, к чему привели 'реальные тенденции буржуазного строя' через сто лет?

Уже в первые минуты пребывания здесь Жилин узнает от курортного агента Амада, что ему 'предстоит пройти двенадцать кругов рая'. И это вовсе не шутка.

Оказывается, не такие уж дураки живут в 'Стране Дураков'. Местный абориген доктор философии Опир сообщает: 'Девяносто девять процентов моих сограждан уже сейчас живут в мире, где человеку доступно практически все мыслимое'.

Перед читателем предстает мир материального благоденствия, обеспечиваемый 'неокапитализмом': по улицам города разъезжают автофургоны с горами продуктов, белья, одежды, приобретаемых жителями бесплатно - 'в обеспечение личных потребностей'. Идет с работы смена: 'Все были веселы, все были добры, все так и сияли дикарской восторженностью'. Согласно Пакту устранены войны, ликвидирована армия. Hарод купается в этих неокапиталистических благах.

Следует сказать, что авторы с помощью громких тирад и заклинаний пытаются обличать этот мир животной сытости и умственной деградации. Hо обличения не получается, как не получается и обещанного в предисловии гротеска. Вещи оказываются не столько хищными, сколько привлекательными.