легла недалеко от хозблока. Люди стали ходить на объекты другим маршрутом, чтобы не беспокоить беспомощную пару. Через два дня олени перестали пугаться и стали принимать пищу из рук.
После аварии на ГП-7, когда от огромного газового факела пострадали люди, проживавшие в расположенном рядом поселке, жилье из промысловых районов стали убирать, Войновским дали комнату в пангодинском общежитии.
Варваре, зная ее деловые качества и умение ладить с людьми, предложили работу диспетчера по авиаперевозкам ГПУ в поселковом аэропорту. Это и явилось, как потом оказалось, главным делом в ее северной жизни, в котором она стала известной Пангодам и тем надымчанам, чьи производственные пути пролегали через 'Медвежье'. Здесь она снискала неподдельное глубокое уважение руководства, летного состава, пассажиров.
Пассажиры - это все пангодинцы от мала до велика, потому что аэропорт для жителей поселка альфа и омега всех дорог, деловых и отпускных. Поразительно, но для меня, как и для многих моих земляков, слово 'Варвара' - не только редкое имя редкого человека, но и имя нарицательное для целой группы предметов и понятий, связанных с деревянным зданием аэропорта, крохотным залом ожидания, аэродромными бетонными площадками, вертолетами, в прошлом - один из отпускных талисманов.
...Утром желающие улететь подходят к окошку диспетчера, записываются в общий список. Все с тревогой ждут своей участи, которая становится подвластной тому, кто только что их записал. Не всем пассажирам зала ожидания суждено сегодня перейти в категорию пассажиров вертолета, тому ряд причин - организационных, ведомственных, технических, сезонных, погодных...
Издалека доносится рокот подлетающего вертолета. Варвара Ивановна выходит из диспетчерской кабины, взгляды с надеждой устремляются на нее, многие встают. Она уверенным голосом, тона не допускающим возражений, зачитывает список счастливчиков, каждый из которых, услышав свою фамилию, торопливо берет поклажу, детей и устремляется к выходу. На улице пассажирская стайка с диспетчером во главе быстро и радостно движется к вертолетной площадке, куда уже приземляется 'вертушка', все останавливаются. Потоки воздуха поднимают песочную пыль, по лицам сечет мелкими камешками, улетают головные уборы, падают чемоданы, все смеются: до свидания, Пангоды, до свидания, Варвара Ивановна, до встречи после отпуска!
В тот декабрьский вечер я впервые ясно осознал, что есть что-то изначально тревожащее в самой комбинации слов: 'зал ожидания'. Тревожное потому, что, несмотря на расписание рейсов, в ста процентах так называемой уверенности всегда замаскированы несколько процентов неопределенности и даже один, чей-то, - безнадежности.
Как и положено залу ожидания, в том, прощальном, было много народу и мало слов... В то же время, здесь царила необычность, даже в запахе, звуках: пахло карбидом, шипела газовая горелка... Потом Пангоды огромным добровольным потоком, как коллективный диспетчер, сопровождали Варвару Ивановну до обледенелой вертолетной площадки.
С недавнего времени для меня 'Черный тюльпан' - это не только брюхатый аэрогрузовик наших современных войн, но еще и пангодинский серый ночной МИ-8, который, грозно мигая, уносил только что запаянный цинковый кокон в мутное оттепельное небо. Он так и остался в памяти исчезающим - в рокотную, циклично сверкающую точку.
На одной из фотографий семейного альбома ее сына я обнаружил грустную Варвару с большим белоснежным, солнцеобразным пятном в области сердца. Сын сказал, что так на пленке...
В Крыму, на Джанкойском кладбище тем летом появился памятник: в человеческий рост мраморная плита, на которой изображена красивая женщина. За ее спиной - снег, вертолеты. Вверху - эмблема 'Надымгазпрома' и надпись: 'Не напрасно называют Север крайним'.
Пангодинцы, возвращаясь из отпуска, встречаются с Пангодами еще в небе: 'Мишка' или 'Аннушка' перед заходом на посадку пролетает над всей южной границей поселка, с этой стороны он как на ладони. Те, кто живет в брусчатых или щитовых домах, на подлете, еще издалека, вытянув шеи, торопливо высматривают в иллюминатор свою 'деревяшку': цела ли? Я тоже, подчиняясь многолетней привычке- рефлексу, нахожу свою бетонную коробку и только тогда окончательно успокаиваюсь: дома. По аэродрому движется ручеек людей, сейчас мы приземлимся, ручеек перетечет в оставленный нами вертолет, а мы, в сопровождении Марины (Ирины, Милы...) - женщины в синей униформе с белой повязкой на рукаве, загорелой стайкой пойдем по направлению к зданию аэропорта, завершая еще один условный цикл непрерывного круговорота людей в Пангодах, на Севере, в природе...
У ПОДНОЖЬЯ ПРЕДПОЛАГАЕМОГО КУПОЛА
На фотографии в журнале 'Смена' было изображено нечто космическое: 'неземная' природа Крайнего Севера, голубые сосны, пушистый и искристый, как вата на новогодней елке, снег и ровные ряды красивых оранжевых бочек - в них жили люди! В статье писалось: здесь будет город под куполом, Надым...
Редкие сердца оставались спокойными, люди вздыхали и... переворачивали страницу: сказка!...
Альмухаметовы из города Энгельса проверили: действительно, в агентстве Аэрофлота продадут билет до города-сказки, надо только соблюсти некоторые формальности.
Реальная дорога, как водится, дала небольшой зигзаг, и они оказались в Пангодах, как они позже шутили, где-то у подножья предполагаемого купола...
Асма Манлаповна работала 'на земле' в школе, но, уезжая на Север, была готова на любую работу. Решила и даже загадала, что не будет сильно разборчивой, устроится в любую организацию, которая первой повстречается на пути. Когда приземлились в аэропорту 'Медвежье', находившемуся в то время в черте поселка, шел сильный дождь, они с дочкой забежали в подъезд деревянного общежития... 'Загадалка' сбылась: с того августа 1975 года по сей день беспрерывно Альмухаметова работает комендантом общежитий коммунальной службы Надымгазпрома.
'...Ася идет!!!' В общежитии, где много лет назад мне довелось проживать, это словосочетание было как удар хлыста, приводивший в тонус нас, 'нерадивых' холостяков: мы смахивали со стола 'компромат', гасили сигареты, проветривали комнаты, брались за веники. Но это был не страх, это было что-то наподобие ироничной уважительности, которую вселяла в нас строгая, но справедливая молодая комендантша, проживавшая с семьей в нашем же общежитии. Кстати, типовые деревянные двухэтажки секционного типа, пара десятков которых составляли в Пангодах основную цивильную архитектуру в контраст самопальной 'Нахаловке', называли не общежитиями, а - уважительно домами.
О трудностях раннего поселка Асма Манлаповна говорит скороговоркой работы она не боялась, проблемы решались... Особую заботу ей доставляло... отсутствие в конце семидесятых сберкассы в Пангодах. Делая уборку в комнатах, а приходилось и этим заниматься, обнаруживала под матрацами пачки денег. Двери настежь!... Ругала своих питомцев за беспечность. Они слушали и просили: в таком случае, Ася, выручай! Так она стала 'сберкассой', вела журнал - кто, сколько отдал на хранение. Уж у нее-то не пропадет, потому что хранила она чужие тысячи... под своим матрацем! Ни рубля не пропало.
Асма призналась, что уже не верит в сказки о подкупольных градах, но на Севере ее держит все же не только материальное. А что же?
- Люди, - пояснила она. - Отношения между людьми на Севере, конечно, за многие годы претерпели сильные изменения, но они по-прежнему проще и чище, чем на материке. Хотя, уезжать, конечно, придется. И вот боюсь: привыкну ли на 'новом' месте?...
РЯБИНОВЫЙ ПАЛИСАДНИК
У Светланы Ивановны Бородиной с мужем на Севере родились и выросли трое сыновей. Ежедневное семейное и производственное окружение мужчинами не изменили ее в более суровую, 'мужественную' сторону, она осталась мягкой, очень женственной и, что примечательно, такой же молодой, как и восемнадцать лет назад, когда выпускницей училища впервые робко вошла в цех КИПиА.
Первые годы они с мужем старались сохранить в себе и донести до своих 'северных' детей как можно больше собственной родины - южной России. Для этого даже развели под окнами квартиры на первом этаже деревянной 'бамовской' двухэтажки палисадник - как у них в Воронежской области,засаженный рябиной и березой.
- Изменились Пангоды, приехали новые люди, но для нас, ветеранов поселка, мир остался прежним - в старых друзьях, в воспоминаниях, заключает Светлана Ивановна.
Сейчас, живя уже в бетонной пятиэтажке, Светлана с мужем стараются сохранить в повзрослевших сыновьях уже не юг, а тот ранний Север, который был для Бородиных лучше, чище, безмятежней - может, потому, что они были моложе.
