на которые сразу же покупалась «визитная карточка» любой эстрадной звезды – длинный, как трамвай, бестолковый и неповоротливый «линкольн». Любая из бесчисленных певиц отдала бы полжизни хотя бы за частичку славы Анны Разиной. Славы и влияния... Лишь несколько человек в российском шоу-бизнесе обладали таким влиянием.
Звездную пару сопровождали трое охранников – здоровенных малых с бычьими шеями и не менее бычьими лицами. Войдя в павильон, они профессионально оглядели помещение и, не заметив ничего опасного, продолжили движение.
Ковтун сделал над собой усилие, нацепил профессионально-доброжелательную улыбку, раскинул руки в стороны и направился к ним.
Присутствующие на площадке по-разному отреагировали на появление кумиров. Осветители, не обратив ровно никакого внимания, продолжали дымить своим «беломором», ассистенты и помощники также продолжали заниматься своими делами. Только массовка с интересом поглядывала на вошедших. Еще бы – не каждый день увидишь вживую тех, кого привык видеть только на экранах телевизора.
– Приветствую, Анна Кирилловна, – с деланой радостью, которая, впрочем, не слишком отличалась от настоящей, воскликнул Ковтун. – Очень рад вас видеть! А мы уж думали, вы не появитесь.
– Ну что ты, Савва! – ответила Разина. Она переходила на «ты» начиная со второй минуты разговора, тем самым моментально показывая собеседнику, кто есть кто. – Мы же договаривались! Как мы можем подвести? А что касается опоздания... Просто мы сначала на концерте задержались, потом в пробке... Ты же знаешь, какие в Москве автомобильные пробки!
– Да, и не говорите! Страшные пробки! – ответил Ковтун, который уже полгода ездил на метро: машину пришлось продать, чтобы рассчитаться с долгами. – Очень рад вас видеть. Очень рад. Замечательно выглядите, Анна Кирилловна.
Высокомерно кивнув и чуть растянув губы в подобии улыбки, Разина ответила на комплимент. Затем вынула из сумочки сигарету и закурила. Охранники стояли как статуи.
– Здравствуйте, Элем, – обратился Ковтун к певцу, – ну как, вы сегодня в форме?
Тот пожал протянутую режиссерскую ладонь и кивнул.
– Я всегда в форме! Как бык-производитель! – повернувшись к жене, тяжеловесно сострил Симеонов. Разина даже не улыбнулась, осматривая павильон.
В ответ на шутку певца Ковтун заставил себя растянуть губы в жалкой улыбке.
– Жарко тут у вас, – заметила Разина.
Режиссер развел руками:
– Ничего не поделаешь. На такую площадь никаких кондиционеров не хватит. А вентиляторы тоже включать нельзя, они нам весь снег сдуют. Так что приходится терпеть.
– Ну ничего, потерпим! – жизнерадостно потер ладонями Симеонов. – Как говорится, вперед и с песней!
И сам же оглушительно и неожиданно захохотал. Нервный Ковтун вздрогнул и потянулся длинными тонкими указательными пальцами к своим пульсирующим вискам. Разина продолжала дымить и осматривать павильон. Охранники даже бровью не повели.
– Хорошо, – слабым голосом произнес Ковтун, – можете переодеваться, Элем. Там для вас приготовлена отдельная уборная.
Он указал в угол павильона.
При слове «уборная» Разина оживилась, щелкнула пальцами охранникам:
– За мной, ребятки.
И все пошли в сторону артистической уборной. Туда же потянулись костюмеры и гримеры со своими ассистентами.
Ковтун опять захлопал в ладоши, впрочем, все было готово к съемкам.
Спустя несколько минут Симеонов вышел из артистической уборной. Он был великолепен – расшитый золотым позументом камзол, треуголка с пышными перьями, туфли с огромными блестящими пряжками. Сбоку на расшитой перевязи болталась длинная шпага с украшенным блестящими камешками эфесом. Из- под головного убора небрежно выбивались белые кудри парика. Под носом Элема Симеонова красовались маленькие усики.
Певец должен был изображать русского государя Петра Великого, прибывшего со свитой в Амстердам, где в его честь дают бал. По смелому замыслу Ковтуна, русский царь должен был по своей привычке напиться и шокировать чопорных европейских аристократов своими выходками. Конечно, все это дело должно было сопровождаться песнями Симеонова.
– Ну как? – помахивая тросточкой, которая в его огромных ручищах смотрелась как карандаш, спросил Симеонов.
– Очень хорошо, – ответил Ковтун. – Просто великолепно.
– Я тоже так думаю, – самодовольно ответил Симеонов.
– Вы помните текст?
– Хм... Спрашиваете! Конечно, помню!
– Тогда давайте порепетируем.
Ковтун повернулся лицом к площадке и закричал:
– Массовка, по местам! Приготовиться! Где актеры?
Из-за декорации вышли двое актеров – король Нидерландов и его дочь – принцесса. Последняя пыталась спрятать горящую сигарету в кружевном рукаве своего платья. Заметив вопиющее нарушение, Ковтун нахмурился, и девушка быстро затушила сигарету о резную спинку стула. Режиссер с выражением безнадежности на лице махнул рукой...
– Так, – снова захлопал в ладоши Ковтун, – приготовиться. Элем, займите свое место. Вот здесь, возле короля. Да-да, между ним и принцессой.
Симеонов послушно подошел к монарху. Ассистентка вручила ему большой хрустальный бокал, сделанный, впрочем, из оргстекла.
– Приготовились... Начали! – сказал Ковтун. – Элем, ваша реплика!
Симеонов повернулся к королю и, улыбаясь, произнес:
– Ваше величество, у нас в России после первой не закусывают!
– Что вы говорите! – ответствовал голландский король, старательно имитируя акцент. – Дас ист фантастиш!
– И после второй – тоже! – сказал Симеонов и опрокинул бокал.
Король вытаращил глаза...
Ковтун уныло наблюдал за происходящим. Элем играл отвратительно, актер, изображавший голландского короля, в общем, тоже. Да и текст, который собственноручно был написан Ковтуном, даже ему самому казался просто тошнотворным.
– Придворные! – закричал Ковтун. – Давайте, давайте! Прохаживайтесь.
Придворные послушно начали прохаживаться взад-вперед.
«Ничего, – подумал Ковтун, слушая идиотский диалог монархов, – сойдет. „Пипл схавает“, как говорит один наш шоумен...»
– ...А после пятой у нас начинают петь! – заявил Петр Первый, бросая бокал на пол. Пластмассовый сосуд закатился под диван.
– Хорошо, – оценил Ковтун, решив не мучиться дальше, – это последняя реплика. Теперь песня. Порепетируем ваши передвижения.
Оператор расставил на полу специальные метки, которыми Симеонов должен был руководствоваться, передвигаясь по площадке, и кивнул Ковтуну. Режиссер махнул рукой звуковику, и тот врубил на полную мощность песню Симеонова.
Танцевать Симеонов любил. Он делал это самозабвенно и с удовольствием. Говорили даже, что в свое время перед ним стояла дилемма – стать певцом или танцором. И только большие деньги, маячившие на горизонте будущей звезды эстрады, решили дело.
Придворные продолжали прохаживаться по площадке, Симеонов танцевал и исправно открывал рот под свою песню. Мелодия была заводная, мелодичная, и Ковтуну даже понравилось.
«Нет, определенно неплохо. Этот номер будет центральным в программе. Эффектно снимем,
