конец Америке...
Начало марта не лучшее время года на советско-китайской границе. Метет поземка, ветер буквально сбивает с ног, мокрый снег обжигает глаза. Одним словом, лучше сидеть дома и не высовываться.
Около полудня начальнику советской пограничной заставы, что находилась северо-западнее Владивостока, позвонили из Москвы. Тучный майор, слушая абонента на другом конце провода, вытянулся в струнку и сразу помолодел лет на десять.
– Так точно! – отрапортовал он и, бросив трубку на телефонный аппарат, негромко добавил: – Твою дивизию.
– Что случилось, Михалыч? – спросил сидевший рядом на стульчике взъерошенный капитан. – Проверка, что ли?
– Какая, мать их, проверка. Они там в кошки-мышки играют, а мне, если что, отвечай. Приказали сегодня до утра семнадцатый квадрат не трогать, – повысил голос майор.
– Как так не трогать? – непонимающе развел руками капитан.
– Оставить его, мать их, в покое. Не соваться, – популярно объяснил майор.
– А-а, понятно, – до капитана дошло. – Только это, Михалыч, не кошки-мышки, а бери выше: игры в шпионов. Не иначе.
– А мне, Иван, глубоко насрать, какие там у них игры. Понимаешь? – Майор не унимался. – У них там что-то сорвется, а мне по шапке. Или еще хуже – именно в этот момент нарушитель сунется. И что ты думаешь, они на себя ответственность возьмут? Хрен с маслом! Это меня в штабе округа во все дырки иметь будут, мать их перемать...
Майор ругался последними словами, нервно прохаживаясь по кабинету.
– Да все я понимаю. Они в центре в штабах на спецпайке задницы отращивают, а мы здесь, у черта на рогах, ну сам знаешь...
Капитан извлек из ящика стола закупоренную бутылку «Сибирской», ловко вскрыл и разлил по стаканам.
– Возьми, успокойся. На сегодня начальство вроде как в увольнение отпустило.
– Действительно, чего это я? – Майор взял подвинутый ему стакан, выпил. Уже миролюбивее сказал: – Ну и погодка сегодня! Дует, метет – собаку страшно выпустить.
– Да, кому-то не повезет. Это точно, – резюмировал капитан и одним махом осушил свои полстакана.
...Двенадцать часов спустя в семнадцатом квадрате, на том участке границы, на который Москва приказала пограничникам закрыть сегодня глаза, появились три человеческие фигуры. Две явно принадлежали взрослым, одна совсем маленькая.
Фигуры двигались бесшумно, иногда превращаясь в едва различимые силуэты или просто темные колышущиеся тени. В этом месте, где они даже не шли, а с трудом пробирались сквозь налетавшие с малыми промежутками шквалы ветра, снег доходил до щиколоток. Но от этого не становилось легче. Низкие тучи, совсем немного пропускавшие луну и уж тем более наплевавшие на звезды, неслись с дикой, безудержной скоростью, не оставляя никакой надежды на скорое прекращение своих гонок. Ветер, вперемешку с колючим снегом, так и норовил повалить, сбить, потом, как побежденного, присыпать.
И все же фигуры упорно продвигались вперед, борясь с разгулявшейся стихией. Они направлялись к китайской границе.
Китайские пограничники без всякого приказа начальства свыше попрятались в своих довольно редких в этих местах домиках-постах. К тому же какой смысл усиленно охранять границу, если не только русские, да и другой нормальный человек в такую погоду не рискнет носа на улицу показывать. Опять же ни черта не видно.
А две фигурки уже пересекли небольшую замерзшую речушку и поднимались на белеющий в редких проблесках луны холм. На его пологой вершине они смогли наконец перевести дух. К ним подошла третья.
– Ну что, дошли? – спросила женщина.
– Дойти еще не дошли, а вот перешли – это точно, – ответил молодой мужчина.
В это время ребенок поскользнулся и, упав на спину, заскользил вниз. Мужчина тут же повторил его подвиг, а так как был значительно тяжелее, первым достиг подножия холма. Вскочил, подхватил съехавшего прямо ему в руки мальчика, поставил на ноги, отряхнул.
– Испугался, сынок?
– Не успел, – ответил мальчик и протер варежкой глаза.
К ним таким же образом присоединилась женщина и тихонько вскрикнула.
– Катюш, ты как? – Мужчина бросился к ней, помог подняться.
– Да нормально я, Леш. Просто отвыкла. – Она немного помолчала. – Как у нас в Москве на горках. Помнишь?
– Пап, а мы скоро домой? – Мальчик задрал голову и вопросительно уставился на отца.
Алексей, чтобы не смотреть сыну в глаза, прижал его к себе.
– Скоро, Костик, скоро, – и обернулся к Кате.
Она смотрела в сторону Китая...
В километре от холма их ждала машина, старый раздолбанный «газик». Втиснувшись в кабину и взяв мальчика на руки, они почувствовали первое облегчение. Водитель, пожилой китаец, дружелюбно улыбался, демонстрируя мелкие желтые зубы. Здороваясь, он часто кивал.
Грузовик урчал и вздрагивал. Китаец, поджидая их, прогревал мотор. Он включил передачу, машина резко, но не очень громко взревела и помчалась в сторону Харбина. До рассвета оставалось достаточно времени. Они укладывались в график.
Алексей с удовлетворением отметил, что к их приходу добросовестно подготовились (во всяком случае пока). Движок у «газика» отрегулировали так, чтобы своим ревом он не поднял на уши всех местных пограничников на много километров вокруг. Машина катила по полузанесенной снегом дороге, и от этого движения, покачивания и тепла внутри кабины настойчиво тянуло в сон.
Катя перебросилась парочкой фраз с водителем, который одновременно был и проводником и связным. Китаец опять широко заулыбался и затряс головой. Она положила голову на плечо Алексею и отключилась. Костик заснул, когда они еще только уселись в кабину, мгновенно. Сам Алексей, с трудом удерживая отяжелевшие, упорно опускавшиеся веки, старался не спать, держаться. Надо кому-нибудь одному бодрствовать. Он стал вспоминать прием в МИДе, министра иностранных дел и конечно же Симоненко.
Тогда в МИДе, когда министр обвел указкой границу США, он едва не присвистнул. Его поразила конечная цель и масштаб задуманного. Он догадался, почему Симоненко не рассказал ему все до конца на даче днем раньше, умолчал. Генерал хотел, чтобы Алексей услышал это от самого министра, прочувствовал, осознал, насколько серьезно задание, доверенное ему, его семье. С этой целью, наверное, и был задуман визит в министерство и беседа с Громыко. Что ж, надо признать, небезрезультатно.
Потом их с Катей четыре месяца готовили. Китайским языком она занималась с ним сама. И вот тут возникал вопрос. А не был ли выбран маршрут через Китай из-за Кати? И не начинал ли, тогда еще разведчик Симоненко, разработку этой операции много лет назад? Почему и схлестнул их с Катей судьбы, и на время законсервировал.
Но сейчас все это было не суть важно. Уже не существовало разведчика-одиночки под псевдонимом Птенец. Появились другие птенцы. Много птенцов. И эти птенцы, выпущенные могучей державой, именуемой СССР, должны были вырасти в больших, сильных птиц и сделать для Родины то, чего она от них ждала.
В начале марта 1961 года птенцы пересекли китайскую границу. Алексею исполнился тридцать один год, Кате – двадцать девять.
Впереди, моргая редкими предутренними огнями, показался Харбин.
Алексей, стараясь не разбудить сына, растолкал Катю. За всю дорогу он все же сумел не заснуть.
...В Харбине они поселились на улице Цветов, в тихом провинциальном районе. Дом, который они заняли, принадлежал умершему недавно бывшему офицеру-белогвардейцу, бежавшему из Владивостока вместе с китайскими войсками. По легенде и, естественно, документам они являлись потомками русских эмигрантов. В частности, почивший поручик Маслюков, во владение которого они въехали, доводился якобы
