но в это время танк вошел в горящий лес. Сверху летели раскаленные головни, падали обгоревшие стволы, Выходить было опасно.
Взяв меня за руку, Андрей прокричал на ухо:
- Довольно... Запрещаю. Черт с ним, с метеоритом! Больше нельзя рисковать.
Не успел я осознать по- настоящему, чем это грозит, как выяснилось, что мы идем без курса, наугад, а если так, то вряд ли нам хватит кислорода.
В смотровом окошке, кроме пламени и дыма, я ничего не увидел. Никаких внешних ориентиров, по которым можно было бы определить нужное направление.
Вполне понятно, что я опять вспомнил о приемнике. Но тогда работала радиостанция на острове, а сейчас как быть? Я размышлял поспешно, лихорадочно: 'Мы вошли в тайгу с западной окраины... Значит, надо найти запад и пробираться в этом направлении. Но в дыму и огне не видно солнца, компас в танке не действует... Остается приемник... На западе - Москва, и если принять любую московскую станцию, то мы выйдет из тайги'.
В стальной коробке танка ничего принять нельзя. Попробовал приоткрыть крышку люка, но нечего было и думать, чтобы выбраться наружу.
С большим трудом высунул я из люка приемник, завернутый в асбест, и прислушался.
Видя, что я занялся приемником, Николай Спиридонович придвинулся ко мне и с жадным любопытством следил за каждым моим движением. Наконец не выдержал и дернул меня за рукав:
- Пламя непосредственно экранирует антенну! - крикнул он. - Экран, то есть огонь, нужно хоть немного отодвинуть, тогда будет возможен прием.
По приказу Андрея Сандро искал поляну, которую бы пощадил огонь, но всюду стояли и лежали деревья, объятые пламенем.
Вдруг Сандро резко затормозил, полез у нас под ногами в задний отсек танка и достал завернутый в асбест сверток.
- Пригодился все-таки. Маленький пожар можно тушить. Разрешите, товарищ капитан?
Ярцев увидел в руках у Сандро самый обыкновенный огнетушитель и устало кивнул головой. 'Пожалуйста, действуй, если это поможет'.
Пенная свистящая струя заметалась возле танка. Через минуту огонь присмирел, зачадил и погас.
Нас окружало пространство в несколько квадратных метров, очищенное от огня. Не успел я вытащить наверх приемник, как неподалеку от нас раздался взрыв, затем второй, третий.
Взрывы следовали один за другим. Казалось, что идет ожесточенная бомбежка с воздуха. Я вспомнил, что для ликвидации больших лесных пожаров применяются огнетушительные бомбы. Вот уж не ожидал, что после войны где-то в Сибири попаду под бомбежку!
Сандро не мог усидеть на месте и кричал:
- Вот это я понимаю! Авиация бомбит передний край противника. Сейчас будем прорывать его оборону!
Я выставил приемник из башни и начал искать Москву.
Профессор опять тронул меня за рукав:
- Слышите ли вы периодические замирания сигналов?
Чуть слышный писк в репродукторе заставил меня насторожиться, Я уже начинал разбирать отдельные слова, когда настойчивое подергивание за рукав снова отвлекло мое внимание. Я с неудовольствием обернулся к Николаю Спиридоновичу.
- Ну что, я был прав? Экранирующее действие пламени сейчас менее заметно? - спросил он и, не дожидаясь ответа, потянулся к ручке переключателя. - Теперь проверим десятиметровый диапазон.
Ну что мне было делать? Хоть и невежливо, но я все же отстранил его руку:
- Одну минуточку, Николай Спиридонович, надо сначала принять Москву.
Наконец-то после долгих поисков я отчетливо услышал: 'Передача производилась по радиостанции...', и дальше голос... Николая Спиридоновича:
- Это совсем другая волна. Она нас совсем не интересует.
Трудно было сдержаться, я чуть не вспылил, но в эту минуту в репродукторе загремело: 'Говорит Москва!' Будем идти на ее голос.
- Только не потеряй направление, Сандро... Иди прямо, что бы ни случилось!.. - хрипло проговорил Андрей и схватился за горло.
Лишь тогда я понял, каких нечеловеческих усилий стоило ему дышать в противогазе. Я тут же поднес ему свою кислородную маску. Он сделал несколько глотков и, возвращая обратно, взглядом указал на манометр. Стрелка застыла в самом начале шкалы.
Танк проскочил дымящийся участок, где огнетушительные бомбы разметали пламя, и снова впереди загудел огонь, как в печной трубе.
Пройдя несколько метров, танк вдруг остановился.
- В чем дело, Сандро? - крикнул Ярцев.
- Аккумуляторы!
Мгновенно спустившись к водителю, Андрей посмотрел на приборную доску.
- Разряжены. Танк не пойдет.
Валя прижалась к нему:
- Неужели это конец?
Сандро открыл люк, и пламя ворвалось в танк.
9. 'Посланец неба' напоминает о себе
Не только Николая Спиридоновича и меня интересовали ярцевские аккумуляторы, но и Сандро, бывший танкист, именно из-за этих аккумуляторов переменил военную профессию и стал хорошим электриком. Он работал у Ярцева в лаборатории и настолько увлекся экспериментами с необычными аккумуляторами, что даже не представлял себе, как можно расстаться с их изобретателем.
Да и я не хотел этого. Мне казалось, что инженер Ярцев и техник Беридзе как нельзя лучше подойдут для нашей подмосковной лаборатории. Там у них будут все условия, чтобы по-настоящему заняться изобретательством, тем более что здешнее танковое училище реорганизуется и перед ним ставятся совсем иные задачи.
Об этом я узнал от Николая Спиридоновича, который высоко оценивал технические знания Ярцева и Беридзе, так как они помогали ему при монтаже аппаратуры на ионосферной станции. Что же касается моральных и волевых качеств моих новых друзей, то в них я сам убедился, путешествуя вместе в горящей тайге.
Хотите верьте, хотите нет, но в самые трагические минуты нашего путешествия, когда танк остановился и мы уже почти задыхались в своих масках без кислорода, у меня нет-нет да и мелькала мысль: неужели эти замечательные ребята не смогут работать в нашем институте?
Мне было жаль и Николая Спиридоновича, и Валю с ее наивным и мужественным упрямством, которое мне все больше и больше нравилось. Ведь не для себя же она хотела сохранить метеорит и даже не для собственной диссертации.
Я совершенно отчетливо представлял себе, какая участь ждет моих друзей, но всячески гнал мысль, что и мне уготована их судьба. Видимо, это делалось ради самосохранения. Я не надеялся на свою психику, боялся, что она подведет и тогда, сбросив бесполезную маску, я буду истерично кричать и визжать либо в отчаянии брошусь в огонь.
Однако, как это ни странно, ничего подобного не произошло, и, несмотря на то что каждая минута пребывания в танке напоминала мне, что скоро придет мой конец, я довольно спокойно вертел ручки приемника, надеясь услышать, что помощь близка. Не могут же про нас забыть! Теперь трудно восстановить подробности последовавших за этим событий. Запомнились только отдельные моменты.
Холодильная установка перестала работать. Для нее также не хватало энергии. Трубки, которые до этого были покрыты инеем, стали горячими, как и все металлические части в танке. Маска прилипала к лицу. Мокрые костюмы нагрелись, и от них шел пар. Мы обливались потом, словно в жестокой лихорадке.
- Я больше всего этого боялся, - хрипло проговорил Андрей, наклонившись ко мне. - Мои аккумуляторы разряжаются через несколько часов, все равно, работают они или нет... Думал, успеем. Если бы хоть на десять минут продлить их жизнь!
- Аккумуляторы, вероятно, разрядились от жары?
Андрей задыхался, но я не мог предложить ему маску - в баллоне кислорода почти не осталось. Да и сам Андрей ни за что не взял бы у меня последние глотки.
- От жары? - переспросил он и заговорил торопливо, чтобы успеть высказаться между учащенными вздохами. - Они хорошо изолированы... от огня... Но все равно они активнее работают... при высокой температуре... Стой! - Он крепко схватил меня за руку. - Надо содрать... с них обшивку... Пусть кипят...
Рассчитывая каждое движение, чтобы сохранить силы, мы вспарывали ножом воздушные подушки, которыми были обшиты аккумуляторы.
Андрей бессильно опустился на пол.
- Сандро, пробуй... включай!..
Танк качнулся, дернулся и пошел. Он полз, еле переставляя гусеницы. Кипевшие аккумуляторы отдавали последние частицы энергии. Успеем ли дойти?
Впереди опять загремели взрывы. Может быть, удастся принять передачу с самолета?
В репродукторе послышался голос радиста из танкового училища, который сейчас вызывал не остров, а нас:
- Следите за передачей с воздуха. Самолеты ищут вас.
Он несколько раз повторил номер волны, на которую я должен настроиться, и стал вызывать самолет:
- 'Ландыш', 'Ландыш'... Я 'Фиалка'. Я 'Фиалка'. Нашли или нет? Сообщите номер квадрата.
Сейчас я уже не помню, но кажется, что потом с самолета передал бортрадист, чтобы мы следовали в том направлении, где слышны бомбовые разрывы.
- Не беспокойтесь, вас заметили.
Все это давало некоторую надежду, но как можно 'следовать', если в аккумуляторах уже почти не осталось энергии!..
Дальнейшее мне представляется совсем смутно. Помню, что в смотровом окне видел тлеющие деревья, раскиданные огнетушительными бомбами. Внутри танка еле-еле светилась лампочка: видно, даже для нее не хватало энергии.
Стало так трудно дышать, что я, вероятно, был в каком-то полуобморочном состоянии. Мне представлялось, будто слышу грохот танков, идущих в наступление. Будто лежу я в придорожной канаве и не могу крикнуть. А танки идут, всё идут мимо...
Загрохотал люк, и над головой в клубах дыма, как в облаках, показалось лицо в маске. Это был водитель буксирного танка. Он ждал нас на перекрестке дорог.
Так пришло
