на эту реплику Мэрс заметил, что за последние пять лет 'накатанные дороги' Хриса стоили жизни трем его товарищам.
Человеческая мысль и свободная беседа сами по себе не держатся в определенном русле, и разговор наш грозил отклониться от темы, тем более, как мне казалось, Мэрс был не очень склонен его поддерживать. Поэтому я воспользовался случаем, чтобы вернуть его к прежнему направлению.
- Пять лет! Сколько же времени вы находитесь на Хрисе?
- Восьмой год, - ответил Мэрс.
- И когда должны вернуться на Церекс?
- Никогда.
- Вы должны до конца жизни оставаться здесь?!
- До конца жизни.
- М-да, - неопределенно протянул я. - А как же теперь? Станция разрушена.
- Не знаю, - сказал Мэрс и повторил задумчиво: - Теперь ничего не знаю.
Мы, наконец, достигли конца трещины и остановились в тени скалы. Проделано было уже больше половины пути до 'Эльприса', Мэрс тяжело дышал.
- Давайте передохнем, - предложил я, оглядываясь по сторонам и выбирая местечко поуютней.
- Охотно, - отозвался Мэрс. - Вот здесь, между этих камней, кажется, можно сносно устроиться. Впрочем, тут везде одинаково. Жарко... Садитесь, Антор.
Я опустился рядом с ним и прислонился спиной к камню, так сидеть было удобней. В просветы между скал врывалось яркое солнце. Сверху на нас, не мигая, глядели далекие звезды. Пыль, камни, черное небо, унылые краски - и так всю жизнь. Я посмотрел на Мэрса, он возился с коробкой терморегулятора, освещая ее фонариком. Нужно иметь громадное мужество, чтобы навсегда покинуть Церекс и жить здесь.
- Мэрс, во имя чего вы это сделали?
- Что сделал?
- Прилетели сюда.
Он поднял голову, пристально посмотрел мне в лицо и сказал, снова наклоняясь к терморегулятору:
- Во имя людей, Антор. Вы, конечно, удивлены и не понимаете меня. В самом деле, что может сделать для людей ботаник, находясь на спутнике другой планеты, лишенной растительности, но... Конечно, ничего, или очень немногое, но все, что я мог сделать, я сделал там.
- На Церексе?
- Да.
- И поэтому вы здесь?
- Да.
- До конца дней своих?
- Вероятно, так.
- Но это похоже на заключение.
- Это и есть заключение.
- За что? Или это вопрос нескромный?
- Почему же. - Мэрс высоко поднял голову. - Я с гордостью отвечу на него: я хотел, чтобы люди жили лучше.
Я подумал о том, что на Церексе вряд ли найдутся люди, которые желали бы противного, и сказал об этом Мэрсу. Он рассмеялся, и смех его был звонок и заразителен.
- Что в этом смешного, Мэрс? Отвечайте! - вскричал я. В моей памяти промелькнули лица всех, кого я только знал. Никто из них сознательно не желал зла другим, даже Кор, даже Ромс. В худшем случае они думали лишь о себе или по-своему представляли благо для окружающих. - Говорите же! С какой стати вы взяли на себя роль единственного благодетеля? Или вы полагаете - высылка на Хрис объясняет мне все? Я знавал людей, которые умирали за других, а не только желали, чтобы те жили лучше!
Мэрс перестал смеяться и повернулся ко мне:
- Вот как! Вы знали таких людей? А вы думаете, я мало таких знаю? А кроме отдельных людей жизнь, как таковую, вы, Антор, знаете? А историю человечества вы тоже знаете?
- При чем тут история? Кроме того, я изучал в свое время историю...
- Изучал в свое время историю, - иронически повторил мои слова Мэрс. - Где вы ее изучали? В школе?
- Хотя бы и в школе.
- В школе, дорогой мой, уже давно не изучают подлинной истории, там вдалбливают в голову специально подобранные события, и далеко не самые важные.
- Я читал не только школьные учебники. Мне попадал в руки и Эринзор.
- Вы читали Эринзора?
- Да, почти всего. Не мог только нигде найти его 'Взгляды в прошлое'.
- И не найдете! - воскликнул Мэрс. - Может быть, на всей планете и уцелело с десяток экземпляров этого издания. Книга лет пятьдесят как уничтожена, и не только она, а вместе с ней и многие другие. Но даже если бы вам и довелось ее прочесть, то вы все равно бы не поняли многого. Эринзор так и не дошел в своей системе до того, что было понято людьми позднее...
Я взглянул на часы. В разговоре время летело быстро, нам пора было двигаться дальше. Мы вышли из-за нагромождения скал. От малейшей неровности грунта навстречу нам тянулись длинные тени. Солнце висело низко над горизонтом. Часов через сорок должна была наступить долгая хрисская ночь. Мэрс посмотрел на звезды и, определив направление, уверенно зашагал вперед. Шаги у него были твердые, четкие. Так здесь ходили все, кто долго прожил на Хрисе. Моя походка была неровная, подпрыгивающая. После Арбинады мне никак не удавалось приноровиться к слабому тяготению. Метров пятьсот мы шли, не произнося ни слова. Первым возобновил разговор я.
- Ну и что же было понято людьми позднее? Вы, конечно, это знаете, если связываете свое пребывание здесь с историей. Чего же так и не сумел понять Эринзор, а вместе с ним не понимаю я?
Мэрс умерил свой шаг так, чтобы поравняться со мной, словно, идя рядом, нам было удобнее разговаривать.
- То, дорогой Антор, - вы, между прочим, напрасно иронизируете, - то, что история - это не войны, не смена одного владыки другим, не даты постройки городов или каналов, а беспрерывная борьба людей за лучшую жизнь как с силами природы, так и с враждебными силами самого человеческого общества. А силы эти существуют, они опаснее слепой стихии, они принесли и продолжают приносить неизмеримо больший вред человечеству, чем все самые страшные естественные катастрофы, которые прокатились над Церексом за нашу историю. Это серьезный разговор, Антор, и так просто в двух словах все не выскажешь.
- Тем лучше, если серьезный! - с жаром ответил я. - За последнее время я привык к серьезным вещам!
Мэрс на секунду остановился, чтобы посмотреть мне в глаза, и сказал:
- Хорошо, об этом мы еще поговорим позже, а сейчас, Антор, я хочу заметить, что вы тоже были правы, но только формально. На Церексе действительно не существует людей, которые намеренно желали бы зла другим, но есть могущественная группа таких, которые хотят благополучия только для самих себя. Вот в этом и заключается самое страшное зло человеческого общества с момента его возникновения! Запомните это, Антор.
Некоторое время мы молча шагали рядом, плечо к плечу. Я раздумывал над тем, что было сказано, в голове копошились сомнения.
- Мэрс! Но это же пустые мечты! Людей не переделаешь, тысячелетиями они оставались такими же. Чего стоят тогда ваши стремления? Во имя чего вы должны умирать среди этих камней?!
Мэрс усмехнулся.
- Да, людей сразу не переделаешь, но пока мы и не ставим перед собой такой цели, это придет постепенно. Сейчас нужно создать условия для последующей работы с людьми, а это значит, что мы должны лишить материальной основы господства тех, для кого власть и богатства - основа личного благополучия. Ясно, Антор? Для этого нужно превратить заводы, плантации, транспорт и все остальное в собственность всего человечества, тогда отпадет главная причина разделения людей и, со временем, можно будет очень многое сделать.
- Понимаю, - сказал я, - вы хотите захватить власть и произвести такую реформу.
- Нет, Антор, ни я, ни мои товарищи здесь, ни те, кто ведет борьбу на самом Церексе, не хотим взять власть. Мы боролись и боремся за то, чтобы власть взял сам народ.
- Вы верите в возможность этого?
- Верим. Тот, кто не верит, не победит... Стойте, вот и следы, видите, я вас вывел более коротким путем. Далеко еще отсюда?
Я огляделся по сторонам. Все хрисские горы похожи друг на друга, но я узнал ту, с обвалившимся кратером. До 'Эльприса' от нее оставалось километров пять.
- Скоро придем, - сказал я и задал последний вопрос: - У вас есть семья, Мэрс?
Он сделал какое-то странное движение плечом и, повернувшись ко мне, ответил глухо:
- Была раньше.
Мы зашагали вперед. Мэрс больше не проронил ни слова.
32
Солнце на Хрисе лениво движется по небосклону. Так же медленно оно садится. Я часами сидел у иллюминатора, наблюдая закат. Диск светила уже провалился за линию горизонта, и в аспидно-черном небе полыхала только корона. Краски преобразились, появились новые тона, черные тени, как черные реки, заливали поверхность, становились все шире, все многоводней и отступали только у возвышенностей, ловящих своими вершинами последние лучи. Хрис исчезал. Он не засыпал, как засыпала Арбинада, и не умирал: умирать может только живой мир, он именно исчезал, холод и мрак словно растворяли безжизненный каменный шар.
За стеной моей кабины в подвесной койке метался и бредил Торн. Кор допускал к биофизику только Дасара, облаченного в биологический скафандр. По отсекам корабля распространился слабый запах халдаана, предупреждавший о нависшей опасности. Усилия Дасара были безрезультатными. Торн не поднимался с постели и почти не приходил в сознание.
Болезнь проявилась внезапно. Спустя десять дней после нашего прибытия с Арбинады биофизик начал жаловаться на боли в суставах. Обеспокоенный Дасар сразу же осмотрел его и нашел на теле зловещие коричневые пятна. Анализ крови показал наличие вирусов. Проведя исследование, биолог заявил, что вирусы не церексианского происхождения или, как он сказал более осторожно, 'современной науке этот вид не известен'. Торн был немедленно изолирован от остальных, на корабле проведена самая тщательная дезинфекция. Мы все ходили как тени, сторонясь друг друга. Случилось самое страшное - один из нас заболел болезнью 'оттуда'. О ней ничего не было известно, как она передается, как лечится, каков ее инкубационный период. Быть может, каждый из нас уже носил в себе этот недуг. Срочно были взяты
