уверял, что не выдаст его, и в самом деле никого из их фирмы до сих пор не выдал.
Кормили его хорошо, по внутреннему телефону он мог попросить кофе или чай, но в двери был глазок. Из факта, что только четыре человека вступали с ним в контакт, он сделал вывод, что, видимо, вскоре ему велят снова выехать за границу. Ему вручили анкету с вопросами по поводу дел, которыми он занимался, и попросили, чтобы он подробно на них ответил. Целыми днями и даже ночами он писал на машинке свой отчет. Каких мест - ресторанов, кофеен, бистро - надо избегать. В каких можно встретить педерастов, в каких лесбиянок. Где проще всего завязать контакт с людьми из чужих, фирм, как надо одеваться, какие сигареты курить, в каких отелях существуют два или три выхода. В каких случаях надо избегать летать самолетами, а в каких - ездить поездами или на машине. Шесть недель спустя получилась целая книга, которую у него забрали и, похоже, размножили: он тоже когда-то должен был читать такие отчеты. Но дела Бундера он не смог объяснить до конца, и это бросало мрачную тень на все, что он говорил. Ведь как объяснишь, что любил кого-то, и это усложняло все дело. К чертям, ведь он не мог отрицать, что на собственной машине довез Бундера почти до самого здания полиции. А раз так, то откуда эта страшная паника, бегство, которое могло броситься кому-то в глаза? Нужно было просто сменить место жительства, украсть у кого-нибудь паспорт и работать дальше. Ошибка, явная ошибка в работе.
И это свидание с Эрикой, которая высказала ему правду об их совместной жизни и заявила, что уходит к кому-то другому, с кем она познакомилась и кого полюбила. 'Не хочу я туда возвращаться',- взорвался он во время очередной беседы, которая была допросом. Они посмотрели на него как на сумасшедшего. 'Само собой разумеется, что вы уже не сможете туда вернуться'. Но, видимо, они все-таки не сказали правду, потому что его по-прежнему видели только четверо. Пока, наконец, ему не вернули его вещи, даже ремень из крокодильей кожи со спрятанной в нем тоненькой железкой и чужими деньгами, каждую мелочь, вынутую из его карманов, и не отвезли домой. Ему вручили удостоверение личности на имя Юзефа Марына и попросили, чтобы он, однако, не покидал своей квартиры. Три, нет, даже четыре дня он жил в этой квартире вместе с Эрикой. Она готовила ему еду, но они не разговаривали друг с другом ни о прошлом, ни о будущем. Они не спали вместе, впрочем, с ним случилось что-то странное - у него пропала охота к этим делам. Он чувствовал себя измученным, выжженным дотла. Он читал, спал, смотрел телевизор, бродил по квартире в мягких шлепанцах. На четвертый день за ним приехали на машине, вручили приказ о назначении на должность охотинспектора, ждали, пока он упаковывал вещи и садился в поезд. Тогда он и узнал, что на свете есть деревушка Морденги, до которой он должен был потом еще ехать автобусом. 'Ради вашего же блага,- сказали ему на прощание,- не приезжайте ни в столицу, ни в какой-нибудь другой большой город'. Ему сообщили пароль. Он обрадовался, что для него закончилось безделье, что он окажется в больших лесах и в одиночестве сможет верхом мерить лесные тропки и дорожки. Плохо, однако, что он поселился в лесничестве Кулеши и должен был слушать, как скрипит кровать наверху. Это пробудило в нем злобу, углубило чувство страха, что он стал таким же, как тот тип, который выслеживал его из-за ревности, потому что после допросов в полиции уже не мог жить с прислугой из отеля. Неужели такой конец ожидал и его, Юзефа Марына?
...В сумерках он задернул шторы и зажег в комнате свет. Потом позвонил на телефонную станцию отеля и сообщил, что спустится на ужин и, если кто-то ему будет звонить, пусть перезвонит через чае. На момент он заглянул в зал, где играл оркестр, но на площадке еще никто не танцевал. За столиками сидели одни проститутки и было очень мало мужчин, преимущественно арабы. Он поел в баре, потом, однако, снова спустился вниз и, закурив сигарету, задержался в коридоре возле дамского туалета. На любой географической широте те, кто хочет женщину за деньги, попросту ждут проститутку в коридоре, ведущем в женский туалет. Проститутки ходили туда все время - чтобы подкраситься, но всегда цель была совершенно другой.
Мимо него прошли несколько из них, он остановил высокую, худощавую блондинку с длинными волосами, в белой вышитой блузочке и в белых шароварах. Она немного напоминала Эрику, едва напоминала, потому что красота Эрики была почти совершенной, а у этой - средней.
- Мы могли бы провести пару минут в моей комнате,- сказал он ей по-немецки. Она окинула его внимательным взглядом, потому что он показался ей подозрительным. Он был слишком красив. Такой мужик может выйти из отеля на улицу - и любая из так называемых честных девушек, которые любят гулять возле отеля, будет к его услугам. Она, однако, не исключала, что этот тип предпочитает проституток.
- Надолго? - спросила она на слабом немецком.
- Два-три часа...
Девушка кивнула головой.
- Я скажу своей подружке и сейчас же к вам приду. Какая у вас комната?
- Я подожду здесь,- пожал он плечами.
Он не хотел называть свой номер. Перед тем как пойти к Марыну, она могла спросить о нем в регистратуре и узнать, что он не иностранец.
Она кивнула и вернулась в зал для танцев. С собой у нее была только пестрая косметичка - как у каждой проститутки. Никаких сумочек и документов. В косметичке пачка презервативов, помада, карандаш для бровей, платочек, какие-нибудь пустяковины, зажигалка, сигареты.
Скоро она вернулась, и Марын снова почувствовал в ней недоверие.
- Может, сначала чего-нибудь выпьем? - предложила она.
- Это можно сделать у меня,- ответил он. Когда они шли по коридору, она спросила:
- Ты надолго приехал?
- Видно будет,- сказал он.- А ты что? Работаешь на полицию?
Она притворилась обиженной. Не ответила ни слова, он же, открывая дверь и пропуская ее в комнату, с удовлетворением констатировал, что не потерял профессиональных навыков: польские газеты, которые читал, перед выходом он старательно сложил и спрятал в ящик стола. Нигде не было ни одной мелочи, которая ей или кому-нибудь другому могла бы хоть что-то сообщить о человеке, живущем в этом номере.
- Мне хочется выпить,- заявила она, остановившись посреди комнаты.
- Я не пью,- зевнул он.
- Но я пью.
- Вода в кране. А стакан в ванной.
- Я беру вперед. Давай бабки,- сказала она грубо.
Марын перестал улыбаться. Тогда она направилась к дверям.
- Подожди,- сказал он и полез за портмоне. Вытащил из него пачку марок и бросил на письменный столик.
Она вернулась, пересчитала деньги и хотела спрятать их в косметичку, но неожиданно запястье той руки, в которой она держала деньги, оказалось в железных пальцах Марына.
- Сначала покажи, что ты умеешь.
- Ты маловато даешь,- заявила она.
-Он вынул из кармана сигареты, подвинул пачку к ней.
- Если тебе мало, можешь идти...
Она приняла сигарету, подождала, пока он даст прикурить. Потом уселась на стульчике возле письменного стола, косметичку положила возле пачки денег. Из косметички вынула заграничный презерватив.
- Откуда ты знаешь, что я предпочитаю с резинкой? - спросил он.
- Такие, как ты, всегда хотят с резинкой. Боятся заразиться.- В первый раз она улыбнулась.- Ты не мог бы говорить по-английски? По-английски я говорю немного лучше.
- Я не знаю английского.
В самом деле, по-немецки она говорила слабо. Преимущественно существительными. Его немецкий тоже не был безупречным, но она этого и так не могла заметить.
- Подожди минуту.- Она похлопала Марына по плечу, погасила недокуренную сигарету и пошла в ванную. Марын подождал, пока раздастся шум воды и плеск, залез в косметичку и по профессиональной привычке проверил ее содержимое. Там был блокнотик. В другой стране он бы его забрал. Иво Бундер утверждал, что нет лучшего чтения, чем блокнотики дорогих проституток. Но эта не была дорогой, и ее блокнотик тоже не мог ни для чего пригодиться.
