Открывая дверь, Лиза интуитивно почувствовала, что в квартире кто-то есть. Она не закричала, но испугалась. Словно сжалось сердце, стали каменными и неподвижными ноги, чем-то ледяным мазнуло по спине. Не вжимая ключа, она чуть толкнула дверь, и сквозь щелку до нее донеслась музыка. И так же сразу отпустило. Почему-то показалось, что, если играет музыка, опасности нет.
Но вошла она тихо, не зажигая света в прихожей, вынула ключ и аккуратно, без щелчка прикрыла дверь. Музыка доносилась из большой комнаты, меньшая была ее спальней. Лиза решительно шагнула к стеклянной двери гостиной и толкнула ее. Увидела светловолосый затылок человека, сидящего в кресле спиной к ней и слушающего по телевизору выступление симфонического оркестра.
Незнакомец повернулся вместе с креслом и поднялся. Это был Турецкий.
– Извините, Лиза, – просительным тоном сказал он, – но у меня не оказалось другого выхода. Я сейчас вам все объясню.
Больше всего ее поразил не сам факт присутствия московского следователя в ее квартире и даже не возникший было риторический вопрос: каким образом он умудрился проникнуть в ее квартиру, запертую на два секретных замка, как ее убеждал слесарь из РЭУ, а то, что он стоял перед ней в домашних тапочках – своих, потому что у нее таких не было. И она с тяжелыми сумками в руках смотрела, как самая настоящая дура, на эти тапочки.
Турецкий проследил за ее взглядом и рассмеялся.
– Понимаете, какая штука... Номер мне забронировали в «Октябрьской», это не так далеко, на Лиговке. А из вещей у меня – одна маленькая сумка. Я подумал, что ради нее ехать в гостиницу, а потом возвращаться сюда, к вам, и при этом, как у нас говорят, «светиться» – вот он, мол, я, – никакого резона нет. Еще и хвост к вам, не дай бог, за собой притащу! А вам это надо? Вот я и решил подождать вас возле вашего дома, благо и времени-то оставалось не бог весть сколько. Ну а ваш замечательный начальник сыщиков говорит: чего ты будешь у подъезда ошиваться, внимание привлекать? И прислал специалиста, для которого всякая техника подобного рода – игрушки. Но я клянусь вам, что ни к чему здесь не притрагивался. Вот кроме этого кресла и телевизора. И еще на кухню заходил. Просто посмотреть. Давайте же ваши сумки!
Он взял ее сумки в одну руку, другой помог ей снять плащ и повесил его на крючок вешалки в прихожей. Она тем временем прошла на кухню. Увидев на столе бутылки, пакеты и надломанный батон, с новым интересом обернулась к Турецкому.
– А-а, – кивнул он, – я забыл вам сказать, что со вчерашнего вечера ни черта не жрал. Если не считать бутылки коньяка, которую мы в купе выпили пополам с моим другом, я о нем уже имел честь вам сообщить, с генералом Грязновым. Он начальник Московского уголовного розыска и всегда провожает меня в командировки. Обычай у нас такой, понимаете? Вот я и прихватил по дороге к вам, чтоб перекусить немного. Ну а остальное – так, за компанию. Вы не будете сердиться?
– Уже нет, – ответила она и стала разбирать свои сумки, вытаскивая и загружая в холодильник пачки пельменей, замороженной рыбы, банки каких-то консервов, пакеты с зеленью и овощами и прочее. – Ну а это зачем? – она показала на бутылки. – Вы же, насколько я понимаю, работать собираетесь. Или ваши планы с утра изменились?
– А одно другому никогда не мешало, – уверенно произнес он. – Спросите хоть того же Славку. Он подтвердит. Вас соединить с ним? – он достал из кармана мобильный телефон. – Я забыл, какой код Москвы? Ноль девяносто пять?
Она смотрела на него как на шутника, пытающегося заморочить ей голову.
– Ну о чем же я буду с ним говорить? Что за нелепость?
– А я вам объясню. Между прочим, это была его идея показать по телевизору фотографию Вадима. Дело-то в том и заключалось, что ни у него, ни у американца при себе не оказалось никаких документов. Убийца, выполнявший чей-то заказ, унес с собой буквально все, что было у них в карманах. Понимаете, в этом-то и была вся сложность. Убит – а кто? Ну с американцем быстро разобрались, его назвал охранник, находившийся в коридоре. Он, между прочим, и убийцу видел.
– А почему вы уверены, что стрелял один? – проявила она неожиданную литературную грамотность.
– Убийца был в форме официанта ресторана... Но это все детали, которые вам наверняка неинтересны. Да и знать вам это, честно говоря, совсем необязательно. В нашем деле вообще – чем меньше знаешь, тем дольше живешь. Вечером фото показали по телевидению, а спустя короткое время пошли звонки. Вот так мы и вышли на вас. Знаете что! Давайте мы Славке позвоним попозже. Очень есть хочется. Да я б и от рюмочки не отказался. Ах, совсем потерял нить! Слушайте, Лиза, вы совсем мне мозги запудрили!
– Я?! – она задохнулась от такой наглости. – Словечки же у вас!
– Ну не я же. Мы о коньяке говорили, так? И я сказал, что он полезен. А вы почему-то стали возражать. Я предвидел это и купил бутылку вина. Лиза, это очень вкусное вино, я знаю, пил его однажды. Когда-то в Абхазии, еще советской, его мне наливали из бочек. Представляете? И ничего не брали, пока ты пробуешь. Можешь залиться вином, пока сидишь вместе с хозяином в его погребке. Но на вынос – плати, пожалуйста! Эх, и времена были! Так вот это самое «Псоу» – нежное и легкое полусладкое вино. Я давно его не видел. Или вы предпочитаете коньяк?
– Слушайте, Саша, вы хоть руки-то мыли?
– А как же! На Литейном, в угрозыске. Как прибыл – сразу первым делом.
– Тогда пойдите в комнату и посмотрите еще телевизор. Дайте мне возможность привести себя в порядок и приготовить на стол.
– Если вам не нужна моя помощь, нет возражений. Но может быть, чтоб мне даром не терять время, вы дадите посмотреть материалы Вадима? Я успел прочитать только часть его дневника и в этой связи хотел бы уточнить вместе с вами некоторые неясные вопросы. Надеюсь, вы не будете возражать?
– Ну хорошо, а если я скажу: буду, – вы ж все равно не отстанете?
– Логично. Тогда из двух зол выберите меньшее и на нем остановитесь.
– И какое из двух вы рекомендуете?
– Послушаться меня.
Он, словно нечаянно, отщипнул от батона кусочек и сунул в рот. Жевал и улыбался, чем окончательно добил Лизу.
Слишком все происходящее было каким-то домашним, искренним, чтобы подозревать Турецкого в изощренной, хитрой игре.
– Идите в гостиную и сядьте за стол. Я сейчас вам принесу.
Он послушно ушел, не забыв отщипнуть еще кусочек батона. Она лишь покачала головой – без неприязни или строгости, а словно бы укоряя непослушного мальчишку. И тут же одернула себя: «Ты чего это, мать, расквасилась-то? Опять, что ль, потянуло?..»
Куда потянуло, не стоило и рассуждать. После возвращения Вадима из Штатов и последнего его приезда в Питер, после того неожиданного события, которое, по ее убеждению, полностью перевернуло ее мироощущение и даже характер, Лиза вдруг почувствовала, что ей удалось-таки добиться того, о чем мечтала, к чему стремилась со всей своей неумелой настойчивостью. Но шло время, а Вадим не спешил возвращаться к ней, чтобы, по его словам, наверстать упущенное за доброе десятилетие. И ей снова показалось, что любви как не было, так и нет, но есть опять одна сплошная физиология.
Лиза прошла в спальню, достала из комода старую, еще бабкину шкатулку, в которой хранила немногие свои драгоценности – материнское обручальное кольцо, несколько пар сережек и прочую бижутерию, носить которую почему-то стеснялась. Высыпав все содержимое на покрытую пледом широкую тахту, заменявшую ей кровать, Лиза поманипулировала с каждой из маленьких ножек шкатулки, и изнутри выпало дно, обнаружив небольшой тайник. Вот из него она и достала нетолстую пачку сложенных пополам листов и вырванные из тетради в клеточку страницы. Потом она вставила дно на место, сгребла туда свое «богатство» и убрала шкатулку обратно в комод.
Турецкий сидел за столом и указательным пальцем крутил по скатерти пепельницу в виде морской раковины.
– Вот, – сказала Лиза, входя и кладя перед ним стопку листов. Он посмотрел на них, потом поднял удивленные глаза к Лизе:
– Это что, все?
