Был бы Холстов на расширенном совещании, проходившем с участием представителей Совбеза и ФСБ, высказал бы эту идею для протокола и расписался бы в нем. А после надолго бы замолчал, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего.
«…во время отрыва от преследования команда Хайдарова была уничтожена, а сам командир взят в плен». Лишь по этой причине Холстов «заподозрил» в Муратове командира спецгруппы. Но тут же отбросил эту мысль, понимая, что капитана Хайдарова правительство Ирака не выпустит ни при каких обстоятельствах. Они взяли его для того, чтобы казнить. Саддам никому не станет преподносить уроков и преследовать какие бы то ни было политические цели, у него в руках человек, который уничтожил его резиденцию, элитарный отряд спецназа «Алькор» и еще несколько десятков военных.
Выходит, капитан потерял не всю команду.
– Подполковник Холстов, Пятое управление. Представьтесь.
– Старший сержант Николай Муратов.
– Служите по контракту?
– Так точно.
Хорошо зная район базирования, где группа Хайдарова нарабатывала действия того или иного сценария, Муратов и его бойцы двое суток вели наблюдения за буровой. И с каждой минутой убеждались, что план Хайдара сработал: оставшихся в живых бойцов и заложников не ищут. Но какой ценой…
Сегодня утром Плут сообщил, что на базу прибыли скорее всего офицеры военной разведки; а до этого на буровой наблюдалось волнение в виде нахлынувших представителей чрезвычайной комиссии, куда, несомненно, входили и работники российского посольства. Они приехали на базу на двух микроавтобусах «Тойота» и в сопровождении нескольких военных джипов.
С чем был связан этот ажиотаж, спецназовцы понимали лишь отчасти: проверялись все предприятия, где работали российские специалисты.
Сегодня на буровой все было спокойно.
– Думаю, у меня для вас есть новость. – Холстов обращался к разведчику на «вы». Он мог сразу, по возрасту, определиться, что перед ним не капитан Хайдаров, которому было чуть за тридцать: Муратов выглядел на двадцать пять – двадцать шесть. – Ваш командир жив и содержится на гауптвахте Третьего армейского корпуса. Он дислоцирован в районе Эн-Наджафа.
Лицо Моджахеда расплылось в улыбке. Но она тут же сошла. Будто незначительное движение высохшей кожи и потрескавшихся губ причинило ему боль.
– А остальные? Гюрза, Али-Баба?
Брови подполковника пришли в движение. Однако он, как и его собеседник, быстро согнал с лица легкое недоумение. На вопрос сержанта подполковник покачал головой.
– Сколько вас осталось?
– Трое. И двенадцать заложников.
– Двенадцать кого? – не понял Холстов, ощутив в груди неприятный холод.
– Заложников, – повторил спецназовец. – Наши. Мы обнаружили их в бункере.
«О, ё… – длинно протянулось в голове офицера. – Комбат, ё комбат…» А перед глазами стало слово, коряво начертанное отчего-то прописными буквами: ЭВАКУАЦИЯ.
«Нет, только не я… – взмолился подполковник. – Мне бы чего-нибудь полегче». И он скосил глаза на двух помощников с военной выправкой и проницательными глазами на простецких лицах. «Что-нибудь полегче».
Холстов вдруг зацепился за бумаги Ухорской, которые он обнаружил на столе. Пока Анатолий Николаевич не разобрался в записях, чертежах и схемах – не до этого было, – сейчас же видел в них спасение: срочно лететь в Москву и докладывать о документах государственной важности. Расслабляясь, усмехнулся: хорошо бы иметь двух начальников – от одного получать задания, а другому докладывать о результатах. И чтобы на кабинетах шефов не было ни фамилий, ни их руководящих должностей. Просто стрелки: «Стрелка вверх – на самом топе. Стрелка вниз – на самой жопе».
И все же Холстов зацепился за бумаги, явно не намеренно оставленные Ухорской; над чем она работала и работала ли вообще, пока не ясно. Может, просто так вычерчивала что-то, убивая время. Вот к чему она написала: «Он улетел. Но обещал вернуться»? Кого имела в виду – Карлсона?
Не сдержав вздоха, подполковник вспомнил свое предостережение Полине: «Ты когда-нибудь доиграешься. Сама-то ладно, других за собой потянешь». Как в воду глядел.
– Где находятся заложники?
– Недалеко, – сжато ответил Моджахед. Он был одет в светлую мятую рубашку навыпуск, за которой скрывались пистолет и нож, и темные брюки, позаимствованные у одного из химиков. Они и два бойца спецназа находились сейчас на берегу озерца, сообщающегося многокилометровым каналом с озером Хаббания.
Вообще-то Николай рассчитывал поговорить с Ухорской, но, видимо, ее отозвали, прислав вместо нее «настоящих подполковников». Теперь Моджахеду стало понятно, почему она не отвечала на вызовы по радио: бойцы, имея переносные рации, в течение двух дней не могли связаться с ней. Едва ли не в полной мере сработала истина: разведгруппа погибает, когда теряет радиста и командира. Передатчик, обеспечивающий связь через геостационарный спутник, остался за плечами Виктора Джумаева. В противном случае шифрограмма нашла бы своего корреспондента в радиоцентре ГРУ еще два дня назад.
– Недалеко… – вслед за Муратовым повторил Холстов. – Полчаса потерпят? – полушутливо спросил он и только сейчас перешел на «ты», указав на свободный стул. – Присаживайся, Николай. Что это за бумаги, знаешь?
Моджахед заскорузлыми, сбитыми в кровь пальцами взял листок и, пробежав его глазами, вернул подполковнику:
– Нет. – Муратов не считал лишней эту «бумажную волокиту» – наверняка в ней было что-то важное. Но
