Это было слишком даже для такого человека, как Турецкий. Он заметно побледнел от внезапно охватившей боли в сердце. Падерин поддержал начальника.
– Сердце?
– Пройдет. Зови Грязнова. Едем.
Авария со смертельным исходом на первый взгляд не была подстроена. Соня выезжала из переулка на шоссе и ехала, как определили гаишники, с нормальной скоростью – под шестьдесят. Да и водитель КамАЗа, паренек лет двадцати, испуганный и бледный, чуть не плачущий, не был похож на преступника. «Будем разбираться, – сказал Турецкому майор ГАИ. – Но в принципе дело ясное. Торопилась куда-то дамочка… Ну и не рассчитала своих возможностей».
Соня, накрытая с головой белой простыней, лежала на газоне. Турецкий подошел, откинул с лица женщины простыню.
– Если слабонервный, дальше открывать не советую, – предупредил судмедэксперт.
Турецкий долго смотрел на спокойное лицо женщины и вдруг заметил в ушах Сони сережки, точь-в-точь такие, что она оставила ему в гостиничном номере. Он осторожно вытащил сережки из ушей Сони и подозвал к себе майора.
– Отметьте в материалах дела, майор, что сережки изъял работник Генпрокуратуры Турецкий. Взял их на память.
– Слушаюсь.
В машине Турецкий вскрыл сережки, молча показал записывающее устройство Грязнову.
– Аппаратура есть?
– Нет. Спроси у Крота.
– Не хочу возвращаться ко всей этой погани!
– Крот едет следом. Звони.
Пленку с записанным разговором на вилле Креста прослушали в гостиничном номере Алексея Петровича.
– «Торопилась… – припомнил Турецкий слова майора. – Она торопилась ко мне, отдать пленку. Бедная девочка…»
– Можем взять их, Саша, – неуверенно проговорил Грязнов.
– А ты как думаешь, Алексей?
– Мне хотелось бы послушать тебя, Александр, – ответил Крот.
Турецкий покачал на ладони сережки, завернул в бумагу и положил в нагрудный карман пиджака.
– Вы не видели и не слышали пленку. И я тоже. Прочтите, – достав из «дипломата» завещание Сони, сказал он, закурил и отошел в сторону.
Крот и Грязнов прочли завещание и тоже закурили.
– Сегодня я уезжаю в Ставрополь, – нарушил молчание Турецкий. – Тело Софьи Андреевны должно быть доставлено в Москву, а оттуда в монастырь и погребено согласно завещанию. Для сопровождения будут выделены сотрудники ФСБ. Но нужен человек… Сами понимаете.
Крот взял завещание, свернул, положил в конверт и сунул в карман пиджака.
– Все будет сделано, Саша. И согласно завещанию.
– Спасибо. Другого я от тебя и не ожидал. Если возникнут затруднения, обратись в Генпрокуратуру, к Лиле. Бумаги, нотариус, деньги, недвижимость…
– Не беспокойся. В Москве я разберусь, но здесь нужна твоя помощь. Договорись с вояками насчет самолета.
– Самолет будет.
– До встречи в Москве, – поднялся Крот.
– Ты куда? – спросил Грязнов.
– В клинику.
– Софью Андреевну мы проводим все вместе, – решил Турецкий.
Поздно вечером с военного аэродрома поднялся самолет. Турецкий, Грязнов, охранники стояли на поле и смотрели на исчезающие в небе красные и голубые огоньки.
– Ракеты не найдется? – обратился Турецкий к офицеру аэродромной службы.
– Найдем.
– Пусти.
Взмыла в небо красная ракета, светилась долго и ярко, а потом враз погасла.
«…Теперь о старшем следователе по особо важным делам Турецком. Здесь дела хуже. В Кисловодске, Барсук, не только менты в форме и штатском. В городе ходят парни муровского полковника Грязнова, „русские волки“. Эти ребята, если ты хоть пальцем тронешь „важняка“, на куски тебя разорвут! Так что думайте». – «Что важно для „важняка“? Наказание. Так, может, ему помочь?» – «Это уже интереснее. Значит, так. Первое. Считать партию созданной. Второе. „Важняка“ пока не трогать. Третье. Помочь „важняку“ в наказании виновных». – «И кого мочить первого?» – 'Того, кто уже в глотке «важняка».
