заинтересовался работами тощей барышни неопределенного возраста, где-то так от шестнадцати до сорока. Вот его жена бы, конечно, разобралась.
Ее крохотные картины напоминали странные сны, которых у каждого бывает в избытке. А уж у людей выпивающих и подавно. В этом было что-то от Венички Ерофеева. Отдельные предметы, трансформированные в масштабе, сочетались самым причудливым образом.
Заметив невольный интерес Турецкого и явное непонимание ее бессмертных творений, художница с готовностью и некоторой даже жалостью объяснила:
– Это сюрреализм.
– А! – проявил наконец эрудицию Турецкий, – Сальвадор Дали!
– Моя фамилия – Тютюкина, – возразила художница. – При чем тут Сальвадор Дали?
– Ну как же, – смутился Турецкий, – он же тоже вроде этот, сюрреалист. Или нет?
– В общем-то да, – неохотно признала Тютюкина. – Но мне ближе Рене Магрит. Дали – просто клоун. А вот Магрит – настоящий сюрреалист.
– Н-да? Скажите, мадам Тютюкина, а как переводится слово сюрреализм?
– Мадемуазель, – снова оскорбилась художница. – А «сюрреализм» – это сверхреализм. Сопоставление, так сказать, отдельно взятых реалистических образов, составляющих вместе фантасмагорически- сновиденческую картину мира. Ферштейн?
Турецкий подумал и не смог-таки понять, почему у него вдруг прорезался интерес к этой «живописи», но чем-то все же она его задела. Или нет?
Двигаясь в западном направлении (это был единственный способ попасть во владения Богачевых со стороны городских пляжей), через полчаса он добрался до дома.
Катя была одна. Виктор Гукк вместе со своей воспитанницей уехали на экскурсию в Воронцовский дворец. Мальцев их сопровождал.
– Вы уже как к себе домой приезжаете, – без особых эмоций прокомментировала Катя появление Турецкого.
– Вы преувеличиваете, – скромно возразил он. – Хотя, конечно, от такого жилища я бы не отказался.
– Что вам нужно?
– Какие-нибудь драгоценности, которые вам также доставал Артур Карлович Гукк.
– Зачем это?
– Возможно, мы смогли бы отследить какие-то его каналы. Катя, учитывая, что нет ни одного мало- мальски нормального снимка ваших подвесок, а на видеосъемке их разглядеть тоже невозможно, у наших специалистов серьезные проблемы с их идентификацией. Попросту говоря, мы не слишком понимаем, что, собственно, и где надо искать.
– Я же вам сказала, подвески Екатерины.
– Это Гукк, кажется, так сказал, – поправил Турецкий. – Когда он вам их привез?
Они сидели на веранде, на втором этаже, в плетеных креслах, подставив лица морскому бризу.
– Ну Гукк сказал, какая разница, – лениво подтвердила Богачева.
– Разница, конечно, несущественная, просто я прежде никогда не сталкивался с тем, чтобы человек говорил о себе в третьем лице.
– Я о себе вам еще ни слова не сказала. Несмотря на то, что вы все вынюхиваете, как ищейка.
– «Как ищейка» – это на самом деле комплимент. Но я все равно не понимаю, – сознался Турецкий. – У вас амнезия. «Подвески Екатерины» – это чьи слова?
– Никогда не думала, что в Генеральной прокуратуре работают такие тугодумы. «Подвески Екатерины» – это мои слова.
У Турецкого что-то неприятно шевельнулось в животе.
– Уж не хотите ли вы сказать, что «Подвески Екатерины»... это название?
Богачева не сочла нужным говорить, только кивнула.
– А кто их так назвал?
– Да почем я знаю? Я вам что – ювелир или историк?
– Историк? – машинально переспросил Турецкий, все больше впадая в панику. – О чем это вы? При чем тут история? Какой Екатерины эти подвески?
Катя снова промолчала.
– ?! – Он вскочил на ноги, опрокинув плетеное кресло.
Генеральная прокуратура – старшему следователю по особо важным делам Турецкому А. Б.
СПЕЦСООБЩЕНИЕ
На ваш запрос относительно пропавших у Богачевых ювелирных украшений, именуемых якобы «Подвески Екатерины», сообщаем: таковые действительно существуют, но последние пятьдесят лет находятся в Государственном музее Эрмитаж в Санкт-Петербурге. Двенадцать бриллиантовых подвесок по десять каратов на золотом колье, работы голландского мастера Ван Шваабе, принадлежавшие Екатерине Великой, не могут находиться в частной коллекции, поскольку являются достоянием истории и культуры нашего государства. Этот факт не подлежит сомнению уже многие десятилетия.
Турецкий. Крым, Ялта. 27 августа, 21.30
– Витька, мерзавец! – обрадовался Турецкий звонку приятеля.
– Саша, тут такое дело, – замялся Солонин. – В общем, звонила твоя жена. И сказала, чтобы, это самое...
Турецкий слушал и не верил своим ушам. Витя Солонин, блестящий профессионал, знающий тучу европейских языков, путался в одном-единственном, великом и могучем. Надо было выручать друга. И Турецкий сказал со вздохом:
– Сказала, чтобы я купил лук. Сладкий, ялтинский, красный.
– Ну! – обрадовался Витька. – Ты просто телепат!
Генеральная прокуратура – старшему следователю по особо важным делам Турецкому А. Б.
СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Срочно!
В результате экспертизы и спектрального анализа, проведенных по вашему требованию группой экспертов-криминалистов, химиков, физиков и искусствоведов, установлено, что так называемые «Подвески Екатерины», работы голландского мастера Ван Шваабе, принадлежавшие Екатерине Великой, находящиеся в качестве уникального музейного экспоната в Эрмитаже, не являются подлинными. Колье, абсолютно идентичное оригиналу, выполнено действительно из золота, но не более десяти лет назад, а что касается собственно подвесок, то это так называемые фианиты, искусственные бриллианты, которые научились изготавливать еще много лет назад в ФИАНЕ (Физическом институте Академии наук).
Примите меры, чтобы держать эти сведения в состоянии абсолютной секретности.
У дирекции Эрмитажа возникает закономерный вопрос: стоит ли под благовидным предлогом убрать лже-подвески из выставочного зала?
Турецкий. Крым, Ялта. 28 августа, 12.00
Ни в коем случае не убирать. Ни в коем случае! Не исключено, что преступник может отследить это и спрятаться поглубже.
Но каков жук! Каков гусь!
Украсть экспонат из Эрмитажа?!
Причем не исключено, что уже довольно давно.
То есть лежат себе драгоценности под стеклом, экскурсанты ходят, глазеют, искусствоведы распинаются, что это тут такое уникальное, и никто, никто не знает, что там – туфта!
И еще, кстати, вопрос, сам ли Гукк подменил подвески? Может, он выступал только в роли продавца. Может, он даже не знал, что подвески краденые... Хотя нет, если он – опытный оценщик, то должен был сообщить, с чем имеет дело, и навести справки.
Что же предпринять, черт возьми, сидя здесь, в Крыму?
А чего там предпринимать? Когда неясно, что делать, надо звонить Грязнову.
