К ученым у нас очень гуманное отношение, и этим многие пользуются. Разогнать НИИАП нельзя. План у них выполняется, испытания ведутся добросовестно. Квалификация сотрудников растет. Видал диаграммку? Отчетность идеальная и своевременная. Финансовая дисциплина безукоризненная. И к тому же два-три человека дают интересные работы. В министерстве надеются на лучшее и терпеливо ждут. А мы на этом полустанке чувствуем себя несколько задержавшимися пассажирами. Ругаем начальника за плохое расписание, за опоздание поездов. А ведь здешнее расписание не для нас составлено, и минутное опоздание тут не играет роли.
- Черт возьми, но неужели на дорогах к звездам нельзя миновать подобные полустанки?
- А кто виноват? - с явной укоризной спросил Борис Захарович. - Ты не возражал, чтобы приборы устанавливались на здешнем аэродроме.
- Согласен. Но при чем тут Медоваров? Зачем он вмешивается в наши дела?
- Как временный начальник полустанка. Обязан по должности.
На щите снова вспыхнули сигнальные лампочки. Начиналась очередная контрольная передача. Поярков побежал к пульту. Дерябин неторопливо пошел вслед.
- Все то же, - вздохнул Поярков, глядя на спокойное перо. - Объем диска остается неизменным. Высота семьсот. Борис Захарович, дорогой, не мучайте меня, скажите откровенно, не поставили вы там какой-нибудь запасной аккумуляторной батареи? Помните, еще при первой конструкции ваш Бабкин хотел запрятать в кабине лишние пятьдесят килограммов. А сейчас такое впечатление, что груза еще больше. Кто здесь виноват?
- Подождем искать виновного, Серафим Михайлович.
Нюра сидела рядом, помогая лаборанту записывать уже расшифрованные показатели направления ветра, солнечной радиации... При последних словах Дерябина карандаш выпал у нее из рук.
Лаборант посмотрел на ее сразу побледневшее лицо.
- Вам нехорошо, Анна Васильевна? Идите на воздух. Я один справлюсь.
На ступеньках главного входа Нюру встретил Аскольдик. Он уже собирался домой и успел переодеться в короткие замшевые штаны шоколадного цвета и кожаную курточку с многочисленными 'молниями'. Огромные ботинки на толстом белом каучуке, пестрые гетры, обтягивающие худые икры, острые коленки и тонкая мальчишеская шея, перетянутая узеньким галстучком, - все это производило комичное и в то же время жалкое впечатление.
- Приветствую категорически! - сказал он, сгибаясь в поклоне и снимая воображаемую шляпу. - Как, девочка, жизнь молодая?
- Оставьте меня, Аскольдик. - Нюра хотела было пройти мимо, но тот заступил ей дорогу.
- Мы, кажется, сегодня не в духе? Мы, кажется, всех презираем?
Древнее мужественное имя Аскольд, по обычаю всех мам, превратилось в уменьшительное. Родители искали красивое имя, хотели назвать Арнольдом, Альфредом или Эдуардом, но, видимо вспомнив про Аскольдову могилу над Днепром, где молодые супруги часто гуляли, решили так и назвать своего первенца.
Было бы чересчур банальным рассказывать о том, как растили своего единственного отпрыска обезумевшие от счастья родители. Но вот он стал взрослым, кое-как получил аттестат зрелости, потом не без помощи папиных друзей устроился в институт. Это событие было ознаменовано достойнейшим образом. Папа Аскольдика - директор производственного комбината, выпускающего то ли ковры, то ли набивные ткани, - вознаградил утомленного мальчика за самоотверженный труд, купив ему новенький 'Москвич'. В течение первых семестров 'Москвич' постарел на двадцать тысяч километров, что не могло не отразиться на студенческой судьбе Аскольдика. Когда же ему было заниматься? Ведь столько хорошеньких девушек жаждали прокатиться в его машине! 'Москвич' был сдан в ремонт, что дало возможность его владельцу, исключенному из института за неуспеваемость, подумать о своем дальнейшем образовании. Он решил перейти на заочное отделение. Но для этого нужна справка с места работы. А где ее взять?
Свет, как говорится, не без добрых людей. Стоило лишь товарищу Медоварову несколько раз появиться в папином кабинете, как Аскольдик был оформлен в НИИАП - правда, на очень скромную должность помощника фотолаборанта. (Римма с усмешкой утверждала, что здесь учитывалась его склонность к фотографированию девушек на пляже.)
Аскольдик великолепно устроился. Всю работу по проявлению и печатанию фотоматериалов к отчетам и диссертациям выполнял сам лаборант, у которого не было состоятельного отца, а потому при сдельной оплате эта система оказалась подходящей для обоих сотрудников фотолаборатории. Аскольдик даже умудрялся приезжать в институт через день. Сегодня он приехал уже на другой машине. 'Москвич' оказался мальчику тесным.
- Итак, - изгибаясь перед Нюрой, разглагольствовал Аскольдик, - вы гнушались моим стареньким 'Москвичом', а теперь вон она, моя лошадка.
Широким жестом он показал на стоявшую в тени здания бирюзовую 'Волгу'.
- Товарищ Поярков хоть и ведущий конструктор, а ведет себя несолидно, продолжал Аскольдик. - Не понимает он красоты жизни. В прошлый раз я вас видел с ним в ресторане. Неужели он провожал вас домой в автобусе? Разве это мужчина?
- А вы? - Нюра смерила его презрительным взглядом.
Не первый раз приходится терпеть его приставания. Да кто он такой? Красноносенький мальчишка, прыщеватый, слюнявый. Мальчишка в полном смысле этого слова, - которого до сих пор родители чуть ли не на руках носят, отчего он возомнил себя личностью единственно достойной внимания. На танцплощадках без труда завязываются знакомства, и дурочек там достаточно. (Ах, если бы матери знали, что такое танцплощадки!) Все сходило мальчику с рук, ибо он был на редкость хитер и осторожен.
Даже Римма, постоянная посетительница танцплощадок и в какой-то мере близкая по духу этому резвящемуся мальчугану, старалась реже попадаться ему на глаза, боясь, что придется с ним танцевать, - за отказ подобные молодчики жестоко мстят. Она как-то призналась Нюре, что потом долго моет руки, вытирает шею одеколоном, чтобы уничтожить даже память от его неприятного дыхания.
Аскольдик подбирался к уху, нашептывал что-то липкое, грязненькое, и Римме физически было не по себе.
Не мудрено, что Нюра раз и навсегда отвергла внимание Аскольдика, но по другим причинам. Он мог рассуждать о свободе творчества, о западной цивилизации, читать хрипловатым баском декадентские стишки, говорить о книжных новинках, о падении современного искусства. И все это было чужое, наносное. Никакого собственного мнения, все понаслышке, все ради острого словца и показной смелости. А вообще в глазах Нюры он был просто мелким пакостником.
Нюра спускалась по ступенькам и, не глядя на Аскольдика, который увязался за ней, пошла по песчаной дорожке, обсаженной чахлыми деревцами.
- У вас, девочка, отсталые взгляды, - нарочито гнусавя, цедил сквозь зубы Аскольдик. - Я считаю, что у каждого настоящего мужчины должна быть собственная машина.
- А у вас разве собственная?
- Могу предъявить права. Там указано, кто владелец машины.
- Вы ее сами купили?
Аскольдик снисходительно повел острыми плечиками и полез в карман за сигаретами.
- Угонять чужие машины я не пробовал.
- Но все-таки она чужая, - упрямо сказала Нюра. - Вы сколько здесь получаете?
- На сигареты хватает. - Аскольдик помахал зажженной спичкой и бросил ее через плечо.
- Значит, машина куплена не на собственные деньги, Вы их не заработали.
- У некоторых студентов тоже есть свои машины. Вы думаете, они покупаются на стипендию?
- Не знаю, - вздохнула Нюра. - Но только детям не дают играть со спичками.
Она хотела было сказать, что собственная машина в руках неоперившегося юнца - явление противоестественное.
Совсем иной спорт его интересует. Римма, правда, очень глухо, но кое-что порассказала, для каких надобностей подчас использовался папин подарок. Однажды Римма, которую Аскольдик с приятелем вызвались отвезти с танцплощадки домой, выпрыгнула из машины чуть ли не на полном ходу. Конечно, разные бывают ребята, честные и хорошие, им можно доверять 'Волги' и 'Москвичи', но ведь и от хороших, послушных детей родители прячут спички.
Да. Хотела сказать, но вспомнила о своих неприятностях, о неудаче Пояркова - и все другое, постороннее вылетело из головы. К тому же этот мальчишка ничего не поймет. У него свои жизненные установки, свои пути.
Приблизясь вплотную к Нюре, но все же боясь взять ее под руку, Аскольдик вкрадчиво зашептал:
- Почему вы никогда не бываете со мной? Ведь у меня могут быть серьезные намерения.
Нюру душила злость, ей хотелось побольнее оскорбить, обидеть мальчишку, чтобы навсегда освободиться от его противной навязчивости.
- Я не понимаю, что означают на вашем языке 'серьезные намерения'?
Пряча суетливые глазки, Аскольдик выдавил из себя:
- Ну, как обычно... Вполне официально.
- Короче говоря, - зло усмехнулась Нюра, - товарищ Семенюк предлагает мне руку и сердце?
Он жалко сморщился и засопел.
- Несколько старомодное определение. Но почему бы и нет?
- Спасибо за честь! Но мне кажется, что вам еще рано строить семью. Сами же говорите, что зарабатываете только на сигареты.
- Ах, вот что вас интересует? - Аскольдик приосанился. - Тогда разрешите вас успокоить. У моего папы достаточно средств, чтобы...
Нюра перебила его:
- Но ведь я отвечаю не на папино предложение. А вы еще мальчик.
- При чем тут возраст? Лермонтов уже в двадцать лет был Лермонтовым.
- Смелое сравнение. Только я говорю не о ваших годах, а о вашем будущем. Что вы умеете делать? Какая у вас цель впереди? Где...
- А если я ищу себя? - заносчиво
