сердце домработницы мать.
- Чтоб вы тут больше не хозяйничали. Хватит, поиздевались над нами на литовской земле! Ни один жид здесь не останется! - вызывающе бросает матери Уршула и замахивается на нее, чтобы ее ударить.
- Чего ждешь? Давай! - кричит на отца один из бандитов и толкает его к двери.
- Макс, Макс! - бросается за ними мать.
- Папа, папочка! - плачет в кровати Шуля.
- Уршула, за что? Что мы тебе сделали? - повторяет мать.
- Если хочешь, можешь идти за ним. Не думай, что ты останешься в своей квартире.
- Уршула, - умоляет мать, - возьми квартиру и все, что есть в ней, одежду, мебель, только спаси его.
- Поздно уже спасать, - торопливо отвечает Уршула, и выходит, хлопнув дверью.
- Папочка, куда пошел папа? - бежит к двери больная Шуля. Босиком, в ночной рубашке она выглядит такой маленькой и несчастной.
- Тише, доченька, - пытается успокоить ее мать, - иди в постель, папа вернется. Он доктор, ничего плохого людям не сделал.
Но отец Шули больше не вернулся.
СРЕДИ ЛЮДЕЙ
Шуля видит сон. Она карабкается на высокую гору, капли пота текут со лба, катятся по губам. Она тяжело дышит: до вершины еще далеко, а ноги уже изранены в кровь. Наконец она почти у самой вершины. Но вдруг перед ней глубокая черная пропасть. Шуля теряется. Что делать? Дорога исчезла, а впереди - пропасть.
Вдруг кто-то хватает ее в с силой толкает вперед. У Шули вырывается крик ужаса. Она скатывается с вершины - и просыпается.
Возле кровати стоит мать и держит ее за плечо.
- Вставай, дочка, скорей, нужно уходить отсюда !
Шуля еще не совсем проснулась. Она прижимается щекой к мягкой и гладкой руке матери: как хорошо, что это был только сон. Сейчас войдет папа и поцелует ее в лоб.
- Одевайся, доченька, мы должны оставить квартиру, - торопит ее мать.
Лишь теперь Шуля вспоминает, что произошло за последние дни, и радость пробуждения исчезает. Только вчера немного спал жар. Лицо девочки все еще бледное, под глазами синие круги.
- Мамочка, куда пойдем?
- Сама не знаю, доченька. Глаза матери красны от слез. Она уже готова: одета в серый костюм, на руке плащ.
- Возьми, Шуля, этот узелок, - протягивает ей мать небольшой узел, сама берет второй и прячет его под плащом.
Они выходят в коридор, спускаются по лестнице. Шуля остается в подъезде, а мать осторожно выскальзывает во двор, оглядывается и машет дочери рукой. Предрассветная мгла. Небо темно-серое, только на востоке чуть порозовело. Двор пуст. Улица тоже погружена в сон. Мать торопливо пересекает мостовую и входит в первый переулок.
- Тише, дочка, осторожней, - голос матери дрожит.
Спустя четверть часа мать останавливается перед серым четырехэтажном домом. На двери табличка: 'Д-р Витис, глазные болезни'.
Госпожа Вайс тянет за ручку двери.
- Слава Богу, дверь открыта! - с облегчением вздыхает мать.
Они поднимаются на третий этаж и останавливаются перед дверью с маленькой белой табличкой 'Доктор Витис'. Мать нажимает на кнопку звонка. Не открывают. Звонит еще раз. За дверью слышны шаги.
- Кто там? - спрашивает женский голос.
- Жена доктора Вайса, - сдавленным голосом отвечает мать. - У меня дело к доктору Витису.
- Доктор еще спит, - сердито говорит голос.
- Будьте добры передать ему, что пришла жена доктора Макса Вайса. Дело очень срочное, - просит мать.
- Подождите! - отвечает голос.
Долгое ожидание на темной лестнице. Наконец дверь открывается, девушка в белом переднике вводит их в гостиную и удаляется.
Шуля с любопытством осматривается. Ей знакома эта комната, ее плетеная мебель, странная картина на стене: мертвое тело и вокруг люди в диковинных шляпах.
Шуля уже была здесь дважды. Первый раз, когда дети в школе бросили ей в лицо песок, и у нее воспалились глаза.
Доктор Витис отказался тогда взять у Шулиного отца деньги за визит. Во второй раз она была здесь с мамой на дне рождения Альгирдаса, старшего сына Витисов. Она тогда принесла ему в подарок альбом.
Потом доктор Витис с женой были у них в гостях. Папа говорил, что они с Витисом друзья: доктор Витис - человек культурный и прогрессивный.
Дверь слева скрипнула, и в комнату вошла госпожа Витис. На ней было серое с зеленоватым отливом утреннее платье.
- Доброе утро! - глубоким певучим голосом здоровается госпожа Витис. Простите, что заставила вас ждать.
Мать Шули встает ей навстречу.
- Извините меня, госпожа Витис, что я разбудила вас так рано. Но... я не могла ждать.
- Да, да... Что привело вас ко мне в столь ранний час? - Госпожа Витис протягивает ей белую руку с длинными, покрытыми розовым лаком ногтями и приглашает сесть. - Ведь сейчас опасно ходить по улицам. Я имею в виду евреям, - продолжает госпожа Витис и смотрит на госпожу Вайс.
- Да, в этом-то и дело, - отвечает та и рассказывает все, что случилось с ними за последние дни: как они прятались в подвале, как заболела Шуля, как забрали отца, как предала их Уршула. В конце она раскрывает цель своего прихода: она боится оставаться с девочкой в своей квартире на улице Мапу и просит, чтобы семья Витисов приютила их на время у себя в доме. Через несколько дней, она надеется, в городе опять станет спокойно и они смогут вернуться в свою квартиру.
Госпожа Витис внимательно выслушала ее рассказ.
- Мне очень жаль, - говорит она наконец, - но я не смогу оставить вас у себя. Мужа нет дома, он уехал и вернется не скоро. Вы должны понять, госпожа Вайс, я женщина, и я боюсь. Вам ведь известно, что по новому закону христианам запрещается предоставлять жилье евреям. Я очень сожалею, но я не могу подвергать опасности свою семью.
Мать Шули побледнела. Не ответив ни слова, она повернулась к двери.
- Госпожа Вайс, - задержала ее хозяйка,- это не значит, что вы должны сразу же уйти. Нельзя так рано ходить по улицам. Я предлагаю вам подождать час-два. Приготовлю чай, выпьете, отдохнете, а потом пойдете.
Мать Шули бросила на госпожу Витис презрительный взгляд и ответила подчеркнуто вежливо:
- Благодарю вас. Но мы, я и дочь, выпьем чай у других людей, еще не забывших, что имеется и иной закон на свете, велящий дать убежище гонимому без вины, даже если он еврей. Прощайте, госпожа Витис.
Когда они вышли на улицу, уже рассвело. Яркое летнее солнце появилось из-за крыши серого дома, из которого они вышли. По улице торопливо проходили люди, некоторые, позевывая, стояли в воротах. Однако среди прохожих Шуля не видела знакомых лиц, и ей казалось, будто улица, на которой всегда было полно евреев, вдруг изменилась, будто она, Шуля, идет по совсем новой, незнакомой улице.
- Куда теперь, мама?
- Не знаю, дочка. Может, вернемся домой?
- Нет, нет, не хочу домой! - расплакалась Шуля.
- Хорошо, дочка, поедем к инженеру Кубилюсу. Может, он приютит нас.
В конце улицы стояла пролетка. Мать подошла к извозчику.
- Езжай на проспект Витаутаса, дом номер...
