Дверь распахнулась, за Игорем Всеволодовичем Игнатьевым пришел конролер.
- Спасибо за сигареты, - на прощание Игорь поблагодарил своего адвоката.
Когда дверь за ним захлопнулась, Борис недовольно накинулся на товарища:
- Ну что тебе нужно? Хочешь мне 'висяк' организовать? Хочешь кровью моей упиться? По-твоему, мало у меня дел и забот? Такое простое дело. Улик - вагон! Свидетелей - в суде все лавки займут! Газеты и телевидение уже сейчас лезут со всех сторон. Тебе почет и слава! А мне - облегчение. Зачем ты путаешь? Ведь мы снова, как в прошлый раз, пройдем по кругу. И опять тут же встанем. Поверь моему профессиональному чутью. Мы идем по правильному следу. Не путай его. И потом... У него такие характеристики из армии! Он же фронтовик! В Чечне служил. Кровь проливал.
- Я знаю. Штабным писарем. Ты на его руки погляди.
- При чем тут руки? Ты опять за свое. Я ему о снисхождении суда и о том, как срок скостить побольше, работаю за него, а он - руки! У них такие ножницы есть, что без всяких рук - сами! Кого хошь прирежут. Любые руки...
- Борис, скажи мне честно, как другу: а тебе самому не хочется правду узнать? Просто из любопытства.
- Это и есть правда. Правда в том, что перед тобой хитрый и опасный преступник. Бессовестный и жестокий. Способный на умышленное убийство. Без ясных причин. Вот кто-то ему не так сказал. Не так посмотрел. А он их ножницами.
- Что-то ты сочиняешь.
- Ничего я не сочиняю. Знаю я этих меланхоликов! Это ты простодушно желаешь видеть в каждом хлюпике великую душу. Всякие там страсти-мордасти. А жизнь порой бывает до крайности примитивна. Скотина и сволочь убивает людей. И все ему сходит с рук. Просто внешность такая! Ты про мимикрию слыхал? Есть у животных такая способность прятаться.
- Что ты на него катишь? В этом деле еще ничего не расследовано.
- Сюрпризик я тебе приготовил. Намедни тут делишки в архиве пролистал. Нашел еще кое-что. Совершенно такое же убийство! Тем же предметом. Все описания совпадают, приметы внешности, детали одежды убийцы.
- И на него валишь? Вы бы всем МУРом списали бы на него все свои 'висяки' за последние сто лет. Вот уж было бы здорово! И так по-нашему. А я-то думаю, что ты задумал? Действительно, ты прав. Пошлая реальность куда страшнее любой версии. Приближающаяся аттестационная комиссия в вашей прокуратуре. Я угадал?
- Да пошел ты! Раскаиваюсь, что вообще позвал, то есть пустил тебя в это дело. - Следователь Антоненко вышел из кабинета допросов, громко хлопнув массивной дверью.
Глава 11.
В этот раз ассистентка ждала Гордеева в аквариуме студийной проходной. Они встретились, как старые знакомые, и вместе направились в просмотровый зал.
- С монтажом Вадим Викторович успел раньше, чем я предполагала. Он очень торопится. Хочет успеть подать заявку на фестиваль. - Нюша разрумянилась от быстрой ходьбы. - Фильм получился очень смелый. Я думаю, мало кто у нас сейчас может оценить его по достоинству.
- Но это, как мне кажется, - заметил Гордеев, - и не так уж важно. Фильм рассчитан не на нашего, а на европейского зрителя, разве не так?
- Грубо говоря, так. Мы ведь обязаны вернуть деньги с проката. Наши вкладчики...
Они прошли по холодному серо-мраморному коридору, поднялись на следующий этаж, прошли мимо базы съемочной аппаратуры, где на громадных сказочных лавках механики в перекуры играют в шахматы, мимо железных ворот павильонов.
- Вот вы где! - Вадим Викторович неожиданно появился навстречу из-за поворота и сразу направился к Гордееву. - Здравствуйте, Юрий. Все готово к просмотру. Прошу вас! - Он распахнул обитую дерматином дверь перед гостем. И обернулся через плечо к ассистентке: - Спасибо, Нюшенька. Ты будешь с нами смотреть? Или пойдешь в группу?.. Там неплохо было бы подготовить монтажные листы.
- Я в группу пойду.
- Вот и умница. Нам нужно поговорить.
И режиссер закрыл за собой звуконепроницаемую дверь.
Гордеев осмотрелся в небольшом зрительном зальчике с несколькими рядами обыкновенных кинотеатровских стульев с откидными сиденьями, человек на двадцать. А в последнем ряду - мягкие кресла и перед ними столик, на котором расположена низкая настольная лампа с металлическим отражателем, телефонная трубка и панель с крупными серыми кнопками.
Локтев расположился за столиком, аккуратно разложил под лампой бумаги, разноцветные ручки, поднял телефонную трубку и властно распорядился:
- Начинайте!
Гордеев, чтобы не мешать работе отечественного классика, скромно сел сбоку среднего ряда.
Но хозяин радушно позвал его к себе:
- Юрий, садитесь ближе. Тут пепельница. Да и... Не кричать же через весь зал.
Гордеев пересел в соседнее с режиссером кресло.
Настольная лампа потухла вместе с верхним светом в зале.
Вспыхнул белый экран - замелькали какие-то киношные кресты, звезды, разметки.
- На пленке сейчас мало кто монтирует, - доверительно сообщил режиссер. - Сейчас все гонят подешевле, на видео. На видео и монтируют. А пленка только на чистовой монтаж. Если планируется кинопрокат. В редчайших случаях. Тогда уж все на пленке. И сразу в тираж.
На экране появилась великолепно убранная комната в стиле раннего итальянского Возрождения. Камера плавно двинулась в легкое колыхание кисейной занавески, полет - как дуновение воздуха. Плавно проплыла над широкой постелью под бархатным балдахином, вышла к открытой двери на солнечную террасу, откуда было видно и далекое живое море, искрящееся на солнце, и голубые горы со снежными вершинами в клубящихся серых тучах.
Хищная птица пролетела над головой, явив только свою черную тень, как ускользающий крест, на залитых солнцем каменных плитах пола террасы.
И зазвучала величественная, торжественная и бесконечно печальная музыка.
- Стоп! - яростно крикнул Вадим Викторович в телефонную трубку. - Вы что, работать разучились? Почему такое расхождение с фонограммой? Крестов на пленке не видите? Я вас, лодырей, загоняю, пока заряжать не научитесь!
Экран потух, оставив зал в темноте. Режиссер зажег хилую настольную лампу.
- Уходит мастерство, - вздохнул он, - даже в мелочах. Вот, было время, мы не ценили наших механиков. А теперь... Каждый день приходится учить, преодолевать элементарную безграмотность! Людей, имеющих представление о производстве, можно по пальцам пересчитать.
- А мне понравилось, - признался Гордеев. - Такое красивое изображение. И камера так плывет. Тень птицы - и вдруг музыка. Сама музыка - как тревожная тень птичьей черной тени. Что-то эдакое... Страшное и завораживающее.
- Да вы поэт! Именно так и задумано. Но музыка начинается раньше, а там, где вы так правильно почувствовали, будет музыкальный акцент. И очень приятно, что есть зритель, способный оценить изображение. У меня снимал молодой парень. Наш. Учился в Голливуде. Вот, у меня его первая картина. Старается. Ну и... Наши возможности. Мы не скупимся на качество изображения. Аппаратура только самая- самая! Берем, не считая, сколько стоит.
Экран снова засветился, и изображение возникло вместе с музыкой. Но, увы, эффект чуда пропал.
- Все это снято в павильоне! И дворец, и прекрасные итальянские дали с морем. И тень коршуна, - похвастался Вадим Викторович. - Все это спецэффекты!
- Если не секрет, сколько уже потрачено на производство? Могу ли я ознакомиться со сметой? - спросил Гордеев.
- Сожалею, но это невозможно. Смета у нас составляется только как отчетный документ. Что-то выбить, получить. Выплатить. Списать. Закрыть статью. И никогда никакой реальности за собой не имеет. Потому что по-настоящему все выглядит совсем иначе. Намного... Гораздо более, чем...
- Золотое дно для всяких... волшебников, - понимающе усмехнулся Юрий. - А откуда берутся огромные
