Лицо показалось Лиде удивительно знакомым. Надменное, с пухлыми губами. Лысина с темным полукольцом волос.
— Где-то я его видела…
У Бабкина память на лица была прекрасная. Взглянув на снимок, он сразу же вспомнил выставку трудовых резервов и человека, который прислушивался к разговору Димки и Лидии Николаевны.
— На выставке его видели, — хмуро напомнил Тимофей.
Лида уронила журнал. До мельчайших подробностей вспомнила она разговор с Багрецовым. Да, да, она называла испытательную станцию, и место ее, и фамилию Павла Ивановича, хвасталась новой работой, упоминала о процентах и возможном старении слоя. Из непосвященных никто бы ничего не понял, но рядом стоял понимающий…
— Теперь я знаю первопричину, — выдавила из себя Лида и стала рассказывать, как это случилось. — Нашла место. Ну, скажите, Павел Иванович, почему мы всюду говорим о делах, а не о звездах? Разве нам не хватает рабочих часов?
Курбатов улыбнулся и вздохнул:
— Всякое бывает. Иногда на работе беседуют о звездах, а, скажем, в театре — о делах. Не понимаю я многих из вас, молодых. Романтики, что ли, не хватает? Ехал я однажды ночным автобусом. Степь, звезды, теплый ветер, дышишь не надышишься. Народу в автобусе мало. Впереди молодой паренек и девушка. Щебечут. Вот, думаю, счастливые. Прислушиваюсь. Какие там звезды! Расценки их интересуют. Плюнул я и ушел на последнюю скамейку.
Кроме Маши, никто не уснул этой ночью. Лида мучительно вспоминала, что она могла еще сказать на выставке, чувствовала себя виноватой перед всеми и, главное, перед Нюрой.
Лежа на соседних кроватях, Вадим и Тимофей вполголоса спорили, вспоминали стенограмму и косились на пустующую койку Кучинского. Неужели этот урок его не исправит?
— Нюра завтра уезжает, — сказал Багрецов, и Тимофей почувствовал, что слова эти были трудные. — Больше не вернется.
— Откуда ты знаешь? Ведь она собиралась работать в новой лаборатории. Приедет.
— Нет. Я сам слышал. Она просила Павла Ивановича отпустить ее. Тетка больная. С ребятишками некому… Утром оформит увольнение.
— По личным причинам?
— Но они другие. Тебе известные.
И неужели будущий доктор наук сейчас спокойно спит? Неужели он не познал истины, что каждый его нечестный шаг влечет за собой другой. Шагнул — и за ним Чибисов, потом Кучинский, Нюра… Он отвечает за всех! Он стар, опытен, его десятки лет учили, чуть ли не сорок лет воспитывало Советское государство. И самое главное — он коммунист. За всех, за все он должен быть в ответе!
С этими неотвязными думами Вадим никак не мог уснуть.
— Не спишь, Тимофей? И как это люди не понимают, что дельцов к науке нельзя даже близко подпускать! Помнишь легенду о Прометее? Он огонь добыл с неба, чтобы сделать людей счастливыми. Здесь, в пустыне, его потомки нашли осколок солнца, тоже ради счастья на земле. А выродки готовы по карманам рассовать эти солнечные осколки, спрятать их от людей.
Вадим встал, отдернул штору. Напротив светилось окно кабинета Курбатова. Он тоже не спал. На белой занавеске видна была его тень — склонился над столом, наверное, писал. А под окном на скамейке, в жестколистом кустарнике, неподвижно сидела Нюра и безотрывно смотрела на окно, будто навечно хотела сохранить в памяти тень близкого, но утраченного счастья.
Вадим вытер щеку, — ненужная слеза, — обернулся. Тимофей уже спал. Скоро они покинут пустыню с золотым озером. Пройдут годы. Новые путешествия, новые впечатления… Страна велика, в ней столько прекрасных мест, одно интереснее другого! Но никогда Вадим не забудет людей, встретившихся ему в пустыне. Об одних он будет вспоминать с теплой признательностью и радостью, о других — с гневом и ненавистью.
Впереди вся жизнь. Сколько еще будет встреч!
И не в том ли счастье, что у тебя в груди горит осколок, пусть даже крупинка Солнца, жгучая, беспокойная, подымающая твою мысль над мелкой суетой стяжателей и корыстолюбцев, над скучной радостью обывателей, зовущая все время вперед и вперед, в неизведанные широкие просторы.
В окно вломилось солнце. Вадим выскочил из комнаты, подбежал к солнечному вертолету, сел на скамейку трапеции, затянул поясной ремень и осторожно повернул ручку реостата. Зашелестели крылья над головой. Но еще падала тень от деревьев, и вертолет приподнялся лишь слегка от земли. Вадим хотел было расстегнуть ремень, чтобы вытащить машину на середину поля, но в эту минуту из-за кустов показалась Нюра.
— Погоди, Дима, я помогу.
Нужно было хоть немного приподнять вертолет, чтобы лопасти его оказались на солнце, и сделала это Нюра своими тонкими девичьими руками.
Все быстрее и быстрее раскручивался винт. Вадим уже летел над зеркалом, видел в нем золотой цветок, и рядом с этим отражением стояла маленькая фигурка с поднятыми руками. И это было самое волнующее, самое главное в Димкиной жизни. Глядя на Нюру, он понял, что стоило лишь приподнять ее мысль над мелочью пустых забот, показать радость творения, и Нюра своими руками поможет ему подняться к Солнцу.
Дороги к звездам начинаются у Земли, и Вадим совершенно отчетливо видел там, внизу, в зеркале, как отрывается первый космический солнцелет, поднятый вверх миллионами рук.
Лети, человек, лети навстречу Солнцу! Утро встает над Землей.
