на полную катушку ни за что ни про что. А там вообще неизвестно, когда еще помыться придется. Одежонку опять же простирнуть перед дорожкой.
– Так уж «ни за что»? – осмелев, иронично заметила Лена.
Дядя Вова бросила на нее короткий, но очень внимательный взгляд. Каким-то шестым чувством Лена поняла, что в эту долю секунды решается ее судьба. Либо Дядя Вова не примет ее фамильярность и жизнь в камере, по крайней мере на те три дня, что зечка будет здесь, окажется для нее сущим адом, либо...
Дядя Вова, видимо, выбрала второе. Может, чудесное спасение от удара током повлияло, может, вспомнила она себя вот такой же, начинающей уголовницей, впервые оказавшейся в следственном изоляторе, может, просто после помывки у нее было благодушное настроение. Как бы там ни было, Дядя Вова улыбнулась печально и сказала:
– Да, представь себе. Всегда было за что, а теперь... По глупости на этот раз попалась, блин...
У Дяди Вовы на лице отразилась неизбывная тоска и обида на жизнь.
– А в чем дело, Дядь Вова, расскажи, – попросила Лена, чтобы поддержать разговор.
– Да что уж там, – махнула рукой та, – словами делу не поможешь. Вот будет суд, и загремлю я на полную катушку.
Она покачала головой.
– Ну расскажи.
Дядя Вова смахнула набежавшую слезу и начала:
– Да по глупости... Дело-то у меня хорошее было. Я же завязать решила, а раньше все по наркоте работала. И вот предложили солидный бизнес, понимаешь, почти что легальный. Подмога, думала будет, на старости лет, дура! Сняли квартиру большую, трех блядей с Хохляндии на работу приняла, чуть ли не трудовые книжки завела! На телефон бабульку посадила, все чин чином. Сама нос в квартиру не казала, только деньги считала. Так, думала, и будет. Но нет, принесла меня нелегкая туда! И надо же – ментура в тот самый момент набежала! Вот невезуха! Видно, мне на роду написано на зоне загорать! Эх, жисть моя жестянка!
– А кроме того, что ты там оказалась в момент облавы, никаких улик больше нет?
– Да в том-то и дело, что нету! Бляди-то мои, конечно, языки в задницы позасовывали, если скажут, что хозяйка была, значит, и им больше припаяют. И старуха молчит.
– А что же они против тебя имеют?
– А то! Сыночек у меня есть родненький! Шоферские курсы закончил, чтобы они сгорели! Решила, дура старая, возле себя мальца пристроить! Блядей возить, значит. Ну и говорят, что раз и мама и сын вместе, значит, и в работе заодно. Да еще и судимости мои! Эх!
– И больше ничего?
Дядя Вова отрицательно помотала головой.
– Тебе что, мало?!
– А адвокат что? – не отставала Лена.
– Какой там адвокат! Нехристь какой-то хитрожопый попался. Он мне сразу сказал: или пять штук баксов, или ничего сделать не сможет.
– Что же, у тебя денег не было? – недоверчиво прищурилась Лена.
– Да в том-то и дело, что были! – плача и чуть не разрывая на себе футболку, воскликнула Дядя Вова. – Да держала я их в банке! В СБС-Агро! Идиотка! А этот гаденыш очкастый, стервец недобитый, кризис устроил! И все. Плакали мои денежки.
Она закрыла лицо ладонями и зарыдала. Девки из «могучей кучки» испуганно поглядывали на атаманшу. Такой Дядю Вову еще никто не видел.
– Да погоди ты нюни распускать, – чуть не прикрикнула на Дядю Вову Лена, – еще неизвестно. Может, и выкрутишься.
– Куда там! Нет, мне одна дорога...
– Так какую статью тебе шьют?
– Известно какую. Организация притона.
– Двести сорок первую?
– Угу. А ты-то откудова знаешь, девчонка? – удивленно подняла брови Дядя Вова.
– Знаю-знаю, Дядя Вова, я экзамен по Уголовному кодексу сдавала, – усмехнулась Лена.
– Как так? – изумилась атаманша. – Ты что же, в ментовской конторе работала?
– Да нет. Я на юрфаке учусь. Будущий адвокат.
– Ого! – уважительно повела подбородком Дядя Вова. – Значит, тоже будешь деньги с таких несчастных, как я, тянуть...
На ее лицо начала ложиться черная, как грозовое облако, тень. Однако в планы Лены Бирюковой никак не входило становиться для матерой уголовницы «социально чуждым элементом». Поэтому она торопливо возразила:
– Ну не такая уж ты несчастная, Дядя Вова, не прибедняйся. Давай вместе подумаем, что можно сделать.
– Что тут сделаешь? – обреченно сказала Дядя Вова, однако в ее водянистых глазах с пожелтевшими белками появилось что-то вроде надежды.
– Что у них есть, какие доказательства? – допытывалась Лена.
– Да не знаю... Вроде бы ничего, кроме сына. Ну и то, что я там находилась в момент облавы... Принесла же нелегкая. Аж зло берет.
– Понимаешь, Дядя Вова, в статье этой, которую тебе шьют, минимальное наказание – семьсот окладов штраф. А максимум – пять лет. Чувствуешь разницу?
Дядя Вова кивнула:
– Так вот за эту разницу адвокатишка и требует с меня бабки.
Лена помассировала виски, глубоко задумалась и наконец выдала:
– Ты должна доказать, что в тот день пришла туда по какому-то делу.
– Ага, – невесело заметила Дядя Вова, – следователь об этом как раз и талдычит. Дескать, колись, Вовка, пока не поздно.
– Давай вместе подумаем. Что кроме твоих непосредственных интересов могло тебя туда привести?
– Ну я не знаю... Если б я мужиком была, то сказала бы, что девчонку захотелось. А так...
– Ну может быть, какие-то еще дела? – не отставала Лена.
– Какие у меня дела в бардаке могут быть?
Обе замолчали.
– Ну ладно, – заключила Дядя Вова, – ничем тут не поможешь.
И пошла к своим.
Лена всю ночь не смыкала глаз. Листала затертый до дыр Уголовный кодекс. И утром опять подошла к Дяде Вове.
– Слушай, Дядь Вова, мне тут неплохая мысль в голову пришла.
Атаманша без энтузиазма повернулась к ней:
– Ну?..
– Сын твой! Он может помочь.
– Что – сын мой? Это одна из главных улик!
– А мы постараемся улику эту в свою пользу обратить. Ты ведь могла туда зайти, чтобы с сыном какой- то вопрос решить?
– Ну могла.
– Только это должно быть подтверждено документально, понимаешь? Чтобы комар носа не подточил.
– Где ж я такую причину найду?
– А ты подумай, Вовочка, подумай. Сколько ему лет-то?
– Да двадцать один. Здоровый бугай вымахал.
– А машина на кого оформлена?
– На меня.
– А ездит он по доверенности?
