сейчас, когда мегаполис так разросся, она вообще оказалась чуть ли не в центре города. А поскольку ее значение как пути для доставки грузов давно сошло на нет, сам Бог велел использовать как-то более рационально и ее, и занимаемую ею огромную территорию прилегающей к ней хаотичной промышленной застройкой и всей полосой отчуждения. Вот и решено было построить примерно две трети новой магистрали прямо вдоль Окружной, а еще одну треть проложить через не имеющие особой ценности и не очень плотно застроенные городские кварталы, находящиеся в окружении так называемых промзон. А вот стык этих двух кусков приходился как раз на участок, просто перенасыщенный памятниками архитектуры и культуры, ту самую Немецкую слободу, куда бегал от строгих воспитателей мальчишка царевич, ставший потом Петром I, и где впитывал он представления о том, какой должна быть жизнь во вверенной ему Господом огромной империи. Одним из его учителей в Немецкой слободе был сухопутный моряк-иноземец Франц Лефорт, которого Петр пожаловал адмиралом и по имени которого вся местность впоследствии (именно здесь одна из самых знаменитых в России тюрем) стала именоваться Лефортовом. Трасса новой магистрали неминуемо должна была пройти рядом с дворцом Лефорта, через огромный дворцовый парк, также являющийся культурно-историческим памятником, и отклониться от этого маршрута было просто невозможно: шаг вправо означал разрушение тоже чуть ли не при Петре возведенного комплекса зданий Военного госпиталя, шаг влево – выносил трассу на обрыв крутого и ползучего берега притока Москвы-реки – Яузы, речушки невеликой, но создающей очень непростые гидрологические условия...
Вокруг этого самого Лефортовского парка шла война такая же давняя, как сам проект постройки новой магистрали. Общественность восстала сразу же: не дадим уничтожить памятники! Не дадим загазовать культурно-историческую зону, ну и так далее. И вот когда при новой власти проект строительства Третьего кольца обрел новую жизнь, магистраль в районе Лефортова решено было загнать в туннель длиной в два с лишним километра. Дорого? Да, конечно, не дешево. Но город готов пойти на это, лишь бы остался в целости и сохранности лефортовский комплекс. Сторонников этого нового решения – главным образом из тех, кто желал угодить мэру (ведь Третье кольцо являлось его любимым детищем), – было столько, что решение это тут же и утвердили: строим туннель. Мало того, туннель был включен в принятый с ходу городской думой новый генплан развития города. И как-то мгновенно, как будто горело, была составлена смета и уже определен подрядчик – все тот же «Стройинвест», и уже «Стройинвест» попросил у него, у Топуридзе, валютную ссуду на приобретение проходческого щита в Германии. Почему в Германии? Да потому, что у немцев щит самый большой – 14,5 метра, ответили ему. Всего-то триста миллионов дойчмарок... А во сколько подрядчик оценивает работы по проекту в целом? По смете – полтора миллиарда долларов... Георгий Андреевич уже готов был разрешить своему Универсал-банку выдать этот кредит. И разрешил бы, тем более что на него вовсю давили два влиятельных вице-премьера и особенно – Рождественский. Выдал бы – куда бы он делся... Документы в порядке, правительство – за. Все – за, кроме самого премьера, то бишь мэра.
Топуридзе
Хотя глубокий туннель вроде бы и сохранял памятники старины, но он же – в предложенном проекте по крайней мере – содержал массу деталей, смущавших зоркий на такие вещи глаз мэра. Ну например, эвакуационных выходов было заложено вдвое меньше, чем нужно бы – по правилам их положено делать через сто пятьдесят метров, а в проекте – через шестьсот, и больше сделать нельзя. Ну а если пожар, как недавно в туннеле в Альпах? В Германии, в Гамбурге, проложен похожий туннель под Эльбой – там было уже тридцать шесть пожаров. У немцев в туннеле почти всегда пробка. И это при том, что там количество полос такое же, как наверху. Даже вентиляции и той в проекте толком не было заложено, так что при длине в два с половиной километра он превращался бы в форменную душегубку...
Мэр, естественно, не был специалистом по туннелям, он только все спрашивал у проектировщиков, у строителей, готовых хоть сейчас взяться за строительство, за освоение такого лакомого пирога: «Ну вот вы проектируете туннель на глубине сорок метров, – значит, на выезде будет очень сильный уклон, верно? Вот и по чертежам видно – уклон очень крутой. Ну а если там, на самом верху, что-то случится хотя бы с одной машиной и она покатит назад? Водителю станет плохо или, к примеру, откажут тормоза, что не такая уж и редкость, – и что тогда? А не дай бог авария произойдет серьезная – это значит, что туннель сразу надолго выйдет из стоя, не так ли? Тем более что туннель-то у вас получается узкий, – грубо говоря, всего два ряда вместо четырех наверху. Значит, столкнувшиеся в туннеле машины объехать будет никак нельзя, верно?»
Мэр и так прикидывал, и этак, и проект ему все больше не нравился, хотя лоббисты по-прежнему отстаивали его с пеной у рта. Особенно мэра смущала ширина – на поверхности на подъезде к туннелю восемь рядов в обе стороны, в самой трубе – шесть, да и то зауженных, поскольку в соответствии с диаметром того щита, который строители намерились по дешевке купить в Германии, это всего два полноценных ряда в каждом направлении.
Незадолго до того как случилась вся эта история в Клеонтьевском, мэр позвонил ему:
– Георгий, я насчет туннеля. Поди, уж в печенках у тебя, да? Давай приезжай, а то у меня тут большая драка опять, я один отмахиваюсь.
– Жертв нету? – засмеялся Георгий Андреевич.
– Пока нету. Но у меня тут целая делегация со сметой на строительство, так что жертвы вот-вот появятся. Знаешь, сколько они запросили? Два миллиарда «зеленых»... Это значит, реально будет еще больше. Представляешь?
– Ничего себе! – удивился Георгий Андреевич. – Ведь вроде раньше речь шла о полутора. Это, выходит, один километр обойдется в пятьсот миллионов? Это ж какой-то тихий ужас!
– Вот и я говорю им – ужас. Давай приезжай, решим вместе, что нам лучше сделать.
Он, конечно, приехал и застал у мэра разгоряченных схваткой Рождественского, и главного заместителя мэра по строительству, и главного архитектора города, и еще каких-то людей, в основном представителей будущих подрядчиков. Схватка, как он понял, была нешуточная, и Рождественский, и те, кто его поддерживал, костьми ложились за туннель глубокого заложения и за приобретение германского щита.
– Все, – сказал вскоре мэр, решительно подводя итог совещания. – Будем думать, будем рассматривать другие проекты – посмотрим, что там прорежется в честной конкурентной борьбе. А то ишь – два миллиарда! Это ж надо – четверть годового бюджета города, три дорожных фонда! Нет, ребята, я на такое безумство так вот, с кондачка, пойти не могу.
– Зря только время потеряем, – недовольно буркнул Рождественский. – Все равно лучше этого ничего не нарисуется. Тем более что весь город, вся общественность за глубокий туннель...
– Общественность, как я понимаю, – усмехнулся мэр, – вообще против туннеля. Но без туннеля нельзя, не выйдет. Стало быть, так. Если ничего не нарисуется, как утверждает Борис Семенович, – тогда примем ваш проект и, может быть, даже вашу смету. А пока – рассматриваем все проекты, которые есть...
Вот тогда-то и появилась на столе у мэра записка одного из сотрудников НИИ транспортного строительства Баташова, которую мэр передал Георгию Андреевичу для ознакомления и доклада на заседании правительства, назначенном как раз на 19 декабря.
Автор рассказывал в записке о своем проекте строительства туннеля. Проект Баташова был чрезвычайно интересен уже хотя бы тем, что на его осуществление требовалось «всего» девятьсот миллионов долларов, то есть более чем в два раза меньше. При этом не надо было приобретать щит, а кроме того, сроки строительства туннеля сокращались с шести лет до полутора-двух. И это при восьми полосах, при необходимом количестве удобных эвакуационных выходов и вентиляционных отдушин.
Завершалась поданная Баташовым записка отчетом о том обсуждении его проекта, которое состоялось у главного архитектора города. Баташову позвонили за день, предложили: если хотите, приходите завтра на совещание по вашим предложениям. Баташов поинтересовался, как же он придет, если не успеет пригласить с собой участвовавших в обосновании и разработке его проекта профессора Фролова из Питера, профессора Маковского из МАДИ, академика Круга... Ничего, приезжайте, у нас домашняя обстановка, сказали ему. Ну он и приехал. А там все та же песня – представители заказчика, представители подрядчика, главным образом из «Стройинвеста», отстаивающие с пеной у рта «глубокий» проект. Ну и, конечно, Рождественский. В суть предложений Баташова никто и вникать не стал, все дружно кричали: не позволим разрушить Лефортово... Даже на замечания ответить не дали... Баташов так откомментировал это
