«Что еще могло произойти?» – напряженно думал он, затягиваясь сигаретой и меряя шагами пустой коридор второго этажа. Что? И какие последствия могут ожидать отряд, если уже установлен факт диверсионного акта?
Так, не гони, посоветовал себе Марк, пока время есть – думай, думай.
Если утечка произошла из КДП, то аэродром скоро блокируют военные. Причем силами армейского спецназа, дислоцированными под Тбилиси, и спецназа МГБ. Как подготовлены и что умеют спецы из таких подразделений, подполковник знал хорошо. Максимум полчаса – и диверсионное звено трудно будет спасти.
Второй вариант. От Гришина, да и вообще от всей оперативной группы по экстрадиции подрывников держали в секрете истинные планы выдачи преступников. Для всех пункт назначения рейса 148 – резервный аэродром «Северный», тогда как на самом деле он изначально планировался в столичном аэропорту. Выходит, не доверяли членам опергруппы? Выходит, последнее решение осталось не за средним звеном?
Латынин! Латынин, в бога мать! Переиграл вчистую! И как! На последнем рубеже, или вираже, раз все дело произошло в воздухе: борт вылетает с одним планом полета, а садится с другим.
Но так легче, так легче, снова начал подгонять себя Марк, пытаясь найти выход из безвыходного положения. Пока есть время, есть и надежда спасти диверсионную группу.
Он лишь на секунду представил себе болезненные глаза полковника Гришина, услышал его характерное заикание: «Хорошая работа. П-прими мои п-поздравления!»
Пошел к черту! Не до тебя сейчас.
Впервые в своей практике подполковник Марковцев был вынужден возвращаться с задания пустым. Но дело не в этом, не в самолюбии – наплевать на него в данной ситуации, тем более операция сорвалась не по его вине. Но операция носит специфический характер, примеров не найдешь ни в учебниках, ни в специальной литературе. Нет аналогов ей. Как нет и результата. Отличный показатель. Все завернулось в бараний рог.
Сергей вернулся на КДП.
– Когда ты получил сообщение? – спросил он, снова вставая за спиной диспетчера и глядя на ненавистную зеленую отметку на радаре, обозначенную снизу цифрами: 148. Отметка медленно, едва заметно сползала вниз экрана, борт шел курсом север – юг. Но он не шел, а летел с сумасшедшей скоростью – восемьсот километров в час.
– Десять минут назад. – Диспетчер сверился с часами. – Одиннадцать.
– Экипаж борта знал об изменении плана полета?
– Думаю, нет. Мне показалось, что командир сам удивился решению изменить место посадки. Хотя для экипажа ничего сложного в этом нет. Они продолжат идти прежним курсом, не меняя эшелона.
Марк продублировал движение диспетчера, посмотрев на свои наручные часы. Время есть. Но его очень мало. Нужно немедленно, сию минуту принимать решение. Он перебирал очень важные мелочи, а такой весомый фактор, как группа спецназа на «Транзаках», чуть было не ускользнул от его внимания. Они приехали за подрывниками, и трудно было предположить, что им дали задание проехаться впустую. Стало быть, утечка. И если не здесь, то в Москве.
– Оставайся здесь и жди команду, – приказал командир Дубровскому. – Задание прежнее.
Он бегом, через две ступеньки спустился на этаж и рывком распахнул дверь в «Овальный кабинет».
– Много выпил? – Марковцев указал на бутылку. – Сможешь вести машину?
– Какую? – спросил Андриасов. Только что он видел Сергея с лицом уставшего на каторжных работах философа, и вдруг такая разительная перемена. Интересно, что с ним произошло?
– Я про твою машину говорю, про «Мерседес».
– А при чем тут мой «Мерседес?»
– Дорогой я все объясню. Поедем в Тбилиси. Помнится, ты говорил, что твою машину свободно пропускают на летное поле. Как-никак директор резервного аэродрома. Все! – Марк выставил руку в перчатке. – Больше никаких вопросов. Или ты везешь меня добровольно, или поедешь под дулом автомата. Есть третий вариант – прокатиться в багажнике. Только мертвым. Подгоняй, Эдик, машину к воротам. Иначе я забуду, что пил с тобой на брудершафт.
Бойцы молча слушали командира, говорившего хриплым голосом. Надо уходить – да, это они понимали. Но не хотели понять, почему без командира. Гущина посчитала, что гордость, граничащая с безумием, не может стать оправданием поступку Марка. Резанов думал о напрасно потраченных силах, что тщательная подготовительная работа и проведенная акция по захвату аэродрома не принесли хоть каких-то результатов. Игорь Стеблин хотел помочь командиру, но не знал чем.
Помолчав и представив, какой трудный выбор его ждет, Сергей сказал:
– Мне нужен доброволец. Но он должен знать, что назад не вернется.
– Марк, так вопрос не ставят. – Гущина уже говорила эти слова на базе. Она ответила ими на вопрос Сергея: «Кто из вас хочет, чтобы подрывники снова оказались на свободе?» Немного позже прозвучало выступление Михаила Муромова: «Это из-за тебя, Марк, мы влипли в дерьмо!» И даже после этого грешно было винить «гусей». «И лучше бы им не познать пути правды».
– Так не ставят вопрос, – повторила Гущина. – Или ты хочешь, чтобы мы все шагнули вперед? Мы шагнем, но выбирать тебе. Я бы не смогла выбрать.
– Не надо ничего выбирать. – Навстречу командиру шагнул боец. И Сергей понял, что, наверное, это справедливо, вернее, логично. Для этого человека он в свое время нашел бы нужные слова, а сейчас не находил их. Он просто кивнул Михаилу Муромову, давая согласие.
– Гущина старшая. Отходить по отработанному плану. Рации выключить. И не медлите: с минуты на минуту здесь будет бригада спецназа. Пошли, Михаил.
Все надеялись, что Сергей обернется, но он, не поворачивая головы, сел на заднее сиденье
